Я ещё не видела обладательницу голоса, но туфли уже стянула. Человека, который может позволить себе называть наследника Серпа Адрона оболтусом, лучше послушаться.
Дит с тяжелым вздохом последовал моему примеру.
– Тапки в этажерке, – подсказал голос, не спеша являться на свет.
Надо сказать, орк умильно смотрелся в дорогущих джинсах и безразмерных тапочках. Прямо-таки стильно, модно, молодежно. Я не удержалась и хихикнула, а он пихнул меня в бок.
– Пойдем, любимая, – проворковал так нежно, что мне стало не по себе. – Я познакомлю тебя со своей драгоценной бабушкой.
Ух ты. Интересно.
Та самая бабушка обнаружилась в чисто советской гостиной. Худенькая, одетая в цветастый халатик. Она гармонировала со скудной обстановкой жилища. Такая же старенькая (я бы даже сказала, древняя), но чистенькая, аккуратная. Седые волосы вились мелким бесом. Крашенные хной брови хмурились. В сухоньких руках старушках держала спицы и проворно вязала некое подобие носка.
Подобие – потому что носок был размера пятидесятого.
На боевую форму орка, что ли?
Э-э-э, а как эта пожилая женщина связана с охранной фирмой Дитриха? Он же сказал, что сейчас мы займемся именно рабочими вопросами. Потом, правда, добавил, что после знакомства с бабушкой о нас все газеты трубить будут…
Что-то не складывалось.
Старушка поманила к себе Дитриха и звонко чмокнула его в щечку.
– Ну здравствуй, дорогой! – потрепала его по коротким волосам.
– Как ты, баб Рая? – улыбнулся тот.
Я, вспомнив наставление, тоже принялась радостно улыбаться. Со всей ответственностью, приветливо до невозможности.
– Да нормально всё. Слушай, внучок. Она у тебя хворенькая, что ль? – уточнила милая бабушка у Дитриха. – Вон как нездорово скалится.
– Что ты! Тая просто рада тебя видеть! – Мужчина стрельнул в меня взглядом, в котором читалось “срочно сбавь радость”.
– Тая? – бабушка поморщилась. – Имечко-то какое дурацкое, ненашенское.
“А Дитрих прям исконно русское имя?” – хотела было возмутиться я, но улыбнулась ещё шире.
Кажется, я начинала догадываться, что имел в виду Дит, когда говорил, что если мне станет не по себе, нужно сказать кодовое слово, и мы уйдем. Полминуты наедине с бабой Раей – и остро захотелось куда-нибудь сбежать.
– Ну садись, рассказывай… – похлопала старушка рядом с собой.
Я осторожно плюхнулась на краешек дивана.
– О чем рассказывать?
– Например, о том, почему ты решила закадрить моего внучка. Думаешь, я новости не читаю? – бабуля фыркнула. – Сомневаюсь, что дочке Орловой просто понравился мой маленький Диточка.
“Маленький Диточка” поморщился и шикнул на бабушку, но та плевать хотела на его шиканья.
– Ты меня не перебивай, не дорос ещё. Я двести лет на свете живу и всех наглецов давно в могилу свела. Дай-ка нам с девочкой наедине пообщаться. Я выясню, что она скрывает, и отпущу восвояси.
– Я никуда не уйду, – покачал он головой. – Не трогай Таю. Она – хорошая девушка. Мы любим друг друга и собираемся пожениться.
– Ах любите? Ну что ж, целуйтесь тогда, докажите силу своей любви.
Я опасливо сглотнула. Бабушка как будто читала мысли и знала, что с поцелуями у нас туговато.
– Может, нам еще и детей тут зачать? – скептически ответил Дитрих, даже не шелохнувшись. – Баб, с ума не сходи. Давай лучше обсудим дела “Цербера”, я сюда ради этого приехал.
Баба Рая недовольно цокнула, но кивнула.
– Ну обсуждай, коль уж начал.
Дитрих сухо кашлянул и сел между мной и бабой Раей на диван, словно нарочно загораживая меня собой. Из сумки, висящей у него на плече, вытащил ноутбук и файл с документами и неспешно принялся раскладывать все это добро на неприглядном журнальном столике, на нижней полке которого лежал потертый томик Булгакова. «Роковые яйца».
Несмотря на то, что из-за Дита бабушку я не видела, она каким-то образом поняла, на что я смотрю:
– Я, конечно, все эти новинки, современных авторов не очень-то понимаю, но занятно. – Не сразу сообразила, кого она назвала «современным», но, должно быть, если тебе уже больше двухсот лет, то для тебя все, кому нет хотя бы сотни – те же дети, только с паспортом. – Деточка, ты читала Булгакова?
– Да, – нервно кивнула я, мысленно пытаясь припомнить сюжет, если вдруг бабе Рае вздумается провести экзамен. Мало ли как в ее понимании должна выглядеть достойная ее «оболтуса» девушка.
Оболтус же тем временем уже успел разложиться и наконец отвлек бабушку от меня:
– Вот тут новые клиенты. Еще трех я брать отказался, но хотелось бы их тоже глянуть. – Дит протянул старушке стопку договоров, та, подхватив висящие на груди обвязанные за дужки очки, стала внимательно вчитываться в печатный шрифт.
– Живой, живой, живой… – Рая странно бормотала себе под нос, откладывая один документ за другим обратно на столик. – Мертвый…
«Мертвого» она отложила отдельно, затем снова было несколько «живых», а затем два подряд «мертвых». И так до тех пор, пока внушительная стопка документов не закончились.
«Живых» Дит убрал обратно в сумку, а вот «мертвых» взял в руки.
– У меня те же вышли, – кивнул он, просмотрев бумаги. – Только насчет Соболева сомневался…
– Ладно бы насчет Белозубова, гоблины в принципе долго не живут, – по девичьи задорно прыснула старушка. – Диточка, ты ж покойничков лучше меня видишь. Я-то уж слепа на один глаз стала.
Старушка двинулась вперед так, чтобы видеть меня, и подозрительно прищурилась:
– Защиту поставишь? – невинно осведомился орк, а я невольно задумалась.
Если баба Рая родная бабушка Дита, то она, получается, тоже орк? И как же она тогда выглядит в боевой форме?
«Для себя носки и вяжет, – пришла шальная мысль. – Хотя, если ей двести, может быть, она и не родная бабушка? Или просто Дит старше, чем мне кажется?»
– Поставлю. Не умирать же им, пока деньги платят, – вздохнула старушка. – Но ты и сам не хуже умеешь. Души держать. Хотя с твоим даром тебе и держать их не надо. Только цыкнул, те и сидят смирно.
До меня не сразу дошло, о чем они говорят, пришлось трижды прокрутить в голове сказанное старушкой, прежде чем я осознала:
– Вы не даете клиентам умереть, пока их охраняет ваше агентство?
– Ну за этим обычно и нанимают охрану, разве нет? – орк пожал плечами. – Чтобы спасали от угроз и не давали погибнуть.
– Но… не так же. – Мне было сложно сформулировать словами весь тот трепет, что вызвали мысли о магии, о которой так мимоходом рассуждали эти двое.
– Ханжа, что ли? – неодобрительно покачала головой старушка. – Впрочем, что еще можно от дочки Орловой ждать. Деточка, запомни, от смерти и налогов еще никто не уходил. Мы тут запрещенкой не балуемся, к Арбитрам можешь попусту не прыгать на нас жалобы писать.
– Я… я и не думала, что вы, – ужаснулась я. Понимание, что я могла случайно обидеть бабу Раю, испугало куда больше магии душ, о которой они тут говорили. – Простите, пожалуйста, я не имела в виду ничего такого. Просто никогда не слышала ни о чем подобном.
– Еще б она слышала. Секрет фирмы. – Старушка скрестила руки на груди, вздернув вверх подбородок. Ее глаза при этом показались молодыми, чужеродными на этом старческом теле. В них было куда больше силы, чем могло быть в маленькой хрупкой старушке. – Диточка. Давай прямо. Зачем ты пришел? Не девицу же показать, в самом деле. И не клиентов обсудить. Ты с фирмой лучше отца справляешься, да и что уж душой кривить, лучше меня. Я и на этом свете-то только благодаря тебе еще. Чего не одобряю, сам знаешь.
– Баб Рая, ну чего ты… – начал было Дит, но старушка его перебила.
– Не спорь. Я же чувствую, что это ты мою душу здесь держишь. Даже когда ты за тысячи километров, чувствую. Я давно так уже не умею. Кошку свою, Мурыську, и ту в прошлую годину упустила. А ведь с сороковых годов вместе были, блокаду прошли, она мне мышей из подвалов ловила… – Старушка, расчувствовавшись, смахнула несуществующую слезу со щеки. – Выкладывай давай, что у тебя.
Дитрих в ответ забарабанил пальцами по журнальному столику и после короткой паузы наконец выдал:
– О тебе я и хотел поговорить. Ты договор на продление охраны не подписала на этот год. Забыла, наверное. Я привез дубликат.
– Забыла? – бабушка усмехнулась. – Я тебе тут рассказываю, что даже с кошкой простилась своей любимой. Неужели не понимаешь? Устала я, пора мне уйти. Внуки мои при делах все, за вас переживать не буду. Всё, отпусти меня. Я же не вампир, чтобы три столетия небо коптить.
Дитрих её попросту проигнорировал. Он достал толстенную папку черного цвета, протянул её старушке, но та лишь покачала головой.
– Кажется, не девчонка у тебя хворенькая, а ты сам. Совсем меня не слышишь. Диточка, посмотри на мою квартиру. Ты не видишь разве, она разваливается? Я последний десяток лет из неё даже выйти не могу, сил не хватает. Пол прохудился совсем, а недавно окна рассохлись.
– Можно ремонт сделать… – зачем-то влезла я.
– Молодая ты да глупая. Не сделаешь здесь ремонт, потому что квартира – это я сама. Мы с ней связаны. Когда она в пыль осыплется, и мне конец придет.
Мужчина шумно втянул воздух. На его лице читалось недовольство, отрицание, полнейшее нежелание услышать. Целый спектр эмоций. Но я осмотрелась ещё раз и внезапно поняла, о чем говорит старушка.
Каково ей жить как в клетке? Ежедневно видеть свой дом – саму себя – и понимать, что молодость уже не вернется, что всё обращается в прах, разваливается на куски.
Вся эта плесень на стенах, разломанные половицы, сгнившие оконные рамы – часть её души. Дитрих может удерживать душу в мире живых, но моложе она не станет.
– Бабушка, не заставляй меня повторять. – Глаза мужчины блеснули злым пламенем.
– Дит… – я положила ему ладонь на колено. – Послушай. Может быть, твоя бабушка права?..
– Тебе-то откуда знать, кто прав?! Так. Я сейчас вернусь! – рявкнул Дитрих и быстрым шагом вышел из комнаты.
– Взрывной он, весь в отца, – сказала баба Рая и обернулась ко мне: – Врать не стану. С матерью твоей мы никогда не ладили, корыстная она тетка и в корысти своей не видит берегов. Для неё ни людей не существует, ни обязательств, ни договоров. Но ты вроде другая. Ну-ка, скажи как на духу: любишь моего внука?
Её слова заставили вздрогнуть. Я поняла, что физически не смогу солгать человеку, который минуту назад просил о смерти.
– Не люблю, но мне без него не справиться.
– Как и ему – без тебя, – загадочно ответила старушка. – Не обижайся на него. Он не со зла ругается, не привык просто к отказам.
Такое чувство, будто она знала больше, чем мы оба.
Дитрих вернулся с телефоном у уха, злой до невозможности. Казалось, он сейчас же разнесет всю квартиру в щепки.
– Да пошел ты… – ответил кому-то и нажал на кнопку выключения.
– Что, пытался через Златона или Платона меня переубедить? Зря. C твоими братьями уже говорила, – улыбнулась ему баба Рая. – Настала твоя очередь. Кстати, если хочешь моё мнение, то женись на этой своей Таисии. Я добро даю. Всё, на том и закрыли тему. Уходите. А над словами моими ты подумай. Идите, вас уже ждут.
Дитрих выходил из квартиры бабы Раи мрачнее, чем хмур болотный. Да и я чувствовала себя так, будто влезла грязными сапогами в чужую жизнь.
Пока обувались, мой взгляд зацепился за кадку с землей, и, желая сделать хоть что-то для удивительной пожилой женщины, с которой я сейчас познакомилась, потянулась руками к горшку.
По телу пробежала жаркая волна магии, какая бывает, если щедро глотнешь горячий глинтвейн.
– Что ты?.. – Но договорить Дит не успел, потому что росток ожил, потянулся, извиваясь вверх, выпустил листья из почек.
– Гибискус, – констатировала я, улыбаясь выпущенному красному цветку.
– Жаль, цветет только один день. – Дитрих печально улыбнулся, беря меня за руку, чуть сжимая ладонь.
Так делают, когда хотят поддержать. Но сейчас я прекрасно понимала, что поддержка нужна ему.
А вот бабушке, кажется, грустно совсем не было. Оглушающий звон стационарного телефона. Старушка бодро крикнула нам, прежде чем взять трубку:
– Захлопните за собой… Алло!.. Нюрка! А чегой-то ты мне звонишь? Ну-ка бегом за бутылкой и дуй сюда. Как зачем? Ты ж мне проспорила, дурында ты хвостатая. Диточка-то мой со своей Наташкой всё! Расстался, представляешь? А ты всё «женятся, женятся!». Тащи бутылку давай, моего любимого, зеленого…
Дверь квартиры захлопнулась.
– Ну я же говорил, что теперь о нас распоследний подъездный будет знать.
– Подъездный? – не сразу поняла, о чем он, всё еще погруженная в мысли о двухсотлетней бабушке. Что-то крутилось в голове обо всей этой семейной драме, что никак не ложилось в общую картинку. Я только никак не могла ухватить это и понять, что же меня так смущает.
Звякнул приехавший на этаж лифт.
– Ну, домовые же теперь всё больше подъездные, в многоквартирных домах, – усмехнулся Дит собственной шутке.
Вонь лифта заставила поморщиться. И тут меня вдруг осенило:
– Я читала… читала, что твой отец погиб от несчастного случая, – спросила, осторожно подбирая слова.
– Да, авария, – безэмоционально кивнул Дит, в этот момент лифт ощутимо тряхнуло, и я инстинктивно попыталась схватиться за локоть орка, но тот опередил меня, обвив рукой за талию.
Лампочка на мгновение мигнула, но тут же загорелась вновь, и мы поехали дальше вниз.
– И что же? – я задрала голову, внимательно всматриваясь в темные, почти черные глаза орка. – Он тоже отказался подписывать договор на охрану?
– Никогда и ни с кем не говори об этом.
Внутри похолодело, и в ушах зазвенело от жуткого осознания.
Совсем недавно мне казалось, что мы с Дитрихом можем найти общий язык, что в нас есть что-то общее, что он не так уж и плох, но…
