Отец в беседе почти не участвовал, вначале он сказал, что сам не видел и не знает как к этому отнестись, но его сын хорошо воспитан, никогда ничего не выдумывает, не врет.
Основной предложил мне шоколадку. Отказался, не маленький мол, но внутри развивалось чувство, что взбучки от родителей не избежать. Всем доставил проблемы, шоколадки зря не предлагают. Может зря я всех побеспокоил?
Но когда вспоминал тот день в поезде, внутри возникала какая-то тревога. Годы спустя я всегда доверял своей интуиции, иногда опасность еще не видна, но ее уже ощущаешь рядом.
По просьбе начальника, говорил только он, начал рассказывать о тех событиях.
– Почему Стас, ты обратил на него внимание, мало ли взрослых в тамбурах?
– Потому что он был слишком красивым, слишком добрым.
– Что значит слишком…?
Оба оперативника переглянулись.
Чем дальше продолжалась беседа, тем увереннее я себя чувствовал. Чувствовал, что прав, борясь за свой небольшой прекрасный мир в своем городе, за отца и его друзей, своего младшего брата, свой город и реку моего детства.
– Я продолжал: слишком добрый, красивый, ну как в фильмах показывают шпионов, всяких разведчиков. Светлые волосы, широкий лоб, высокий.
– А что тебе могло не понравиться в его вопросах, обычные вопросы: где живешь, где работают родители.
– Нет, он несколько раз повторял, возвращался к ним после других вопросов, потому что я не хотел все рассказывать.
– А почему ты ушел из тамбура?
– Я не ушел, убежал. В какой-то момент у этого в тамбуре глаза стали колючие, потом, правда, снова подобрели, но я почувствовал опасность, лицо у него менялось. Подумал, надо чтобы он расслабился и тогда убегу.
– Как это? Оперативники обменялись какими-то словами. Покажи.
– Хорошо. Я подошел ближе к столу. Вот дверь в вагон, тот стоял ближе к ней, в центре тамбура. При этих словах крепыш встал на место, которое я показывал.
– Затем я стал улыбаться незнакомцу и что-то говорить, отвечая на его вопросы. При этом сделал два шага не к двери в вагон, а в противоположную сторону, к тамбуру соседнего вагона. А затем бросился мимо него в свой вагон.
Оперативники переглянулись.
– А он? Побежал за тобой?
– Не знаю, не смотрел, бросил дверь вагона ему навстречу и побежал к своему купе. Рассказал отцу.
– А он?
– Он? Он раз заглянул в вагон, когда я стоял напротив купе и глаза у него были уже недовольные.
– Крепыш первый раз улыбнулся. Да, будешь тут недовольным.
– Иван Михайлович, вы его видели после рассказа сына?
– Нет, не видел, но правда дверь в тамбур закрывалась, когда я вышел из купе, чтобы пойти с сыном в тамбур.
– А в тамбуре?
– Нет, никого не было, продолжал отец.
– Но папа, одна дверь тамбура наружу была приоткрыта и хлябала. Зачем ему уходить?
– Что значит, хлябала, Стасик? Может он просто ушел в соседний вагон?
– Когда идут в другой вагон, в ресторан (родители брали меня с собой обедать, поезд шел двое суток), или еще куда-то, то закрывают за собой дверь. В тамбур соседнего вагона дверь была закрыта, а на улицу открыта, поезд шел еще не очень медленно перед станцией. Он спрыгнул и не закрыл за собой дверь. Зачем ему убегать?
Подполковник как-то весь подобрался и встал из-за стола.
– Ладно, Стас, давай сейчас посмотрим фотографии. Подойди ближе к столу.
Второй оперативник тоже подошел к столу и встал напротив меня, он положил на стол большой лист плотной белой бумаги с наклеенными небольшими фотографиями. Фотографии мужчин в профиль и анфас рядами заполняли весь лист. Лиц было много, черно-белые фото мелкие (сейчас думаю 3х4), я растерялся.
Но начальник знал свое дело.
– Посмотри, кто больше похож?
Я выбрал какого то с большим лбом, нет, не очень похож.
Подпол видел мои сомнения.
– Кто больше похож, может вот этот?
– Да, этот похож больше, но все равно не очень.
– Ладно, теперь посмотри еще.
Крепыш кивнул высокому, и тот стал выкладывать уже крупные фотографии. На стол легли два фото незнакомца, выбранного мною первым. Я покачал головой, не то. Начальник стоял рядом со мной и внимательно смотрел за моей реакцией.
Тут пошла следующая, она еще не легла на стол, я дернулся и подался ближе. На стол легли два фото незнакомца из поезда.
Высокий положил на стол передо мной фотографии еще двух человек, но это уже было не нужно.
На фото был тот тип, только выглядел он по-иному.
– Вот он. Я его узнал. Только он тут какой-то другой, невеселый.
– Крепыш улыбнулся. Да, они тут все невеселые. Ты молодец. Я сразу тебе поверил, ты так точно его описал.
– Подполковник уже смотрел на своего подчиненного: «Не думал, что (какое-то английское имя) пожалует к нам». Срочную телефонограмму в Москву: «Волкодавы на базу!».
– А как ты, Стасик, думаешь, может он уже возвращался из города?
– В меня со средины беседы вселилась какая-то уверенность, я точно знал, что говорю: «Нет, он ехал в город».
– Почему ты так считаешь?
– Если бы он уже побывал в городе, то не задавал эти вопросы, он бы это уже знал.
– Можешь вспомнить, на какую сторону по движению поезда он спрыгнул?
– Он спрыгнул на левую сторону, здесь я показал рукой, Москва там, Ленинск там, дверь хлябала левая. Поезд уже подтягивался к перрону Казалинска, но еще было минут пять до остановки. За окном тянулись небольшие мазанки.
Высокий старлей и старший переглянулись: «Есть точка входа».
Тогда я не знал, что это значит, но все помню как вчера.
На прощание старший поблагодарил меня, сказал отцу, что такого сына надо слушать сразу, этому совету, надо сказать, он так и не внял. Предупредил, чтобы мы ни с кем, даже с мамой об этом не говорили и забыли обо всем этом. Уточнил, где я буду завтра. Я, как парень самостоятельный, собирался играть во дворе пока родители на работе.
– Нет, чем черт не шутит, пока бог спит. Давайте, Иван Михайлович, я выделю газик. Неизвестно к кому в городе он шел. Пусть Ваша супруга в ближайшие дни берет сына с собой на работу. Я договорюсь.
И обратился ко мне: «Ты молодец, скорее расти, хочется поработать вместе».
Больше я никогда с этими людьми не общался. Но за годы эти воспоминания не размылись, остались четкими. Я боролся за свой город и он существует и сейчас, а той страны нет.
Спустя многие десятилетия на вопрос этих ребят «Как ты прожил жизнь?», ответил бы: «Я рано ложился спать».
Хотя мне не говорили о дальнейших событиях тех дней, я почему-то знаю, что было дальше.
Вижу салон самолета, с десяток крепких ребят среди пассажиров, которые восприняли эту срочную командировку вначале с улыбкой. И как разгладились их улыбки когда командир экипажа передал старшему группы телефонограмму с подтверждением информации по незнакомцу при опросе жителей Казалинска.
Вижу залитую солнцем степь, утреннее солнце, асфальтовую дорогу с одной из площадок в город. По направлению к городу по обочине идет высокий человек, задание почти выполнено, можно возвращаться.
Навстречу по асфальту катит зеленый грузовичок, в кабине только водитель. Когда грузовик поравнялся с незнакомцем из кузова через борт спрыгнули трое. Вот так они и познакомились.
Сотрудничать англичанин стал сразу, только чтобы никто никогда не узнал о позоре разведчика, его раскрыл семилетний ребенок.
2 Курсанты те же дети…
За что я любил свою почти 30-летнюю службу в армии? За общение с людьми. Люди – самое интересное в жизни. В экстремальных ситуациях они проявляются наиболее ярко.
Нигде так не чувствуешь локоть друзей, как в своем подразделении. И спустя годы мы узнавали каждого из своего курсантского учебного отделения даже издалека по походке, со спины, по голосу. Мы чувствовали гордость за себя, мы учились в лучшем военном вузе страны.
Нашу академию, носящую в то время имя главного чекиста страны, в средине семидесятых в закрытом 40-минутном докладе конгрессу США сравнивали с Вест-Пойнтом и по большинству показателей сравнение было не в пользу супостатов, главного вероятного противника.
Но учиться стоило всегда у лучших. Потом мы многому пытались у них учиться, как завещал один из немногих успешных и сильных царей нашей страны. Его имя и носит ныне моя академия.
На самом деле все просто: есть успешные модели экономики, судебной системы и т. д. и не успешные, которые обоснованы только теоретически, но практического решения не имеют.
Как излагал в некогда популярной московской газете один талантливый журналист с большим жизненным опытом: чтобы понять разницу между СССР и США надо посмотреть на Северную и Южную Корею. Одни построили Северную (КНДР), а другие Южную (Республику Корея).
И хотя после корейской войны южная была разрушена неизмеримо больше северной, уже 20 лет назад в Москве половина всех иномарок были из Южной Кореи, а из Северной до сих пор нет ни одной. Все. Остальное демагогия.
На первом курсе было очень тяжело. Большие нагрузки, насыщенная учебная программа, преподаватели и гражданские и военные – лучшие в своем деле и интенсивная военная служба: наряды, караулы. Поблажек с первого дня не было ни в чем. Всех первокурсников, кто выдержал после поступления месяц молодого бойца в загородном учебном центре, первым делом приводили в музей академии и ты понимал, что ты попал, не просто попал в лучший военный вуз, но и попал на сложнейшую работу и будешь своим горбом отрабатывать всю жизнь, чтобы соответствовать. А предшественники смотрели с картин на мраморных белых стенах музея – ученые с мировым именем в математике, химии, физике. Военноначальники, мыслители (были среди них и великие раздолбаи, основоположники анархизма): М. В. Остроградский, Г. И. Гесс, Э. Х. Ленц, Д. А. Вентцель, К. И. Константинов, Д. К. Чернов, М. А. Бакунин (наш выпускник), А. Д. Засядко (первый начальник Михайловского училища, основоположник принципов применения ракетной техники), И. А. Флеров (да, тот самый, первый применивший «Катюшу» и по его воспоминаниям эффект был потрясающий, наши побежали в одну сторону, немцы в другую), И. Д. Черняховский, Л. Н. Говоров, Г.Ф Одинцов. Рядом техника, созданная по их изобретениям, говоря военным языком – изделия.
Наша академия одно из старейших учебных заведений в стране, создана в 1820 году как Михайловское артиллерийское училище и Академия.
В этих стенах мы всегда ощущали дух истории, чувствовали своих предшественников.
В первом номере журнала «Михайловец» была опубликована обстоятельная статья «Несколько страниц из истории Михайловской Артиллерийской академии и Училища (1820 – 1826)». Она посвящена формированию академии и зарождению её традиций. На страницах журнала публиковались стихи и ноты юнкеров.
Важным представляется и опубликованное на страницах журнала наставление юнкера выпускного класса первокурсникам: «Первая и основная традиция Училища – порядочность. Это не красивое слово, не фраза, а полная смысла характеристика Училища… Можно быть выдержанным из сознания, что если на улице меня самого не знают, то знают мундир, который на мне… Когда вы поймете самый дух этой традиции и сделаетесь до мелочей чувствительными на этой почве, тогда вы полюбите Училище, привяжетесь к нему и его честь будет вашей честью, его слава, славой вашей!».
Воин служит своему Отечеству. Настоящий михайловец Присягу принимает раз в жизни. Юнкер под инициалами «Н.З.» написал: «После Богослужения в церкви училища и академии в большом манеже построили присягающих… Перед присягой священник Петров обратился к присягающим с небольшою, но глубокой по мысли и значению речью, в которой выяснил значение армии, святость присяги, а также и те священные обязанности, которые ложатся на нас – будущих офицеров русской армии…
Армия, говорит отец Григорий, в рядах которой поставлены лучшие силы государства, является как бы плотиной на границах государства, готовая каждую минуту защитить свое отечество от разлива вражеских покушений на его благосостояние. Лишь только под сенью своей армии государство может мирно и спокойно развиваться, твердо преследуя свои цели…».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69800206&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
