Алекса Гранд "Безумие на двоих"

– С чего ты взял, что я…

– Станешь слушаться меня?

Продолжает оборвавшуюся на середине фразу Мот и делает большой шаг вперед, вынуждая меня отступать и вжиматься голыми лопатками в стену. Дрожать от искрящегося между нами напряжения и судорожно сглатывать в глупом желании погасить разгорающийся в крови пожар.

– Станешь.

Безапелляционно чеканит он и упирает массивные ладони по обе стороны от моей головы, заключая меня в импровизированную клетку-ловушку, которая вместо понятного страха дарит странный ажиотаж.

И я сама тянусь навстречу человеку, который ни во что меня не ставит, запутываюсь пальцами в его шелковистых смоляных волосах и выгибаюсь, лишь бы получить свою дозу гормона радости. Подставляюсь под жгучие поцелуи, взрывающие фейерверк у меня в груди, и стараюсь не думать о том, что мы с Матвеем поступаем неправильно.

Где-то в висках звонко стучит молоток-наковальня, бешено колотится беспокойное сердце, а тщательно вдалбливая в мою непутевую голову мораль валяется на полу рядом с улетевшими туда джинсами. И я позволяю своим ладоням скользить по каменной груди сводного брата, отодвигать край ткани и невесомо-нежно прикасаться к горячей коже, расписываясь в собственной пагубной зависимости.

Шатаюсь, как будто опустошила бутылку лучшего шампанского. Хватаюсь за стену, когда Матвей отстраняется, и не спешу прикрываться, больше не стесняясь своей наготы. Жадно глотаю воздух, пытаясь восстановить сбитое к черту дыхание, и собираюсь признаться, что там, в клубе, не знала, кем приходится Сергею Федоровичу Зимину Мот. Только вот застывший рядом парень не собирается вести со мной хоть сколько-нибудь конструктивной диалог.

– Это не должно больше повторяться, Саша.

Сухо цедит он сквозь зубы и вихрем выметается из кабинки, бросив через плечо равнодушное «жду тебя на парковке». Пугает проходящую мимо продавца-консультанта с многочисленными вешалками в руках и в считанные секунды исчезает из бутика, оставляя после себя десяток вопросов и тонну недоумения.

И я покупаю тот самый комбинезон назло ему, а еще беру три разных платья с провокационными разрезами-вырезами, и направляюсь в отдел нижнего белья, хоть отмеренный Матвеем час давно уже истек. Перемериваю дюжину комплектов и останавливаюсь на самом простом черном и более нарядном бордовом, вскоре выскальзывая на улицу с довольной улыбкой. Которая тут же сползает с моего лица при виде Мота, флиртующего с длинноногой рыжей девицей.

– Я закончила, милый.

Победно демонстрирую десяток разных пакетов и получаю такой убийственный взгляд, от которого в любой другой момент я бы съежилась и трусливо ретировалась. Но сейчас во мне гуляет какой-то нездоровый азарт, подталкивающий к необдуманным поступкам, и я с энтузиазмом самоубийцы продолжаю дразнить звереющего Зимина.

– Ну, что, поехали, дорогой?

Без посторонней помощи размещаюсь на переднем сидении его авто, предварительно закинув пакеты в салон, и в зеркало заднего вида наблюдаю, как торопливо сваливает уязвленная девушка. А потом Мот садится за руль, обдавая меня волнами неудержимого гнева, и резко бьет по газам, заставляя вжиматься в кресло.

– Еще раз так сделаешь, пойдешь по трассе пешком, поняла?

Не поворачиваясь ко мне, выплевывает он так, что у меня внутренности сводит, и нервный колючий ком подкатывает к горлу. Пальцы только с пятого раза вставляют ремень безопасности в паз, а веки зажмуриваются сами, когда автомобиль под управлением Матвея разгоняется почти до двухсот.

Запредельно. Дико. Страшно.

И все, потому что я его довела.

Глава 5

Саша

Мы летим по магистрали на сверхзвуковой, пока я ругаю себя за опрометчивую выходку. Закладывает уши, как на большой высоте, сердце норовит пробить грудную клетку и упасть прямо к ногам. И я малодушно молюсь, надеясь добраться домой целой и невредимой и не воткнуться в отбойник или какой-нибудь джип.

Каждый раз, когда обиженный рев клаксона несется нам вслед, я хочу одернуть Мота, но в последнюю секунду прикусываю язык. Вслушиваюсь в его шумное дыхание и понимаю, что он ловит запредельный кайф от этой сумасшедшей гонки. А я… а я сама испытываю неуместную, но такую головокружительную эйфорию, от которой мурашки маршируют вдоль позвонка.

– Скажи, Матвей, а тебе права в переходе в метро купили, а?

Интересуюсь у будущего сводного брата, когда мы за малым не цепляем борт маршрутного такси, и отворачиваюсь к окну, не в силах выдерживать прицельный огонь его наглых глаз.

– Подарили. Вместе с машиной на день рождения.

Хмыкает он и продолжает лихачить в присущей ему самоуверенной манере, как будто он на этой дороге и в этом городе царь и бог. Как будто его не парит гипотетическое наказание, и полицейский у служебного транспорта машет своим полосатым жезлом вовсе не ему.

За превратившийся в целую вечность час мое настроение меняется не меньше сотни раз. В одну секунду мне хочется придушить балансирующего на острие опасности Матвея, а в другую – признаться, что впечатление он производит неизгладимое. И мне приходится отвесить себе внушительный ментальный пинок, чтобы так откровенно не пялиться на его жилистые руки с выпуклыми венами.

– Станция конечная. Поезд дальше не идет.

С едким смешком сообщает мне Мот, и я выпутываюсь из принявших неправильное русло мыслей и неловко вываливаюсь из его авто. Лихорадочно подхватываю пакеты и устремляюсь вон из гаража, стараясь скрыть неровный румянец, стремительно окрашивающий щеки.

Только Матвей догоняет меня в два счета, окуная в мучительную неловкость, и даже распахивает передо мной дверь в дом, рисуя иллюзию идеальной семьи. По крайней мере, так мы с ним выглядим для встречающих нас Сергея Федоровича и мамы.

– Как провели время, молодежь?

– Прекрасно.

С показным энтузиазмом отвечаю сияющему благодушной улыбкой Зимину-старшему и протискиваюсь к лестнице, намереваясь избежать душащих меня расспросов. Перепрыгиваю через пару ступенек и заскакиваю в свою комнату, как будто за мной гонится стая голодных волков. Замираю посреди спальни, бросив пакеты на кровать, и вздрагиваю, спиной ощущая чужое присутствие.

– Помочь разобрать покупки, сестренка?

Матвей снова бесцеремонно вторгается в мое личное пространство. Заполняет собой легкие, давит гребанной аурой властности и упивается тем влиянием, которое на меня имеет.

– Сама справлюсь.

Отвечаю ему негромко и не могу сдвинуться с места, наблюдая, как он с грацией хищника выплывает у меня из-за спины и приближается к не заправленной постели. Вытаскивает из первого попавшегося пакета длинное красное платье тонкой вязки и ядовито цедит.

– Отстой.

И, в то время как я захлебываюсь охватившим меня возмущением и пытаюсь подобрать достаточно обидные и хлесткие слова, он натыкается на понравившийся мне комплект кружевного белья и выразительно изгибает бровь.

– А это ничего так. Примеришь?

Ровно на пару мгновений я столбенею и поджимаю пальцы ног. Все мое существо заходится в волнительном предвкушении, пока разум вязнет в густом тумане. И пусть недолго, но я вполне серьезно рассматриваю поступившее предложение, прикусив нижнюю губу. А потом все-таки стряхиваю опутавшее меня наваждение и пытаюсь забрать у Мота предмет своего гардероба.

– Совсем с ума сошел, Зимин?! Отдай!

Как атакующая слона моська, я бегаю вокруг будущего сводного брата, пытаюсь допрыгнуть до его поднятой вверх руки, в которой вместе со злосчастным бюстгальтером болтается узкая полоска трусиков. И я собираюсь в красках высказать Матвею все, что о нем думаю, приправив пламенную речь ворохом нецензурных эпитетов, когда в дверной прием протискивается мамина счастливая голова.

Меня бросает в холодный пот при мысли о том, как она отреагирует на творящееся в комнате безобразие, но Мот с ловкостью фокусника прячет мое нижнее белье за спиной и торопливо вешает на лицо ту самую улыбку, от которой девушки растекаются перед ним ванильной лужицей.

– Что вы здесь делаете, дети?

– Я заглянул спросить, вдруг Саше нужна помощь с перестановкой.

Вопиющая ложь без заминки слетает с порочных губ Зимина-младшего и зарабатывает ему еще несколько очков в глазах моей матери. По крайней мере, она понимающе кивает и исчезает в коридоре вполне удовлетворенная его объяснением. Я же мечтаю надеть Матвею на макушку ночной горшок, или вазу из-под цветов, или шутовской колпак.

– Расслабься, сестренка. Я прикололся. Но два билета до Урюпинска взять еще не поздно.

Всем своим видом Мот демонстрирует, что я здесь нежеланная гостья, ну а я в который раз хороню свои глупые планы по налаживанию с ним отношений. Прощаюсь с поблекшей радостью от покупок, раскладываю вещи в огромный до потолка шкаф и усаживаюсь за учебники. Только вот информация успешно минует мозг, не желая усваиваться, как бы я ни билась над превращающимися в невнятное пятно строками.

Так что ложусь спать я совершенно не готовая к завтрашним парам и долго ворочаюсь, вспоминая, как Матвей ворвался ко мне в примерочную. Как его крепкие руки скользили вдоль позвоночника, как я впивалась ногтями в его плечи, и как жадно мы с ним целовались, как будто между нами нет преград, вроде грядущей свадьбы наших родителей и его лютой необъяснимой неприязни.

А наутро мы снова изображаем лучащихся энтузиазмом будущих родственников, под пристальным взглядом Сергея Федоровича торопливо впихиваем в себя завтрак, норовящий застрять поперек горла, и пулей вылетаем в гараж. Потому что доза фальши зашкаливает и грозит обнажить наши настоящие эмоции.

Всю дорогу мы с Мотом проводим в кромешной тишине, и я наивно надеюсь, что сегодня обойдется без девятибалльного шторма, но Зимин резко тормозит за несколько кварталов до универа и разворачивается ко мне всем корпусом.

– Выходи.

Хлестким ударом обжигает щеки, губы, грудь, и я нелепо хлопаю ресницами, до конца не веря, что он это сказал.

– Но мы же не доехали.

– Проваливай, Саша. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Никто не должен знать, что ты моя сестра.

– Сводная сестра, Матвей.

– Плевать.

Он жжет меня яростным взглядом жестоких карих глаз, поливает пренебрежением и, наверное, ненавидит за то, что сам с жадностью целовал всего пару дней назад. А я… а я просто отчаянно хочу забыть все, что между нами было, ведь нам еще не один год учиться вместе и жить под одной крышей.

Трясущимися пальцами я нащупываю холодный металл ручки, открываю дверь и практически вываливаюсь на тротуар, цепляя рюкзак с сиденья. В коматозе одергиваю ярко-синюю юбку ниже колена, поправляю завернувшийся воротник тонкого белого джемпера и растерянно слежу за тем, как удаляется черное авто. Такое же хищное и агрессивное, как его хозяин.

Становится обидно. Досадно. Колко.

От того, что мне не все равно на пропитанные скепсисом фразы и на человека, их произнесшего.

Шмыгнув носом, я давлю жалость к себе в зародыше и устремляюсь к храму знаний, виднеющемуся в просвете между многоэтажек. Ускоряю шаг и протискиваюсь между спешащих курьеров с огромными зелеными и желтыми сумками-прямоугольниками. Игнорирую вырастающего будто из-под земли парня со смешным коротким хвостиком, что-то заливающего про какую-то акцию и пытающегося всучить мне глянцевый каталог.

– Да, мамуль. Ничего страшного, здесь в столовке перекушу.

Принимаю звонок, успокаивая заботливую маму, переживающую, что я забыла в холодильнике лоток с обедом, и придерживаю телефон ухом, роясь в рюкзаке. Выуживаю тонкий магнитный пропуск и прикладываю его турникету, упрямо продолжающему гореть красным.

– Извините! Извините, пожалуйста!

Еще минут пять я пытаюсь дозваться до погрязшего в ютубе охранника, столько же объясняю равнодушному бугаю суть проблемы и нетерпеливо топчусь на месте, понимая, что на пару я окончательно и безнадежно опаздываю.

– Тебя еще не успели внести в списки, проходи.

Связавшись с деканатом, безразлично кивает парень в черном камуфляже и возвращается к компьютеру, потеряв ко мне всякий интерес. А я бегу по уже пустынным коридорам, путаюсь в переходах и никак не могу найти аудиторию под номером триста семнадцать. В итоге, потеряв драгоценное время и отчаявшись, я обнаруживаю нужный кабинет и так и не решаюсь зайти.

– Мог бы и проводить в первый день.

Обиженно бормочу себе под нос и, больше никуда не спеша, бреду к подоконнику, обвиняя Матвея во всех неурядицах. В росте курса евро, подорожании потребительской корзины и очередных санкциях Запада.

Прислонившись лбом к стеклу, я рассеянно листаю страничку студенческого паблика, на которую недавно подписалась. Натыкаюсь на фотки с позавчерашней вечеринки и с бухающим в горле сердцем нажимаю «сохранить», выбирая из пестрых картинок снимки Мота.

С широкой открытой улыбкой. С растрепанными мной волосами. Веселого и счастливого. Совсем не такого, с каким я столкнулась у ворот дома Зиминых.

А потом за моей спиной с громким хлопком ударяется о стену дверь, и из аудитории наружу высыпает толпа галдящих первокурсников. Высокая худая брюнетка что-то возмущенно высказывает своей полной подруге в невообразимом цветастом сарафане. Пятеро парней склоняются над чьим-то мобильником и с едкими комментариями смотрят какое-то вирусное видео.

Я же набираю воздуха в легкие и неуверенно делаю шаг вперед, намереваясь попросить у кого-то из них лекцию. Только смазливый блондин в свободно болтающейся на нем фиолетовой рубашке и низко сидящих джинсах меня опережает, загораживая путь и самодовольно ухмыляясь.

– Ты потерялась, крошка? Дорогу подсказать?

Манерно растягивая слова, флиртует со мной он, и я не сразу нахожусь, что ответить. Жую во рту вязкую кашу из невнятных слогов и нервно тереблю лямку рюкзака, когда в барабанные перепонки ввинчивается резкое.

– Оставь ее, Крест!

Глава 6

Мот

И зачем я вообще сюда сегодня приперся.

Хмуро кошусь на сухую, как вобла, преподавательницу по экономической теории и считаю до десяти. Еще чуть-чуть и своим заунывным голосом она поднимет зомби с ближайшего кладбища или разбудит сладко сопящего Крестовского, которому я искренне завидую.

Зависать с пацанами на даче всю ночь без родаков и назойливых сводных сестер дорогого стоит.

Пару минут я смотрю на безмятежное лицо друга, а потом толкаю его локтем в бок, когда цепкий взгляд Семеновой Инги Аркадьевны мажет по галерке и приклеивается к белобрысому затылку.

– Вставай, бро.

Шиплю выразительным шепотом и, получив красноречивый оскал от все той же Инги Аркадьевны, затыкаюсь.

– Ваша фамилия, молодой человек?

– Крестовский.

– Игнат Дмитриевич. Прекрасно. Я вас запомнила.

Многообещающе чеканит преподша и, поправив сползшие на нос очки в круглой оправе, возвращается к теме лекции, которую я так и не записал.

– Мог бы и раньше предупредить, – обиженно фырчит Крест и, не дожидаясь ответа, меняет пластинку, случайно наступая на больную мозоль. – И вообще, где тебя вчера целый день носило?

– Семейные… кхм… обстоятельства.

Глухо закашливаюсь, давясь словами, а перед глазами на репите Сашка в примерочной. Белье ее кружевное дурацкое, талия узкая, ноги длинные. И пальцы, скользящие по мышцам пресса.