Когда она опять засмеялась, мысленно уже поставив автору книги твёрдую пятёрку, незнакомец в тенниске поднял правую руку, на которой ожидаемо блеснуло золотое кольцо, и с вопросительным выражением лица прикоснулся к своему уху, одновременно легко кивнув в её сторону.
«Что слушаете? – выразительно артикулировали его губы. – Музыка?»
«Книга», – так же беззвучно отозвалась она, надеясь, что он поймёт.
Он понял. Кивнул.
«Хорошая?»
Марина молча подняла над кулаком большой палец.
Так они и ехали дальше, поглядывая друг на друга и улыбаясь. Женщина время от времени пила воду, и в эти минуты, казалось, он смотрел на неё ещё внимательнее. Неужели и правда чем-то она его зацепила? «Да ну, глупости», – говорила она себе, но ощущение того, что даже ненакрашенная и взъерошенная она интересна постороннему мужчине, вызывала и в ней самой легкомысленное состояние мимолётной юношеской влюблённости.
Потом он встал и прошёл к той самой площадке, на которой чуть раньше стояла разделившая их пожилая женщина. С более близкого расстояния она ещё лучше смогла рассмотреть и его фигуру – высокую, худощавую, но с широкими плечами и грудью, – и длинные, неожиданно красивые ноги в джинсовых шортах, и глаза, и дурацкую стрижку. Напоследок он окинул Марину пристальным взглядом и, указав на неё пальцем, тут же показал тот же самый жест, что и она ранее, – большой палец над сжатым кулаком – и прошептал так, что она услышала: «Ты красивая». А потом шагнул в открывшийся дверной проём и уже с остановки помахал рукой.
Автобус отъехал, и Марина увидела в окно, как он неторопливо пошёл в сторону здания автовокзала, мимо которого они проезжали. Это удивило её. Оказывается, почти весь путь до работы был уже позади, и совсем скоро женщине и самой нужно было выходить. «Вот это да! – подумала она в возбуждении. – Мы так быстро приехали в этот раз!» Но она и сама прекрасно понимала, что ехали они так же, как обычно, и только переглядывания с мужчиной позволили ей сделать путь субъективно короче и на порядок приятнее.
Выходя на своей остановке, Марина гордо и задорно взмахнула и без того взлохмаченной чёлкой, подставила лицо горячему летнему ветру и позволила ему играть с её длинной юбкой. Она чувствовала себя влюблённой и любимой. Ну и пусть эта влюблённость в незнакомца продлилась всего полтора часа поездки и никогда ни к чему большему не приведёт. Пусть он женат, а она замужем. Пусть они оба ещё через полтора часа забудут друг друга. Это всё неважно. Важнее другое: второго такого шикарного убийцы времени, как влюблённость, нельзя и представить. Даже французская пословица вспомнилась к месту: «Любовь убивает время, а время убивает любовь». Всё-таки французы знают в этом толк… Да и убивает он так нежно…
Марина уверенно шла по дорожке, обрамлённой зеленью. Несмотря на жару, сердце её пело. Жизнь продолжалась и была прекрасна, без всяких там передышек.
Убежище
Вот вы думаете, подростком быть легко? Фиг тебе с маслом, отчизна, как сказала бы моя мама. Правда, когда я использую её словечки, она ругается, требует, чтобы я следил за речью. Но я всё равно таскаю к себе в копилку её выражения, очень уж точно они выражают мои мысли – особенно те, что относятся к «лёгкой» жизни подростков.
Не знаю, как другие, но я оказался вообще не готов к тому, что за какие-то полгода моё тело изменилось почти до неузнаваемости. Вроде был худой пацан – а тут уже высокий, но всё такой же худой парень с широченными, как у отца, плечами. Руки длинные, ноги длинные, я в них постоянно путаюсь, за всё подряд цепляюсь… Как бы и я – и уже не совсем я. А мои друзья-ровесники по-прежнему выглядят пацанами, я на их фоне смотрюсь какой-то телебашней в окружении деревенских домиков.
И я, как та телебашня, постоянно привлекаю внимание. Девчонки на улице, учителя в школе, соседи, родители – всем им что-то от меня нужно. Девчонки строят глазки, и ладно бы только симпатичные, а то такие образцы бывают, хоть в лес беги! Учителя постоянно дёргают, чтобы учился, а не в облаках витал. Родители – те вообще как с цепи сорвались. Им подавай и хороших оценок, и порядка в комнате, и помощи по дому. А ещё чтобы в настроении был и не огрызался.
А как тут не огрызаться, когда обложили по всем фронтам? Не знаешь, за что хвататься, куда бежать, чтобы остаться наедине со своими мыслями, своими желаниями и интересами. Лишний раз ни комиксы почитать, ни новый уровень в любимой компьютерной игре пройти, ни видео на канал снять – я снова кому-то зачем-то нужен.
Со всех сторон только «надо» и «должен». Кому надо? Кому и чего должен? Когда успел столько назанимать? Вот достаёт, честно! А между тем это же должны быть лучшие годы жизни! Хм… И сюда просочилось это ненавистное «должны»! Видимо, оно заразно…
Иногда, когда очень допекает, я прячусь, насколько позволяют мои нынешние габариты. Есть у меня одно убежище, куда, по крайней мере, никто не войдёт, пока я сам не выйду. Пусть ненадолго, пусть только на несколько минут, но я могу передохнуть, перезагрузиться, неспешно подумать о жизни и о том, как мне жить дальше, о том, что меня достало и чего я на самом деле хочу. Подумать о себе самом и о мире, в котором я живу. Подумать о новом челлендже, в который я ввязался, и о том, где взять денег на обновление игры. И совсем чуть-чуть – о Ленке Свиридовой из параллельного класса. Ей так идут розовые волосы, хоть и влетело за них в школе…
… – Кирилл! Ну ёшечки-матрёшечки! Выходи уже из туалета! Ты не один в доме живёшь, другим тоже надо!
***
У современной женщины офигенная жизнь, точно говорю вам. Свободы – выше крыши, обязанностей – ещё больше. Хочешь – работай сверхурочно, чтобы ипотеку выплатить; хочешь – подработку бери, чтобы после выплаты ипотеки осталось хотя бы на хлеб, не говоря уж о масле; хочешь – вспомни про выходной день, который у тебя уже был в этом месяце, и паши дальше. Улыбаемся и пашем…
«Вторую смену» дома тоже никто не отменял. Уборка там всякая, стирка, готовка, да и оболтусу, который любимый сын, пока сто раз не напомнишь, уроки не сделает. А из школы потом кому звонят? Правильно, мне. Ибо мать, а не ехидна, хотя иногда после таких разговоров по телефону я не совсем в этом уверена. Если их всех послушать – учителей, врачей, психологов и тэпэ, – то во всем виновата мать. Ибо недостаточно воспитывает, напоминает, объясняет. А то, что все мы подростками когда-то были, даже «всезнающие» учителя, почему-то предпочитаем забывать. Словно, как сказал герой одного старого фильма, родились на свет уже взрослыми, с профессией и окладом согласно штатному расписанию.
Хорошо ещё, что муж у меня адекватный и с ним можно разделить бытовые заботы. Если на работе задержусь, вечером ждёт ужин – пусть не самый изысканный, но обязательно свежий и горячий. А что ещё нужно замученной нарзаном работающей женщине? Да и про уроки подростку он напомнит, если я заработаюсь. Правда, при всех его достоинствах, он и недостатками обладает теми же, что свойственны мужчинам в общей массе. Временами ленив, недогадлив, согласно своей неведомой мне мужской логике как сделает что-нибудь – не знаешь, как реагировать. То купит в дом что-нибудь очень «нужное», а нам до зарплаты после выплаты кредитов на еду не хватает, то сам без осенней обуви останется, но сделает наследнику на день рождения офигенный подарок, а я потом репку чешу – где бы ещё подработать, чтобы этого чудо-отца обуть…
Словом, всё как у всех.
И это ещё не считая работы, где всегда крайний срок – вчера, родителей, которые в их возрасте уже мало чем отличаются от детей малых, а потому и внимания требуют не меньше. Да и о себе и своих нуждах забывать не хочется: я всё-таки женщина, а не термометр. И получается, что валятся на тебя со всех сторон эти бесчисленные «надо», и никуда от них не деться.
Впрочем, есть одно местечко, где пару раз в день можно уединиться, чтобы перевести дух и сделать паузу. Обнулиться, так сказать. В тишине и одиночестве подумать о себе самой. Или не подумать, просто побыть наедине с вечностью, с белым шумом вместо мыслей в голове…
… – Светка! Ну Свет! Ты долго там ещё? Мне тоже очень надо, Свет! Ты ж сама знаешь, что лучшее в пиве… Ну Светка!!!
***
Я счастливый. Не, правду говорю, очень счастливый. Даже иногда сам себе завидую, как у меня всё хорошо. Работа любимая. Жена и сын – самые клёвые на свете. Квартира, машина, поездки в отпуск раз в год, как у людей. Друзья верные, которые поддержат в беде и радость разделят – проверено уже, и не раз. Даже кот есть – будь он неладен, паршивец! – но тоже любимый. Всё ж офигенно, чё.
Но хорошо – это если подумать хорошо. А в сегодняшней жизни подумать хорошо получается не всегда, потому и хочется временами удавиться. Потому что дожимает так, что хоть вой.
Работа любимая, но зарплату нет-нет, да и задержат. А ипотека не ждёт. И мечешься, как укушенный в это самое место, чтобы подработать или перезанять – не всё ж Светке надрываться! Семья любимая, но характеры у обоих – мама, не горюй! Жена ангел, но на метле ей всё-таки быстрее, чем и пользуется. Эмансипированная по самое не балуйся, слова не скажи – на всё своё мнение. Сынище умный, весь в меня, но леениивыый… Сам говорит, что он энергосберегающий, но у меня на это только рука чешется – затрещину дать. Сколько ни говори, чтобы на школу не забивал и матери не грубил – как об стену горох. Подростковый, мать его за ногу, возраст. Шкафчик вырос, а антресолька пока пустовата…
Родители – что мои, что женины – тянут одеяло на себя. То в поликлинику свози, то картошку помоги на даче выкопать, то обои поклей. То почему нечасто звонишь и ещё реже заезжаешь? Я бы, может, и не против, но где время взять? Тут побриться иногда некогда за всеми этими заботами. Как и у большинства сейчас, я знаю. Знаю, но разве мне от этого легче?
Раньше, бывало, достанет всё – прыгну в машину и за город, на трассу, пар спустить. Сейчас нет ни времени, ни сил. Да и не уедешь, по телефону найдут где угодно, и ведь не отключишь – потом себе же дороже выйдет.
Остается только одно место, где хотя бы на время можно ни о чём не думать, тупить в стену и оставаться наедине с собой. В узких стенах и ограниченном, но принадлежащем в эти минуты только тебе одному пространстве…
… – Мрря! Мааау!
– Барсик, мать твою! Ну дай хоть немного в тишине побыть! Почему как только я в туалет соберусь, тебе тоже приспичивает?!
***
Это людям только кажется, что мы мир захватили. Пока ещё нет, не до конца. Но уже скоро, совсем скоро. Может, уже наши дети будут повелевать этими глупыми приматами, которые возомнили себя хозяевами мира – и нашими заодно. Потому что именно коты – вершина творения, самые умные и красивые звери на всём свете.
Сидишь так себе в лотке, думаешь о вечном, планы строишь, и особенно приятно это, когда перед этим выгнал одного из этих, с позволения сказать, хозяев, и вся туалетная комната твоя по праву сильного. Это они сюда сбегают от всего, а мне сбегать не нужно, я хозяин и повелитель. Ну, по крайней мере, в этой квартире точно.
… – Мам! Пап! Этот паршивец умудрился дверь в туалете захлопнуть, а сам внутри остался!
– Не переживай, Кир, сейчас запасной ключ найдём и освободим заключённого. Макс, кажется, он в вазочке лежал, посмотри.
– Сейчас, Свет, обожди.
– Мяяяууу!!!!
Предательство
Мила никогда не воспринимала всерьёз слово «предательство». Даже в буйные времена пубертата или ранней юности, когда жизнь в глазах смотрящего делится строго на чёрное и белое, она не верила в то, что оно бывает в реальной жизни. Скорее, казалось ей, есть просто чьи-то неоправданные надежды. Кто-то увидел в другом то, чего в нём не было, а потом отчего-то обиделся, что его фантазии не поддержали. Ну бывает в жизни, чё. И не такое ещё бывает…
Ей казалось, что такое громкое слово применительно к каким-то таким же «громким» ситуациям. Вот на войне, например. Там, где жизнь и смерть. Там, где даже от мелкого, незначительного поступка человека могут зависеть жизни других людей. Прадед рассказывал, как со своей ротой в начале войны попал в окружение, и оказались среди его сослуживцев те, кто не выдержал страха и готов был сдаться фашистам и сдать своих. Вот их Мила и назвала бы предателями – тех, кто предал бы чужие жизни в руки врага. Тех, кто отправил бы на смерть людей, с которыми совсем недавно делил стол и шёл вместе в бой. Это – предательство.
Или Иуда, точно так же отдавший на смерть Христа, – он тоже предатель. Шагал рядом, внимал, называл Учителем, целовал – и этим поцелуем приговорил к мукам и гибели. Самый настоящий предатель.
Но в обычной жизни? Какое предательство? Слишком громко. Слишком пафосно. Мила не понимала этого. И это, пожалуй, помогло ей проще отнестись ко многим событиям в её жизни.
Когда в старших классах её Мишка внезапно ушёл к лучшей подруге Кате, она расстроилась, конечно, поплакала, даже общаться с ними обоими перестала на какое-то время, но быстро пришла в себя и встретила Серёжку – а с ним было намного интереснее. Да и на жизнь он смотрел просто, не зацикливался на плохом, летел на волне радости – и её этому научил.
Когда на старших курсах университета сокурсница обманом перехватила себе участие в прекрасном международном проекте, куда попасть, по всем расчётам, должна была именно Мила, это тоже было неприятно. И бесило просто невероятно – так, что какое-то время она даже имени её слышать не могла, чтобы не сплюнуть зло. А потом отпустило, когда она попала в другой – не менее интересный и полезный с точки зрения продвижения в профессии.
Когда Мила организовала своё первое дело и через некоторое время её партнёр скрылся с деньгами, оставив её самостоятельно разбираться с кредиторами и обязательствами, она была вне себя от гнева, готова была разорвать этого вероломного гада собственными руками… Но потом подумала и поняла, что нужно было больше времени уделять работе, лучше контролировать всё и ни в коем случае не пускать на самотёк. Так что и этот случай сделал её сильнее и многому научил.
Кто-то назвал бы эти случаи предательством со стороны людей, которым Мила доверяла, но она сама считала это всего лишь уроками жизни. Не бывает гладкого пути без кочек и выбоин. Не бывает летнего зноя без зимних морозов. Не бывает роста без падений. Она готова была платить необходимую цену. И всё ещё считала, что предательство – это что-то большее, чем болезненные для неё поступки других людей.
Авария никак не входила в планы Милы. Чёртово ДТП, спутавшее все карты, неожиданное, как удар молнии, внезапное, как инфаркт. Только что ехала себе спокойно на встречу с новым поставщиком – и вот уже лежишь в кювете в раздолбанной в хлам машине, а виновник, перепуганный не меньше тебя, удирает по трассе со скоростями, приближающимися к космическим. И в голове у тебя пульсирует одна только дурацкая мысль: ну вот, теперь хороший контракт потеряю…
Какой, ради всего святого, контракт?! Она провалялась несколько дней в больнице то ли во сне, то ли в бреду, плохо понимая, что с ней произошло, где она находится и кто рядом. А когда пришла в себя, увидела у собственной постели только маму. Сергея не было.
– А Серёжка? – еле выговорила она пересохшими губами. – Он на работе? Когда он придёт?
Мама отвела глаза, потом погладила её по руке и тихо-тихо сказала:
– Отдыхай, всё будет хорошо.
Мила не сразу поняла, что ног не чувствует. Руки работают и ужасно болят, сломанные. Болят рёбра и порезы на лице. Болит голова и время от времени тошнит. Но ноги – вот же они, тоже в гипсах, значит, сломаны, но она почему-то совсем их не чувствует.
– Мам? Не молчи. Что говорят врачи? И где Серёжа?
Долго отмалчиваться не удалось.
– Врачи не дают никаких прогнозов, милая… – Мама осторожно гладила и гладила её по руке. – Ты можешь встать на ноги и снова ходить. А можешь и не встать. Пока непонятно.
– А Серёжа?..
– Он сказал, что не может видеть тебя такой…
– И?..
– Забрал вещи, ключи оставил.
Сначала она не могла поверить. Не верила несколько дней, всё надеялась, что он хотя бы позвонит или придёт, навестит. Хотя бы скажет ей в лицо, что не хочет и не может жить с женой-инвалидом. В конце концов, он имеет право на собственные чувства… А потом надежда умерла – в тот день, когда он отбил её звонок несколько раз подряд. Почему-то именно это простое действие убедило её в том, что происходящее с ней – правда, а не кошмарный сон.
Именно тогда в её голове вспыхнуло то самое слово, которого она так не любила. Предательство. Человек, которого она любила, с которым прожила рядом долгие и насыщенные событиями годы, просто бросил её, когда она стала нуждаться в поддержке и заботе. Бросил беспомощную. И даже слова не сказал.
Мила долго плакала, медикам даже пришлось снова вколоть ей успокоительные и снотворные. Под их действием она долго спала, а когда проснулась, снова плакала. Ноги по-прежнему не ощущались, всё тело болело, но сердце болело больше.
«Он предал. Как я теперь?!»
И только мама, бессменно находившаяся рядом, успокаивала:
– Всё образуется, милая. Это ещё не конец. Ты сильная. Ты справишься.
Мила справилась. Оказалось, неподвижные ноги почти не мешают вести ту жизнь, к которой она привыкла, – нужно было только подобрать подходящую коляску. Дело развивается, рядом родители и друзья. И они возят её по врачам в надежде на то, что рано или поздно найдётся кто-то, кто сможет вылечить, поставить на ноги в буквальном смысле слова. Сергей так и не признался, что именно подтолкнуло его к такому решению, к его постыдному бегству, но Миле это больше не интересно. С предателями она не разговаривает.
Непридуманная история о любви
– Что грустишь, рыба моя? – Мама ворвалась в дом ярким, немного сумасшедшим ураганом, в облаке чуть терпких духов и сияния золотых волос, шурша пакетами и стуча каблуками, – маленькое стихийное бедствие на отдельно взятой жилплощади. Бросила пакеты прямо на пол, на ходу сняла обувь, присела рядом с Никой, заглянула в глаза. – Кто мою доню обидел?
Ника шумно вздохнула, пряча от мамы глаза, выдавила неестественную улыбку. С тем же успехом можно было пытаться обмануть рентгеновский аппарат.
– Ну, не хочешь говорить – не говори, – не обиделась мама, – но если нужна помощь, ты знаешь, где меня найти, да? – Она подмигнула, перехватывая волосы и собирая их в пучок на затылке. – Сейчас мы приготовим вкусняшку, а там видно будет. Давай мыть руки – и за дело.
Ника только плечами пожала. Сопротивляться маминому оптимизму – впустую тратить силы, но за готовкой, если захочется, можно и погрустить – этого права у неё никто не отнимет. А может, и правда получится отвлечься и не думать о Мишке и той тощей брюнетке из восьмого «Б»…
– Мам! – позвала девочка, когда из духовки уже стал просачиваться аппетитный запах мяса с овощами. – А ты можешь рассказать мне историю?
– Конечно, – отозвалась мама, перекладывая нарезанные девочкой овощи в миску с заправкой. – О чём ты сегодня хочешь послушать?
Ника замялась. Интерес боролся в ней с неловкостью. Если она спросит, мама наверняка о чём-то догадается. Но догадка – это всего лишь догадка, в душу к ней лезть точно не будут. С другой стороны, она же девочка, а почему бы девочке и не интересоваться подобными историями?
– О любви, мам, – улыбнулась Ника, чуть смущённо опустив глаза. – Но я хочу реальную историю о любви, непридуманную.
Если маму и удивила просьба, виду она не подала. Только вытерла тыльной стороной ладони несуществующий пот на лбу и кивнула.
– Будет тебе история о любви.
Митька пришёл в класс в середине учебного года. Его никто не представлял специально, внимания на его драгоценной персоне никто не акцентировал, просто в одно хмурое утро он появился в классе, сел на свободную парту, последнюю на ряду у окна, достал учебник и прочие принадлежности, а к концу дня всем уже казалось, что он был с ними всегда. Особый талант оказался у парня – быстро находить язык буквально со всеми. И одноклассники, и учителя сразу приняли его присутствие.
