22
Пс. 17, 32. «Ибо кто Бог, кроме Господа? Или кто Бог, кроме Бога нашего?»
23
Старый латинский перевод книги Иова, который здесь цитирует Августин, сильно отличается от Септуагинты. В переводе Юнгерова (Септуагинта) – «Он делает ветхими горы, так что не узнают (их)». В церковнославянском переводе «Обетшаяй горы, но не ведят». В синодальном переводе – «Он передвигает горы, и не узнаю?т их» (Иов, 9, 5).
24
По всей видимости Августин здесь цитирует книгу Бытия. Синодальный перевод подчеркивает, что Бог и раскаялся и скорбел, но этот перевод отличается от Септуагинты, с которой делался старый латинский перевод, используемый Августином. Быт. 6, 6. «и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем». (Синодальный перевод). «И помыслил Бог, что сотворил человека на земле, и размыслил» (Перевод Юнгерова).
25
Лк. 15, 7. «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии».
26
Мф., 25, 27. «посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью».
27
Лк. 10, 35. «а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе».
28
Пс. 34, 3. «Обнажи меч и стань преградою против гонителей моих, скажи душе моей: Я – спасение твое».
29
Пс. 18, 13—14.
30
Пс. 115, 1. «Я веровал, посему и говорил: я весьма смирился». (Перевод Юнгерова)
31
Пс., 31, 5 «Беззаконие мое я познал и греха моего я не скрыл, сказал: „исповедуюсь Господу в беззаконии моем“, и Ты простил нечестие сердца моего». (Перевод Юнгерова)
32
Иов, 9, 1—3. «И отвечал Иов и сказал: «Поистине знаю, что так, ибо как будет правым человек пред Господом? Если захочет он судиться с Ним, то Он не послушает его и не ответит ему ни на одно из тысячи слов его».
33
Пс. 26, 12. «Не предай меня на волю притеснителей моих, ибо восстали на меня свидетели неправедные, и солгала неправда себе самой». (Перевод Юнгерова). В синодальном переводе этот текст звучит иначе: «Не предавай меня на произвол врагам моим, ибо восстали на меня свидетели лживые и дышат злобою».
34
Пс. 129, 3. «Если беззакония будешь усматривать, Господи, Господи, кто устоит? Ибо у Тебя (лишь) очищение». (Перевод Юнгерова)
35
Бт., 18,27. «И сказалъ Авраамъ въ отв?тъ: нын? я началъ говорить Господу моему, я – земля и пепелъ».
36
Пс. 2, 4. «Живущий на небесах посмеется над ними, и Господь унизит их».
37
Мих., 7, 19. «Онъ обратитъ и ущедритъ насъ, и погрузитъ неправды наши и ввергнетъ въ глубины морскiя вс? гр?хи наши». Синодальный перевод: «Он опять умилосердится над нами, изгладит беззакония наши. Ты ввергнешь в пучину морскую все грехи наши».
38
«Et susceperint me» – видимо, Августин здесь имеет в виду древнеримский обряд признания новорожденного ребёнка отцом. Ребенка клали перед отцом на землю, и если тот поднимал его, то тем самым признавал свое отцовство и право ребенка быть членом семьи. То есть здесь Августин имеет в виду, что Бог признал его и дал право считаться одним из детей Божиих. Suscipio – поднимать новорождённого с земли (обряд признания ребёнка своим), т.е. признавать, принимать. Вот как описывает рождение ребенка в древнем Риме М. Е.Сергеенко: «Рождение ребенка было праздником, о котором оповещали всех соседей венки, повешенные на дверях. Отец поднимал младенца, которого клали перед ним на землю; это значило, что он признавал его своим законным ребенком. А он мог отвергнуть его, и тогда новорожденного выбрасывали. С этим жестоким обычаем боролись еще христианские писатели, и Минуций Феликс указывает на него, как на одно из преступлений, которое в языческой среде таковым не почиталось: „Вы иногда выбрасываете ваших сыновей зверям и птицам, а иногда предаете жалостной смерти через удавление“ (Octav. 30. 2). Только при Александре Севере /то есть всего за сто лет до рождения Августина – А.Н./ выбрасывание детей было объявлено преступлением, которое приравнивалось к убийству. Право выбросить ребенка, продать его или даже убить целиком принадлежало отцу; – „нет людей, которые обладали бы такой властью над своими детьми, какой обладаем мы“ (Gaius, I. 55). … Давший жизнь имел право ею и распоряжаться: известная формула – „я тебя породил, я тебя и убью“ – развилась в логическом уме римлянина в систему обоснованного права, именовавшегося „отцовской властью“ (patria potestas). Это было нечто незыблемое, освященное природой и законом. … Ребенка, которого „поднял“ отец, купали, заворачивали в пеленки и укладывали в колыбель. … В старых и старозаветных римских семьях новорожденного кормила мать; так было в доме у Катона (Plut. Cato mai, 20). Фаворин, друг Плутарха и Фронтона, произнес целую речь в защиту обычая, при котором „мать целиком остается матерью своего ребенка… и не разрывает тех уз любви, которые соединяют детей и родителей“, поручая ребенка кормилице, „обычно рабыне, чужестранке, злой, безобразной, бесстыдной пьянице“ (Gell. XII. 1). На саркофагах с изображениями сцен из детской жизни мы часто увидим мать, кормящую ребенка. Обычай брать для новорожденного кормилицу стал, однако, к концу республики очень распространенным; Цицерон по крайней мере пишет, что его современники „всасывают заблуждения с молоком кормилицы“ (не матери – Tusc. III. 1. 2). Кормилицы упоминаются в ряде надписей; иногда кормилица с гордостью сообщает, кто были ее вскормленниками: у семи правнуков Веспасиана была кормилицей Тация (CIL. VI. 8942). Кормилица часто оставалась в доме и после того, как ее питомец подрос (Iuv. 14. 208 и схолия к этому месту). Она забавляет его, болтает с ним, рассказывает ему сказки, которые вызывают пренебрежительную усмешку в образованных кругах – „старушечьи россказни“ (Cic. de nat. deor. III. 5. 12; Tib. I. 3. 84; Hor. sat. II. 6. 77), и которые были бы кладом для современного этнографа. Эта рабыня или отпущенница, преданная, любящая, сроднившаяся с ребенком, который вырос на ее руках, постепенно превращалась из служанки в своего человека, жившего радостями и печалями семьи». М.Е.Сергиенко. Жизнь древнего Рима. Глава 8 «Дети».
39
Отсюда и некоторое принижение значения родителей, которые только родили плоть. Истинный же Отец – Бог.
40
Августин здесь использует похожие слова для обозначений действий над новорожденным отца – suscipio (поднимать с земли, поддерживать, принимать, допускать) и матери – excipio (встречать, принимать, давать убежище).
41
В коротком фрагменте (3 предложения) Августин 7 раз повторяет слово «давать» и производные от него (латинской глагол do – давать, подавать, даровать).
42
2 Црст., 23, 5 Церковнославнский перевод: «я?ко все спасенiе мое и все хот??нiе во Господ?, я?ко не и?мать прозя?бнути беззаконный». Синодальный перевод: «Не так ли исходит от Него все спасение мое и все хотение мое?»
43
Августин называл себя и карфагенянином – пунийцем. И во времена Августина возрожденный Карфаген был вторым по величине и значению городом Западной Римской Империи.
44
Здесь «ЕСТЬ» в смысле «обладаешь бытием», «бытийствуешь».
