Аня Васильева "Незнакомка для оборотня, или Смотри, кого кусаешь!"

Литто не отпустил меня. Приблизился и поцеловал. И всё вглядывался в мои глаза, словно хотел что-то прочесть в них.

– Разобрались, – ответила я, чувствуя, как руки Литто нежно гладят волосы, а тёплые ладони касаются лица. – Я в порядке. Не переживай.

Литто молча обнял меня. Вот уж не думала, что он будет так волноваться. За долгие годы одиночества я позабыла о том, каково это: когда рядом с тобой находится близкий тебе человек.

– Не было никакой опасности, – повторила я и внезапно вздрогнула от одной только мысли, что со мной могло что-то случиться… Тем более сейчас, когда на нас надвигалась враждебная армия оборотней. Я крепко прижала Литто к себе и жарко, искренне прошептала: – Извини! Больше не буду так делать.

– Будешь, и ещё как. Иначе ты – не ты, – сказал Литто, усмехнувшись. – Хотя бы это я знаю о тебе наверняка. – Он испустил нарочито печальный вздох и пожаловался: – Пусть я и не знаю, что за тайны вы с Нортом скрываете от меня.

– Нет. Не расскажу, – ответила я на этот незаданный вопрос. – У каждой женщины должен быть свой маленький секрет.

Литто притворно задумался и возвёл взгляд к потолку.

– А если у тебя много секретов и совсем даже не маленьких, тогда что?

– Тогда я очень загадочная женщина…

– О которой я ничего не знаю, – продолжил мою фразу Литто.

– О которой ты знаешь ровно столько, сколько нужно, – парировала я. – Я люблю тебя. Я твоя супруга. Я мать твоих детей. – Из спальни раздалось ворчливое сопение, и я добавила: – И кажется, мне уже пора к ним.

– Не буду задерживать тебя, о моя прекрасная знакомая незнакомка, – ответил Литто, широко улыбаясь.

Я улыбнулась в ответ и, прежде чем уйти, поцеловала его. Того, кто заботился и волновался обо мне. Того, кого я любила.

Глава 3. Враг рядом

Жизнь в поселении затихла. Оборотни занимались своими делами: рыбаки ходили в море, охотники – в степь, постовые исправно несли службу, а не занятые на других работах женщины штопали одежды и плели кружева долгими зимними вечерами.

Но малейшее изменение привычного уклада сразу воспринималось с максимальной тревогой.

Рыбаки не вернулись вовремя домой – и их жёны собирались у причала, вглядываясь в тёмный горизонт и шепча молитвы северным богам. А когда над заснеженными пустошами разносился несвоевременный вой постовых, казалось, замирали все. Вслушивались в вой и пытались понять, что не так.

Все ждали армию Берига. Оборотни ждали войны. Над мирным поселением нависла неминуемая угроза.

Я старалась не отвлекаться на тревожные сигналы, позволяя Литто держать ухо востро. Решила, что, если случится что-то плохое, он предупредит меня. А значит, можно не думать ни о чём, кроме семьи и детей.

Тем временем малыши открыли глаза.

Было забавно наблюдать, как крохотные пушистые комочки впервые исследуют мир. Они постоянно сбегали с кровати и разбредались по дому. Приходилось обращаться волчицей и подзывать их к себе.

Литто хихикал надо мной в эти моменты. Особенно, когда я подзывала щенят коротким лаем.

– Как собака, – говорил он и учил меня: – А надо подвывать.

– Вот родишь себе своих щенят, будешь звать, как «надо», – отвечала я, ничуть не злясь. – А мне удобнее так.

Иногда Литто обращался и звал малышей сам. Щенки бежали на его зов, залезали Литто на спину и сновали по нему, кусая то за морду, то за уши. Литто стоически терпел укусы, дожидаясь, пока малыши соберутся вместе, прежде чем сдать их под мою опеку. А я хохотала, хоть и знала, насколько болезненны укусы крохотных зубов малышей.

А вскоре произошло кое-что очень важное.

В то утро я проснулась рано. Ещё солнце не встало. Прошла на кухню и заварила свежего чая. Подумывая, что бы приготовить на завтрак, заглянула в спальню. Литто спал посередине кровати, раскинув руки в стороны. Щенки облепили его со всех сторон, греясь о него кто спиной, кто мордашкой.

Старший щенок не спал. Его чёрные бусинки внимательно смотрели на меня. Он молчал. Не звал, не скулил. Просто смотрел.

Я подошла ближе и спросила:

– Что такое, маленький?

Щенок поднял морду выше, перебрал лапками по воздуху, словно пытался достать до меня со своего места… И обратился в голенького розовощёкого малыша. Он протянул ко мне крохотные ручонки и вдруг чётко произнёс:

– Мама!

Я ойкнула и зажала рот ладошками, но тут же опомнилась и взяла малыша на руки.

– Тихо-тихо, маленький. Только не плачь. А не то разбудишь папу.

– Я не сплю, – сонно проворчал Литто, не отрываясь от подушки.

– Тогда тебе лучше открыть глаза, – посоветовала я.

Литто заворочался, повернул в нашу сторону голову и тут же широко распахнул глаза.

– Осторожнее, – предупредила я тихонечко и показала ему на спящих щенков. – Не разбуди остальных.

– Если и разбужу, не страшно. Пусть все видят, все учатся. Быстрее обернутся…

– Если разбудишь, сам их на руках носишь будешь, – ответила я, улыбаясь. – Я унесу максимум двух.

Литто оглядел щенят у себя под боком, понятливо кивнул и подмигнул мне. Он осторожно выбрался из-под лапок и хвостов, встал и подошёл к нам. Потрепал сына по щеке и тихо сказал мне:

– Пора выбирать имя, Джесс.

– Наконец-то! Думала уже не дождусь этого разрешения! – Нянча малыша на руках, я вернулась на кухню. По какой-то из старых традиций оборотней, имена щенкам можно было давать только после того, как они научатся обращаться в людей. – Слышал, маленький, папочка разрешил дать вам всем имена. Ты как хочешь зваться?

– Нет-нет. Называть сыновей должен отец, – запротестовал Литто, заходя на кухню.

– Очередная древняя традиция? – уточнила я.

Литто кивнул и насупился. Правильно сделал.

– Знаешь, дорогой мой супруг, я ещё согласна была подождать, пока дети подрастут, прежде чем выбирать им имена. Но теперь ещё и отдать весь выбор тебе…

– Почему весь? – Литто принялся за готовку завтрака. Кажется, нас ждали оладушки – его коронное блюдо. – Дочь можешь назвать ты.

– Всех могу назвать я. А Снежинку тем более.

Литто бросил на меня смешливый взгляд.

– Ты не можешь назвать дочь Снежинкой. Это не имя. Это… – Он замялся и упрямо повторил: – Это не имя.

– Очень даже имя. Очень красивое нежное имя. В самый раз для девочки. К тому же, ты и сам её видел: маленькая, беленькая, хрупкая. Настоящая снежинка.

– Спорить, как я понимаю, бесполезно? – Я кивнула. Литто фыркнул, но смирился. – Пусть будет Снежинка.

– Ну вот, – сказала я, обращаясь к малышу на руках, – видишь, какой у тебя папа добрый и послушный. Это всё его воспитание сковородкой. Чуть что не так – Бам! – и сразу всё так.

– Я точно её когда-нибудь выкину! – пригрозил Литто, взял сковороду в руки и шутливо замахнулся.

– Нет! Не надо! – резко запротестовала я. – Сначала мы хотим оладушков!

– Точно?

– Точно-точно, – ответила я и рассмеялась. – Сначала оладушков. А потом мы посмотрим на твоё поведение, папочка.

– Договорились!

Литто оставил сковороду в покое, водрузил её на печку и начал печь долгожданные оладьи.

* * *

После завтрака я попросила Литто позвать к нам домой кого-нибудь из опытных волчиц, чтобы они помогли, и отпустила его заниматься своими делами. Литто был прав: щенкам пора научиться обращаться в людей. Смог один – смогут и остальные.

– Я попрошу Ойру прислать кого-нибудь, – сказал Литто прежде чем уйти. – Она знает, кто может помочь. – Он потрепал каждого малыша по голове и чмокнул меня в щёку. – А я пока имена всем сыновьям подберу, женщина.

Сказал и отпрыгнул в сторону, пока его не догнала оплеуха. Литто рассмеялся, а я прошипела ему вслед что-то строгое, но не злое.

В доме хлопнула входная дверь, и я осталась с малышами одна.

– Ну что же, давайте попробуем обернуться, как это сделал ваш старший брат, – сказала я им. – Вы же видели, как он это сделал.

Хотя все малыши и родились в один день, но близнецов я считала старшими, серого волчонка средним, а девочку Снежинку младшей.

Первой ко мне заглянула не присланная Ойрой опытная волчица, а знахарка Уула. Сейчас, когда она была не в волчьем, а в человеческом своём обличии, сразу бросалось в глаза, как сильно она постарела за последнее время. Уула тяжело передвигалась, помогая себе тростью, и часто останавливалась на отдых.

Она зашла в дом и сразу присела отдохнуть.

– Бабушка Уула, не стоило тебе идти. Ну что же ты, – отругала я Уулу. – Могла бы прислать кого-нибудь принести травы.

– А я не с травами сегодня, – довольно бодро возразила Уула. – Я с щеночками понянчиться пришла. Когда я ещё смогу с твоими детишками повозиться? Может уже и не представится такой возможности.

– Не говори так, – попросила я, но спорить не стала. Кому, как не Ууле знать о том, что произойдёт в будущем. Она всегда говорила о нём так, будто читала о грядущем в книге.

Знахарка скупо усмехнулась. Подозвала меня и тихонько погладила по руке.

– Не переживай, Джессика. Я вернулась домой не затем, чтобы встречать весну за весной. Я вернулась, чтобы уйти. Север – родные для меня земли, а уйти на встречу с духом Северного Ветра оттуда, где ты родился, – счастливая смерть.

– Не говори так, – шёпотом повторила я. – Ты нужна мне. И будешь нужна всегда.

Уула стёрла с моего лица слезинку и по-доброму, как умела только она, улыбнулась.

– Я всегда буду с тобой, Джессика. Вот здесь и вот здесь, – Уула поочерёдно коснулась моей груди, а затем головы. – Волк жив, пока его помнят.

Я потёрлась щекой о её сухую шершавую ладонь.

– Не уходи.

– Куда ж я пойду? Я только пришла! – ответила Уула и заливисто рассмеялась. – А ну, показывай своих непосед. Литто всем жалуется, что они не сидят на месте, неугомонные малыши.

– Не сидят, – подтвердила я, утирая слёзы. – Как есть непоседы!

Скрипнула дверь, ведущая в спальню. Я обернулась. На пороге стояла крохотная босая девочка с серебристыми белыми волосами, спадающими на плечи ангельскими кудряшками.

– Снежинка, – охнула я от неожиданности.

Никак не могла привыкнуть к разнице в росте щенков и человеческих детей. В возрасте месяца волчата, обернувшись людьми, уже могли говорить первые слова и… Ходить. Так рано? Никогда бы не поверила, если бы не увидела собственными глазами. Но дочка, держась за дверь и неуверенно покачиваясь, стояла прямо перед нами.

– Кто это тут у нас? – спросила Уула прямо у девочки. – Аана? Прекрасное имя.

– Аана? – переспросила я.

– На нашем древнем языке Аана – нехоженый снег. – Уула протянула руки к девочке, но дочка опустилась на пол, обернулась волчонком и подбежала к ней уже на четырёх лапах. Уула дала ей обнюхать себя, погладила и подпихнула дочь в мою сторону. – Уж извини, Джессика, – добавила она, – но «снежинка» на том же языке – мужское имя. Скелл.

– Аана – красивое имя, – ответила я. Задумалась. – И Скелл красивое.

– Но мужское, – напомнила Уула. – А у тебя дочь.

– И три сына!

Уула подняла руки, сдаваясь, и рассмеялась.

– Надо ли мне напоминать, что мальчиков должен называть отец?

– Традиции, традиции, – проворчала я, следя за тем, как белоснежный щенок добирается до моей ноги. Аана хорошее имя. Мне и правда нравилось. – А тебе нравится? – спросила я, беря дочь на руки – она снова обернулась человеком. – Нравится, Аана?

Дочка протянула ко мне крохотные ручонки и что-то залопотала.

– Довольная. Значит, нравится, – сказал Уула. Она смотрела на нас с дочкой и улыбалась. – Знаешь, Джессика, чем больше я вижу этот мир, тем чаще думаю о доме. Ведь когда-то и старушка Уула была крохотным щенком.

– Разве твой дом не здесь, бабушка?

– Почти, – Уула задумчиво уставилась вдаль. – Мой дом далеко отсюда. На самом краю мира. На Крайнем Севере. Там только снег и ветер все четыре сезона. И солнце не бывает на небе по полгода. Там росли мои предки, там родилась и выросла я.

– А сейчас там живёт кто-нибудь?