Александр Строганов "Знаменосец"

Человечек открыл глаза.

Глаза молодые с лукавинкой. Сказал:

– Отлично.

Пьяницы

Кулик сказал:

– Мы, горькие пьяницы, всегда на передовой. Оттого что, как правило, порядочные люди. Порядочные, добрые, бесконечно талантливые. Бесстрашные. И конь конный, и рыба белоносая. Глаза серебристые, лунные, фосфорическое сияние. Фосфорическое. Сердечки трепещут. Бог любит, бережет. Говорят, что пьяному человеку море по колено. А оно так и есть – по колено. Склонность к высшим сферам имеем. Неистребимую. Нас не журить нужно, нами восхищаться надобно. Гибнем ради человечества. И погибнем, если до бессмертия не доскачем. А мы уж как-нибудь доскачем. Непременно. На брюхе доползем, если понадобится. Быть может, не в этой жизни. Но какое это имеет значение?.. Вы пьяница?

Я улыбнулся:

– Не знаю.

– Да вы не стесняйтесь. Много у вас крепко выпивающих знакомых?

– Есть такие знакомые.

– Много?

– Практически все.

– Ну так вы пьяница. Меня не проведешь… Уф, от сердца отлегло!.. Уж вы, пожалуйста, со мной не играйте. Я человек простой, прямой. Игроков и без вас хватает. Актеришек, певичек. У меня даже престидижитатор знакомый имеется… Уж вы, пожалуйста, со мной не играйте.

– Хорошо, не буду.

– Небольшой экскурс в историю, если позволите… С некоторыми коррективами, если позволите… Как говорится, разрушу некоторые стереотипы, если позволите… Видите ли, древний человек стал современным человеком вовсе не в тот роковой миг, когда взял в руки палку, дабы достать самое большое и спелое яблоко, но в то счастливое мгновение, когда опустил в рот подгнившую виноградину. Что такое есть подгнившая виноградина, спросите вы? Фактически пропастина и дрянь, если придерживаться общепринятых вкусов. Но… Внимание! Что-то произошло! Что-то лопнуло, повернулось и вознеслось, да с таким звоном, что молоко в грудях скисло, и звезды попадали в колодцы! Чего же такого грандиозного случилось?.. А случилось следующее. Положив в рот подгнившую виноградину, человек неожиданно осознал, что есть в природе нечто более волнующее, нежели сладость, и нечто более осмысленное, чем точность. Иными словами, есть в природе нечто большее, чем сама природа… Как бы нагляднее изобразить?.. Представьте, что испытывает некто, когда он, роясь на свалке, находит… что, к примеру?.. Ну не знаю… красный абажур… Нет, абажур – немного из другой оперы, и не так убедителен. Просто я с детства восхищаюсь красными абажурами. Для меня это символ счастья. У нас в богадельне в библиотеке был такой. Нет сладостнее снов под красным абажуром, можете мне поверить. Доводилось вам когда-нибудь уснуть под красным абажуром?

– Нет.

– Вы много потеряли. Заведите дома красный абажур. Непременно.

– Хорошо.

– Обещаете?

– Обещаю.

– Ладно. Возьмем историю попроще. Бедный человек, нищий, роясь на свалке, находит… Вы когда-нибудь нуждались? Нищенствовали?

– Не приходилось.

– Включите воображение. Как будто вы тот самый нищий… Включили?

– Включил.

– Что для вас деньги?

– Деньги – они и есть деньги.

– Нет. Для вас, нищего, деньги – всё. Много больше, чем для человека среднего достатка. Больше даже, чем для человека, отягощенного богатством и, следовательно, неуемной жадностью. Для вас деньги – шанс не умереть с голоду. Вы же только и думаете, как бы перекусить… Так вот, вы, точнее, наш нищий, роясь на свалке, нашел пятисотенную… Мало? Тысячу, десять тысяч, миллион! Огромный кошелек с такими бумажками! Средь ясного, как говорится, неба, сверкнула молния. Все в нем запылало, завертелось, закрутилось! Жизнь наладилась! В одно мгновение… Так бывает. Не часто, но бывает. Счастье! Оно и есть… К слову, бедные люди чаще других испытывают это самое чувство… Ну и вот. Приблизительно то же испытал уже знакомый нам древний человек с забродившей виноградиной. Счастье! И озарение! То, что я вам уже представил: «Есть в природе нечто большее, чем сама природа»… Понимаете?

– С трудом.

– Не суть. Не понимаете – просто слушайте. Мне нужно довести мысль до конца не расплескав… Итак, древний испытал озарение и счастье. Но… был тотчас наказан, ибо в озарении этом и содержался самый великий грех. Каким же образом был он наказан, спросите вы? Чем интересно был он наказан? Как думаете?.. Может быть, его били палками? Колесовали? Резали на ремни?.. Какие версии?.. Нет, его наказание было изощренным. Он был наказан… стыдом. Причем стыдом во всех его проявлениях и преломлениях. В том числе и неудержимым стремлением самому стыдить. Стыдить, судить, судачить, сплетничать, наушничать, стучать и крысятничать… Крысятничество немного из другой оперы, но суть дела не меняет, ибо все взаимосвязано. Как говорится, во всяком всякое – всё! Было и будет!.. А что такое стремление стыдить, сплетничать и стучать? Не знаете?.. Распад! Именно!.. Итак, на наших с вами глазах некий человек оказался в ловушке: стал одновременно и палачом, и жертвой… Вот и весь сказ… Мораль: за все надобно платить!.. Вот и весь сказ… А предметом осуждения может быть что угодно: детская неожиданность – пожалуйста. Прыщ на носу – пожалуйста. Чем глупее обвинитель – тем безобиднее предмет порицания… Следите за моей мыслью?

– Стараюсь.

– Как думаете, что является самым распространенным предметом порицания?

– Детская неожиданность?

– Питие, конечно… Вот и все. Теорема доказана…

– Немного напоминает историю первородного греха, – заметил я.

– Соглашусь. Хорошее сравнение. Но там яблоко, следовательно – сидр. Сидр позже научились делать. Первоначально – виноград, вино. Потом, вряд ли древний человек захотел бы положить в рот гнилое яблоко. И вид неприятный, и запах. Впрочем, кому что нравится… Но вы меня отвлекаете. Не отвлекайте, иначе я потеряю мысль, а мысль важная.

– Простите.

– Итак. Что получается? Исходя из того, что каждый индивид с некоторых пор сам себе и палач, и жертва, он не может в полной мере насладиться обретенным счастьем, будь то красный абажур или богатство. Или чарка доброго вина. Ибо в нем бесконечная борьба… Тем подлее человек, чем больше в нем палача, в нашем случае – борца с Бахусом… Доходчиво излагаю?.. Всякая борьба с вином есть не что иное, как аллергия на жизнь. Все убежденные палачи-трезвенники – враги гармонии и супостаты. И, наоборот, самые талантливые, одухотворенные, независимые, лучшие воздухоплаватели и мореходы, лучшие поэты и кавалеры – жертвы-пьяницы. Так было во все времена. И будет так. В нас, пьяницах, в нас и только в нас будущее. Равно как и прошлое, и в особенности настоящее. Мы несем в себе весну. Точнее, мы умеем призвать весну в любое время года. Стоит только захотеть. А весна, голубчик – это уже всеобщий, вселенский праздник, радость для всего живого, включая кошек и мошек. Согласны?.. Всякий раз удивляюсь, когда встречаю остекленевших от трезвости людей. Что побуждает их жить так? Не все же они больны?.. Хотя на самом деле пьют все, друг мой, все без исключения. Справедливости ради и порицают все. Почти что. Многие… Хороший человек, плохой человек – все зависит от пропорций… Вам, дорогой мой, крупно повезло! И я от всей души поздравляю вас с тем, что ваша недолгая жизнь то и дело дарила вам встречи с лучшими представителями рода человеческого, одним из которых, без сомнения, является и ваш покорный слуга… Да, пьянство – юность, несомненно. Но знали бы вы, сколько нас юных полегло! Словом, раз уж Бахус вам мил, будьте готовы умереть в любую минуту дичайшей смертью. В радости и печали.

– Печальный итог.

– А как вы хотели? Из песни слов не выбросить.

Среди моих знакомых, малознакомых и совсем незнакомых, тех, к кому пристыл ярлык «пьяница» немало людей ярких, учтивых, великодушных и чрезвычайно полезных для истории. Особенно много таковых среди музыкантов и поэтов. А также: историков и археологов; адвокатов и нотариусов; пожарных и пожарников; художников и пекарей с их скользкими лопатами – добро пожаловать, Ванечка, в печку; звонких кузнецов и щетинистых скорняков с их скобами и вензелями; молодых ученых и немолодых ученых; сутулых библиотекарей и собаководов с изрытыми лицами; масляных предпринимателей и кривоногих лыжников; футболистов, в особенности бывших футболистов; раскосых краснодеревщиков и продавцов дынь; шахтеров, прямиком из бездны; садовников с их медленной тишиной; хвастливых дельтапланеристов и гордых лилипутов; режиссеров с их содомией и уголовников с их содомией; философствующих золотарей и бочкообразных бондарей; пчеловодов, сотканных из своих пчел; писателей с их рыданиями; свинопасов с клюками; маленьких купальщиков и больших купальщиц; романтических затейников; тугоухих бирюков и тренеров с фиксами; рыбаков, палец к губам; огнедышащих машинистов и сияющих капитанов, а также капитанов дальнего плавания; стекольщиков с их хромотой; одутловатых клоунов; пучеглазых водолазов; селянок с их парным молоком; вертлявых журналистов и стеклодувов с гусиной кожей; бесшумных конокрадов и столь же бесшумных утопленников с потухшим взором; старьевщиков с лупами и удильщиков с сачками; катал с мизинцами и обшлагами; громогласных сталелитейщиков и прорабов с карандашом за ухом; облых трубоукладчиков; великих актеров и равновеликих актеров массовки; голенастых балетных и балетных уже без ног; вкрадчивых осведомителей и осмотрительных сектантов с их шепотом; хористов с их кашлем; таксистов с мелочевкой; волшебников с их мешками; беспробудных охранников; разбойников и благородных разбойников; часовщиков с кукушками и кукушатами; немых с шестнадцатью пальцами; маньяков со свистком; близоруких слесарей и лысеющих бухгалтеров; нищих со щеками младенцев; пестреющих маляров; бывших летчиков с их синими снами; улыбчивых мойщиков окон – выгляни в окошко; медиумов с их плошками; военных с их пряжками; искрящих газоэлектросварщиков; громоздких военачальников; лоснящихся трубочистов, что теперь редкость… где-нибудь в Юрьеве, да и то; сахарных бардов с их комарами; неумолимых врачей с их трубками; прокуроров с флюсом; парикмахеров с денатуратом; натуралистов с их членистоногими; фокусников с испуганными кроликами; учителей, в особенности сельских учителей; полуживых соседей с волдырями на коленях; дегустаторов крымских вин; неверных жен и верных жен; голоногих велосипедистов; пыльных энтомологов; свинцовых газетчиков и рукастых дальнобойщиков; любовников в ожидании любви и зябнущих мизантропов; вагоновожатых в красных беретах, вагоновожатых в чернильных беретах; милиционеров с их мотоциклами; волооких пиитов; каменных каменотесов и клейких калымщиков; собак и медведей; крестьян и обезьян.

В приведенном выше списке упомянул исключительно бывших летчиков.

Летчиков, которые летают, не упомянул осознанно: им выпивать никак нельзя, так как я боюсь самолетов.

Словом, куда конь с копытом – туда и рак с клешней.

– Я с сегодняшнего дня в отпуске, – объявил я. – Получил отпускные.

– Поздравляю, – сказал мой собеседник.

– Хотел бы поделиться с вами.

– Зачем?

– От чистого сердца. Порыв.

– Нет.

– От чистого сердца.

– Нет, нет, и еще раз нет.

– Почему?

– Вы неверно трактовали мою аллегорию.

– К аллегории это не имеет отношения. Мне хотелось еще до аллегории.

– Облагодетельствовать?

– Нет, просто так.

– Сделать приятность?

– Вот именно сделать приятность.

– Это не помешает нашему философскому путешествию, как думаете?

– Ни в коем случае.

– У вас нет в мыслях, будто бы я клянчил у вас деньги?

– О чем вы говорите?

– Нет у вас в мыслях, будто бы я просил у вас подаяния?

– Нет.

– Тогда можно. Тогда я приму. Может быть, книжек куплю… Не сомневайтесь, у меня случаются такие фантазии. Книгочей и книголюб, ибо есмь.

– Я тоже люблю читать.

– Тогда можно. Тогда я приму.

– Спасибо.

– Себе оставьте хотя бы немного.

– Спасибо.

Сомнения мои окончательно улетучились – мы оба были готовы к акту милосердия.

Я полез в карман за кошельком.

Дождь не переставал.

– Живая вода, – сказал Кулик.

Заоблачное искусство

Кулик сказал:

– Знали бы вы, как порадовали меня своим изводом пьяниц! Ах, уж эти изводы, списки, реестры, регистры, каталоги. Все там, и всё… Мир рассыпался, разлетелся без всякой атомной бомбы. В одночасье. Мы первоначально и заметить не успели. Потом глядь – где что? Или нет того, что было или присутствует, но вверх тормашками. Или на полочке лежало, а теперь в мусорном ведре. Или нет уже того, что было. Откуда что? Почему? Кто перевернул и разметал?.. Я догадываюсь, но думать об этом, тем более говорить не хочу. Как говорится, что имеем, то имеем. Однако оставить все в таком бедственном положении права не имеем. Это не все, но многие понимают. Вот теперь заново собираем по кусочкам. Я и другие. Теперь вижу, и вы собираете, возможно, сами того не осознавая… А у нас все собирают. По кусочкам. Инвентаризация. Исполать. Нет лучшего способа объять необъятное, чем, нежели составить реестр. Ничего упустить нельзя. Никого забыть нельзя. Память. Душа радуется. Радуется и хлопочет. Соберем. Раньше или позже соберем. Не боги, но изладим… Обожаю невыполнимые задачи… Это сколько же всякого такого у нас в головах?.. Я, знаете, о чем сейчас подумал? Если рассмотреть всех людей в совокупности, каждого со своим списком, можно с уверенностью объявить: нет в мире ничего такого, чего бы мы ни знали и о чем бы ни догадывались. И сверх того. Да это же, дорогой мой, не просто бухгалтерия и комиссия, не мертвые буковки и запятые, это, голубчик – гравюра и заоблачное искусство! А вы после того, что я услышал – не кто иной, как яркий его представитель. Своеобразный Дюрер и Леонардо. Обнародованные вами фигуры не просто реестр, но важнейшая примета вымирающей эпохи пронзительных открытий, коими прежде надышаться не могли. Не могли надышаться, покуда не иссякли. Писатели большие и малые феномен сей с горечью обозначили. Да вы и сами, похоже, писатель, коль скоро такое арпеджио закатили! Угадал?.. Писатель, конечно, меня не проведешь… А вы не стесняйтесь. Я и сам списки выстраиваю, и друзья мои выстраивают, и многие здесь. Выстраиваем и лелеем. И телеграфные столбы рифмуем, и ветви древ поем. Кто фальцетом, кто басом. Гармония. Гобелен… Это только кажется, будто мы люди. Люди, конечно, но особенные. Труженики пейзажа. Сливаемся с пейзажем так, что не различить. Или в себя уходим целиком. Яйца в некотором роде. Овоиды… Да, да. Ничего смешного. К чему сия забавная метафора и парадокс? А вот к чему. Что там внутри яйца? Дозволено лишь догадываться. С высокой степенью вероятности можно предположить, что находятся там белок и желток. Но окончательно убеждаемся мы в своей правоте, лишь разбив оное… Но белок и желток – это только первый план. А если заглянуть глубже?.. Сокрытая жизнь! Вот ведь что получается! И как теперь прикажете глазунью мастерить на завтрак, ха-ха?.. Так что овоиды мы… А можно нас и в музыкальном плане рассмотреть: кларнеты, флейты, валторны, струнные, смычковые, скрипичный ключ, басовый ключ. Целый оркестр… А самих музыкантов не видно. Точнее, музыканты-то – вот они, трудов их не видно. Ходят какие-то люди – бродяги, путешественники, встречные – поперечные. Просто прохаживаемся. Руки в брюки. Или за спиной. Или на лавочках лежим, газетками укрывшись. Или пивко потягиваем. Между тем музыка звучит. Видите как?.. В особенности по весне. Да и зимой. И не только по праздникам… Хотя справедливости ради услышать нас нужно постараться. Настроить слух требуется… Вышеупомянутый Малевич Казимир Северинович в своем «Черном квадрате» отобразил нас. Любите Малевича? Да я уж спрашивал. А как его не любить? Никому не верьте, он честный человек, этот Малевич. И реалист. Нет в его квадрате ни намека на плутовство. Черный квадрат, белый квадрат, черный день, белый день, зима… Вдруг осень, откуда ни возьмись, сквозь зиму проступает. Желток опять же. Если долго всматриваться… А куда спешить? В спешке ни красоты, ни величия не постичь… Так что все переплетено и взаимосвязано… И воробушков не забыл Казимир Северинович. Также им изображены и также спрятаны. По одному и во множестве. Воробушки – братья наши, и Малевич, изволите видеть, нам брат. И вы нам брат теперь… Будем с вами путешествовать со вкусом и с наслаждением. То на солнышке присядем, погреемся, а то и водочки выпьем… Хотите выпить?

– Можно было бы… С удовольствием. В горле сухость и колотье… Мы с моим товарищем отмечали. По-моему, немного перестарались… Похмелье стало что-то рано настигать. Сухость, колотье…

Кулик, увлечен своими мыслями, не заметил моего ответа. Помолчал немного и продолжил:

– В деревнях коврики да тюфяки – тоже не тяп-ляп. Тоже заоблачное искусство. Чувствовать надобно… А подушку распорешь – оттуда дед Пахом в перьях. Или опять же петух. Но петух с клювом и хвостом – это уже Кандинский. Видите как?.. А вы, наверное, думали, я вам в качестве предмета обсуждения «Бурлаков на Волге» предложу? Или «Мишек в лесу»? Картины, не спорю, хорошие, но из другой жизни… Забавный вы человек, все же. Мне покуда трудно заключить, курица вы или петух, но то, что не брёлка – это точно, ха-ха… Волынка, вероятнее всего. Плакса и утроба. Благотворите, радость созидаете, а мина, будто лимон скушали. И тембр у вас грудной. Волынка. Шотландец… Могу ошибаться. Жизнь покажет… К слову, и глаз любопытно устроен. Тоже овоид. Вот вы, судя по всему, человек ученый, скажите, что за субстанция такая – зрачок? Дивная субстанция. Звоночек, точка – а мысль передает. И печаль, и радость… Любите воробушков кормить?

– Не задумывался.

– Старость наступит – полюбите… Если маразм не накроет.

Раки

Кулик сказал:

– Заведение рака за камень – особое искусство. И поедание раков – особое искусство. Также уместно вспомнить конфеты «раковая шейка». Я их часто вспоминаю. Конфеты «раковая шейка» вспоминаю, оловянных солдатиков, лампу «летучая мышь», переложенные ватой елочные игрушки из той же яичной скорлупы. Воспоминания из детства всегда уместны и оправданы, ибо детство наше остается с нами до конца жизни. И позже… К ракам еще вернемся. Надо бы разобраться, по какой причине, и с какой целью они пятятся… Думаете, акциденция?.. Вряд ли.

Симметрия