Сергей Котов "Раненые звёзды"

Катя оторвалась на секунду от крыла, и посмотрела на меня.

– Тебе нереально повезло, – сказала она, – из всех известных тюрвингов твой – самый чистый. Скажу сразу, мы не знаем точно, как именно он работает, но те люди точно не рассыпались в пыль, и не аннигилировали. Есть разные теории. Кто-то предполагает, что они остались в другой ветке реальности. А еще ходят слухи, что жертвы этого тюрвинга попадают в особый мир, где есть только одна река, а люди живут на ее берегах. Но это непроверенная информация.

– То есть, они не обязательно мертвы? – уточнил я; честно говоря, в этот момент у меня с плеч не то что гора свалилась – а целый горный хребет размером с Гималаи.

– Скажем, есть ненулевая вероятность, что они где-то живы, – согласилась Катя, – говорю же, тебе повезло нереально. Другие тюрвинги работают несколько, скажем так, грубее.

– Подожди, а сколько народу исчезло? Как он достал этих ребят в кунге? Они же были в противоположном от выстрела направлении!

– И тут мы снова ступаем на зыбкую почву теории, – улыбнулась Катя, – нет точных данных, но мы предполагаем, что твой тюрвинг убирает из нашей реальности тех, кто входит в социальную группу, члены которой на тебя напали. Причем ширина этой социальной группы определяется личным знакомством. И это еще одно уникальное свойство, другие тюрвинги работают грубее.

– Как именно? – спросил я.

– Первый тюрвинг, – ответила Катя, – это меч. Если его достать из ножен – он вырывается из руки, и разрубает всех людей, кто находится в зоне прямой видимости, кроме самого истинного владельца. Причем в процессе его никак невозможно остановить. Разве что ядерным взрывом. В общем, ясно, что это оружие очень ограниченного применения. В прошлом, конечно же, происходили настоящие трагедии, с ним связанные. Вот, допустим, сидит отряд в замке, обороняет твердыню. Их осаждает неприятель. Вроде бы идеальная ситуация, чтобы этот тюрвинг использовать, да? Чего там: прячешь войско за стенами, вне зоны видимости, выпускаешь рыцаря – хозяина тюрвинга, и ждешь, пока все враги полягут кишками наружу. Но и тут, как водится, дело в деталях. Забыли рыцари, что на пригорке деревенька притаилась, где барон свое семейство спрятал. Деревенька за рекой полноводной – не вдруг достанешь! – но в зоне прямой видимости. Вот и полегла она вся, вместе с женами беременными, да детишками, разделив участь осаждающих замок.

– Как молвишь-то ты складно! – вырвалось у меня, – аки сказку кажешь!

Катя рассмеялась.

– Извини, – ответила она, успокаиваясь, – до того, как попасть в контору, я много с детьми работала. Любят они такое. Сказочный тон – он доверие вызывает, что ли. Но это не сказка была. Сама что ни на есть реальность. Тот хозяин тюрвинга с ума сошел, и сжег себя живьем. Двести лет потом истинный хозяин не находился, хотя было прекрасно известно, где меч.

– А сейчас, значит, нашелся? – спросил я.

– Тогда – нашелся, – поправила Катя, – через двести лет. Прожил жизнь, и умер.

– И где сейчас этот меч?

– В хранилищах Пентагона. В США, – вздохнула Катя.

– Вот как? – я удивленно поднял брови, – и что же, хранителя при нем держат?

– Нет у него хранителя. По крайней мере, пока. По нашим данным, бывают сумасшедшие – из числа тех, кто работает с такими вещами внутри организации – кто вдруг решает, что у него получится. Чаще всего им разрешают попробовать. Но насильно, конечно, никто никого не заставляет. Там нет такого, как было в Рейхе: хоть тысячу офицеров положи, но хранителя добудь.

– Этот меч еще и в Рейхе побывал?

– Ага, – кивнула Катя, – правда, не долго.

– А второй тюрвинг? – спросил я, – ты говорила их всего три.

– Он был потерян в Нагасаки. Уничтожен ядерным взрывом. Американцы узнали, что японцы собираются его применить. Ситуация на фронтах была отчаянной, и они готовы были пойти на крайние меры

– А Хиросиму для чего тогда бомбили? Для компании? Или потренироваться?

– Тюрвинг изначально хранился в Хиросиме. За несколько часов до первого взрыва его успели эвакуировать в Нагасаки.

– И что же? Этот тюрвинг был насколько страшен, что вместе с ним уничтожили два города с мирными жителями?

– О, да! – кивнула Катя, – думаю, это был самый страшный из тюрвингов. Он наполнял подлинной любовью. Причем те, кто попал под удар, обладали способностью этой любовью заражать других.

Я скептически поднял бровь, и усмехнулся.

– Зря ты так, – сказала Катя, – его использовали всего пару раз. И в каждом случае это приводило к гибели целых народов. Ну же, включи воображение – что будет, если несколько тысяч солдат начнут безудержно любить своего врага, друг друга, но сильнее всего – хозяина тюрвинга? И все это дело будет распространяться, как степной пожар?

– Мнда… – пробормотал я; потом спросил: – и что же, вы будете держать меня как оружие? Чтобы я применил тюрвинг тогда, когда это будет вам надо? А на меня ядерную бомбу точно не сбросят?

Катя вздохнула.

– Если бы все было так просто, – ответила она, – но нет. Твой тюрвинг, конечно, штуковина интересная и редкая. Но у нас нет необходимости его использовать для чего-либо. И мы не будем тебя об этом просить. Нам куда больше интересен ты сам. И твои способности.

– О чем ты? – спросил я, – какие способности?

– Давай сначала до места доберемся, – ответила Катя, – потом уже серьезно поговорим, лады? А то ночью лететь придется.

За разговором мы закончили раскладку крыла, и снова пристегнулись в подвес. В этот раз разгоняться было значительно труднее: ноги вязли в рыхлой почве. Но нам повезло. В какой-то момент поднялся легкий ветерок, и наполнил крыло. Остальное довершил электромотор, толкающий нас на пределе оборотов.

7

Двигатель работал тихо, но все равно нормально разговаривать в полете было невозможно: мешал встречный поток воздуха. Поэтому я не сразу разобрал то, что прокричала Катя.

– Что? – крикнул я в ответ.

– Батарея садится быстрее, чем я рассчитывала! – она наклонилась к самому моему уху, – ты со своим рюкзаком слишком тяжелый!

– Запасную не взяла, что ли? – прокричал я.

– Нет! – ответила Катя, – но мы уже не так далеко. Я сейчас попробую набрать высоту! До места будем планировать!

Чтобы не напрягать лишний раз горло, я согласно закивал.

Параплан довольно резко пошел вверх. Надо сказать, на подлете к Москве погода переменилась: ощутимо похолодало, а небо заволокло серой осенней пеленой. Я думал, Катя ограничится парой тысячей метров – аппарат хоть и был рассчитан на тандем, но был близок к предельной загрузке, это ощущалось. Что, в общем, не удивительно: я весил девяносто пять, как раз неделю назад начал набор массы. Плюс рюкзак с вещами и деньгами – еще килограммов пятнадцать. И Катя была девушкой отнюдь не миниатюрной. Рост у нее под метр восемьдесят, значит, весит около семидесяти, а то и больше: я чувствовал, как под комбезом перекатываются внушительные мышцы ее бедер.

И все-же мы продолжали набирать высоту. Краем глаза я видел экран полетного контроллера. Альтиметр уже показывал две с половиной тысячи, и останавливаться на достигнутом Катя явно не собиралась. Становилось все холоднее. Внизу маски – там, где на нее попадал теплый воздух от дыхания – уже появился иней. Я заметил, как участилось дыхание: начал сказываться недостаток кислорода на высоте. Комбез, который мне выдала Катя, держался достойно, но после четырех тысяч холод начал доставать даже через него.

Мы почти достигли кромки облаков верхнего яруса, и я уже хотел крикнуть Кате, чтобы не вздумала подниматься выше. Легкий параплан мог обледенеть в одно мгновение. Но тут двигатель вырубился. Мы повисли в ледяной тишине, над темнеющей землей. А вдалеке я смог разглядеть огромное оранжевое пятно света уличных фонарей большого мегаполиса.

Позже я бы не определил, сколько времени занял этот спуск с пяти тысяч. Мы как будто выпали из привычного хода времени, повисли посреди серой неопределенности. Но потом стемнело. Земля покрылась огнями поселков и автомобилей, едущим куда-то по своим делам среди темных осенних дорог.

Мы незамеченными приземлились на поле, где-то на юго-западе, возле небольшого коттеджного поселка. По моим прикидкам – это была территория новой Москвы.

– Фу-у-х, дотянули! – облегченно вздохнула Катя, отстегивая подвес, – ну и холодрыга же там!

– Это слабо сказано, – я растирал ладонями задубевшие щеки, – еще и дышать нечем!

– Ничего! Сейчас сауну включу – отогреемся!

– У тебя есть сауна? – обрадовался я; честно говоря, в голову опять полезли разные мысли, одна неприличнее другой. Катя вместо ответа заговорщически мне подмигнула, и продолжила собирать параплан.

Нам пришлось обогнуть глухой зеленый забор, чтобы выйти на главный вход в поселок. Он назывался «Стольный». «Ну точно – новая Москва!» – подумал я, и оказался прав. На входе Катя приветливо помахала охраннику, тот важно кивнул в ответ.

Это был самый обычный коттеджный поселок, каких множество расплодилось вокруг столицы. И дома тут были самые разные: от простых бревенчатых срубов, до футуристических изящных конструкций из стекла и стальных балок.

Дом, куда меня привела Катя, оказался классическим двухэтажным коттеджем (или особняком? По правде говоря, я не знаю, в чем разница. А узнавать лень). Она достала ключи, нажала пару кнопок на пульте, и мощная входная дверь возле гаражных ворот бесшумно распахнулась, пропуская нас на территорию.

– Впечатляет, – сказал я, оглядывая просторный холл, – ты не говорила, что какая-то шишка в своей организации.

– Да какая шишка, – небрежно бросила она, – обычный оперативник.

– Значит, это не твой дом? Он – это что-то вроде конспиративной квартиры? Можно пользоваться, когда необходимость есть? Но все равно – очень круто.

Катя рассмеялась.

– Нет, что-ты! – она помотала головой, – у нас был вариант остановится в корпоративном убежище в городе, но туда надо еще как-то добраться. Так что оказалось проще привести тебя домой. Так что добро пожаловать! Я тут живу.

– Как-то смело и необычно, – пробормотал я, – вот так вот смешивать рабочее и личное.

– Гриша, – вздохнула Катя, – ты еще не до конца понимаешь, что происходит. Пока что просто поверь: так проще. Нам предстоит провести вместе довольно много времени.

Я сам не заметил, как расплылся в глупой улыбе. А в голове назойливо вертелись мысли о сауне.

В доме, как выяснилось, была далеко не только сауна. В подвале располагался полноценный спа-комплекс: бассейн, джакузи, и даже небольшой, но вполне функциональный зал с отдельными зонами: свободных весов, кардио и зоной функциональных тренировок.

– Я бы тут жил… – пораженно пробормотал я; тут же смутился, и добавил: – в смысле, тут, в подвале.

– Ну, располагайся, если хочешь, – улыбнулась Катя, – хотя я думала предложить тебе комнату в мансарде.

Сауна прогрелась быстро. Вот и настал момент истины: как мы туда зайдем? Вместе? Я то и дело поглядывал на Катю, пытаясь угадать ее намерения.

– Ну вот, все готово, – сказала она, – в рюкзаке у тебя хоть какая-то запаска есть? Хотя бы нижнее белье?

– Есть, – кивнул я.

– Отлично. Значит, раздевайся тут. Вон там, – она указала в дальний угол подвала, – рядом с кардио зоной находится прачечная. Закинь все в машинку на экспресс цикл. Разберешься как?

– Думаю, да.

– Отлично. Над стиралкой находится сушильная машина. Воспользуйся ей. А то нам ехать с утра. Обычным способом одежда высохнуть не успеет. А переодеть мне тебя не во что.

– Супер, спасибо, – кивнул я, все еще пытаясь поймать ее взгляд.

– Теперь насчет сауны, – продолжала деловито рассказывать Катя, – она финская. Значит, никакой воды на камни – они просто на это не рассчитаны. Я не люблю влажную жару. Душ ты видишь. Слева от него, за перегородкой, купель. По идее, работники должны проверять каждый день – но на всякий случай убедись, что вода свежая, прежде, чем нырять. Вот, вроде бы и все. Хотя стоп, – она остановилась, и посмотрела на меня. У меня сердце пропустило удар, – халаты в предбаннике. Там есть мужские комплекты. Кажется, твой размер тоже найдется. Если нет – закутайся в полотенце, пока одежда стирается.

Она развернулась, и, судя по всему, собралась выйти из подвала.

– А ты? – все-таки вырвалось у меня.

– Что я? – Катя остановилась, и посмотрела на меня, недоуменно захлопав глазами.

– Ну… мыться не будешь? Или греться, ну, там… – я почувствовал, как по щекам растекается румянец. Наверно, еще никогда в жизни я не чувствовал себя настолько глупо.

– Гриша! – она удивленно подняла брови, – мы всего день как знакомы! Да, ты симпатичный парень – но о близости я еще как-то не думала! Да и неправильно это, наверное – нам еще вместе работать предстоит!

С этими словами она вышла, и закрыла за собой дверь. Я еще минуту стоял зажмурившись, пытаясь справиться с эмоциями. Потом вздохнул, решил не париться по этому поводу, плюнул на все, и пошел греться в сауну.

8

– Куда мы все-таки едем? – спросил я, когда мы подъезжали к МКАДу.

Вчера, за ужином, толком о делах поговорить так и не удалось. Катя опять сказала только, что: «…мы оба устали с дороги, а такие вещи надо обсуждать на свежую голову. Ты все поймешь, обещаю. Но для начала завтра я тебе кое-что покажу». И вот, это самое завтра наступило.

– В Котельники, – ответила Катя, – тут недалеко.

– Я знаю, где Котельники находятся, – ответил я, – рядом квартиру снимал.

– Точно, – кивнула Катя, и замолчала.

Возможно, я излишне себя накручиваю, но, похоже, после вчерашнего неловкого момента она стала держаться со мной как-то подчеркнуто отстраненно. Хотя что такого-то я сделал? Ну да ладно, ее дело. Мало в мире девчонок что ли?

Добирались довольно долго. Пришлось постоять в пробке в районе Каширки. Этот участок всегда забит: съезды на густонаселенные районы, и крупный торговый центр прямо на пересечении трасс. За все это время Катя не проронила ни слова. Я тоже молчал, стараясь подавить собственное раздражение от ее поведения. И только перед самым поворотом на Котельники до меня вдруг дошло: да она же нервничает! Это открытие меня малость обескуражило. Значит, не простая это поездка – ой, не простая. Куда же мы на самом деле едем? Где-то наверху договорились, и теперь меня просто сдадут? Я нервно потрогал кобуру, которую, конечно же, взял с собой. К счастью, она легко влезла в карман моей толстовки. Это оружие меня защищает. Вопрос только в том: насколько широки возможности этой защиты? Или, может, Катя как раз и везет меня туда, где сможет отвлечь меня, и забрать тюрвинг? Нет, это совсем бред какой-то. У нее была масса возможностей, пока я спал, был в сауне и тренировался.

– Приехали, – сказала Катя, останавливаясь на парковке возле искусственного озерца, которое, похоже, образовалось на месте бывшего карьера. Место было довольно живописным: на берегу, где мы остановились – новехонькие высотные жилые дома, на противоположном – высокий песчаный берег, почти как на Байкале. А между этими берегами – синяя вода, казавшаяся удивительно чистой под не по осеннему высоким и ярким голубым небом.

– А тут ничего так, – прокомментировал я.

– Ага, – кивнула Катя, – неожиданно такое увидеть всего в паре километров от МКАДа.

– Я слышал про это место, ребята говорили, – сказал я, – но все руки не доходили прокатиться. Думал, обычная городская помойка.

– Ну, мусора тут действительно хватало, – пожала плечами Катя, – но в последнее время муниципалитет взялся за чистоту. И стало вполне прилично.

– Значит, ты уже тут бывала, – заметил я.

– Конечно, – кивнула Катя, – пойдем, покажу, ради чего я тебя сюда притащила.

Мы вышли из машины.

– Знаешь, – сказал я, когда мы подходили к довольно приличному, оборудованному пляжу (сейчас, разумеется, пустому), – китайцы считают, что место, где ты умрешь, имеет очень большое значение.

– Да? – растерянно переспросила Катя, продолжая шагать вперед.

– Ага, – кивнул я, – модный фэншуй, про который любят втирать дизайнеры, на самом деле, в большей степени наука о том, где лучше умереть, и быть похороненным.