– Теперь вам нужно мне все рассказать. С самого начала.
Пациентка с готовностью кивает.
– Обязательно. Вы у меня одиннадцатый доктор за полгода.
Я киваю. От терапевта до ревматолога – долгий путь.
– Я не очень хорошо помню, как все начиналось. Но точно помню: еще год назад заметила, что меня морозит, чаще к вечеру – почти каждый вечер. Стала измерять температуру. И оказалось, что она у меня высокая: поднималась до 37,7-37,8.
– Поднималась температура, был озноб, – помечаю себе симптомы на листочке. – Что-то еще?
– Потихоньку добавлялось. Начали ныть мышцы. Ну, знаете, как при гриппе. Спина, плечи, даже кончики пальцев.
Я дописываю в блокнотик: боли в мышцах.
– Потом стали припухать суставы. Голеностопный, потом коленный – с той же стороны. Затем запястье и локоть – с другой. Это где-то с весны. А когда я достала летние платья, выяснилось, что я очень похудела. Взвесилась – на семь килограммов.
Тревожные симптомы для тридцатилетней женщины, скажу я вам. В голову лезут всякие онко-ассоциированные мысли. Или…
Есть у меня догадка. Тем более что онкопоиск уже провели до меня.
Я пролистала весь пухлый архив моей предновогодней пациентки.
Колоноскопия и ФГДС[1 - ФГДС – исследование кишечника и желудка с помощью видеокамеры.].
Ультразвуковое исследование брюшной полости, малого таза, щитовидки и молочных желез. Все чисто.
Аутоиммунные маркеры и онкомаркеры – сданы, результаты на десяти листах. Отрицательно.
– Операции, переливания крови, травмы за последние пару лет? Какие-то приключения со здоровьем?
Катя пожимает плечами.
– Да нет. Ничего такого.
– Беременности, роды?
– Сыну три года… Соскучилась уже по нему. Третью неделю в больнице.
– У нас мальчики – ровесники. У моего завтра день рождения, тоже три исполняется. Катя, у нас общая цель – скорее вернуться к нашим малышам. Давайте стараться вместе, – пытаюсь я немного поддержать девочку. Уж очень она… выбилась из сил.
– Доктор, да, конечно. Спрашивайте! Я на все готова.
Я осматриваю суставы – руки, ноги. Кожа чистая, но бледная. Припухших суставов мы насчитали 18.
На снимках никаких изменений. Ни-ка-ких.
У человека год болят суставы.
А вот в крови интересное! Повышены лейкоциты. Повышены нейтрофилы. Нейтрофилы – подотряд лейкоцитов. Когда повышены нейтрофилы и лейкоциты – это признак бактериальной инфекции.
– Отиты? Тонзиллиты? Синуситы? – пытаю дальше.
– Нет! – Пожимает плечами.
– Зубки в порядке?
– Только вылечила.
– Цистит? Пиелонефрит?
– Нет…
А температура тем временем растет. По вечерам уже 38–39 с ознобами и проливными потами.
М-да. Елки-палки!
Нет, елки нам не увидеть как своих ушей.
Я начинаю расширять круг поиска. 29 декабря.
Впереди полторы недели праздничных дней. Что случится с этой девочкой к 11 января, когда мы все выйдем на работу после праздников?
И еще одна мысль в голове: «Не успею я Лешке сегодня конструктор купить».
Я слушаю сердце. Свое сердце. Оно мне говорит, что воспитатель в детском саду снова будет ждать меня дотемна.
Я слушаю сердце. Сердце Кати. И мне не нравится, что я слышу. Шум. Шум в сердце.
– А мы делали УЗИ сердца?
– Нннет.
Узистов уже нет на месте – рабочий день окончен.
Завтрашний день я начну со звонка узистам. Они будут ворчать на меня, я знаю.
Нехорошее, ох, нехорошее предчувствие у меня.
– Выставкина, ну ты как всегда.
Да. Покорно киваю в трубку:
– Но мне очень надо. Очень. На клапанах посмотри внимательно.
– Висят вегетации, вися-я-ят, – звонит мне моя любименькая Юлия Александровна. Глаз-алмаз.
Вот оно! Инфекционный эндокардит!
Я потираю руки!
Отличная новость – я вижу источник изменения анализов и повышения температуры.
Паршивая новость – мне нужно искать дальше.
Необходимо найти источник инфекции.
Инфекции, которая поселилась на клапанах сердца этой молодой женщины.
Наркотики? ВИЧ? Листаю архив – анализы были сданы ранее, результаты отрицательные. Операций не было.
Я снова и снова мысленно перебираю возможные причины.
И… жду, пока Катя дойдет из соседнего корпуса после УЗИ.
Пока жду, набираю Катиного доктора Машу:
– Нам срочно надо сдать посев крови на стерильность. Сегодня, – чеканю в трубку самую важную мысль.
На той стороне трубки глубокий вдох.
– Именно крови? Мы сдавали мочу. Зев и нос. И даже мокроту попытались. Я ж кровь тоже видела ее, бактериальную.
– У нее инфекционный эндокардит.
Словно читая мои мысли, Маша тараторит в трубку:
– Слушай, я ее знаю, она не наркоманка. Я знаю ее сто лет, Лен!
– Я не думаю ничего плохого. Даже не думаю думать! Но вегетации на клапанах это не отменяет, Маш.
Через пять минут мы уже знаем, что бактериологическая лаборатория, которая выполняет посевы, не работает. И завтра тоже. Некому растить среды. Блин!
Блин! Блин!
– Катя, нам нужны антибиотики. И нам нужен посев – до антибиотиков. Но наша баклаборатория не работает в праздники. А посев делается в среднем неделю.
– Давайте я сдам там, где работают. Найдите, пожалуйста, – Катя умоляюще смотрит на меня.
– Я послушаю сердце еще раз. И мы вчера заспешили звонить узистам, я не послушала легкие.
– Но снимок же чистый, – Катя почему-то смущается.
– Я вас посмотрю в пустой палате. При всех раздеваться необязательно.
До этого общение наше происходило в ординаторской ревматологического отделения. Пять врачей-ревматологов, мы сидим практически нос к носу. Спина к спине. К каждому периодически прибегают пациенты. Шумно, суетливо и неконфиденциально. Мы идем в пустую палату.
– Кать, у вас нет мыслей, что может быть источником инфекции?
– Да я каждую ночь думаю об этом. Лежу и гляжу в потолок. Считаю овец. И перебираю в голове справочник инфекционных болезней.
Я снова слушаю сердце. Шум все отчетливее.
– Поворачивайтесь, послушаем легкие.
Катя стыдливо раздевается. Поворачивается ко мне спиной. А там…
Я застываю с фонендоскопом наперевес. Я не знаю, куда его приложить…
Что это такое, черт возьми?
– Твою мать!
Кажется, я сказала это вслух.
Катя вздрагивает и оглядывается.
Я пытаюсь найти слова – докторские, приличные.
– Катя, вас… пытали?
Напряжение выходит из нас обеих нервным смехом.
– Я не знаю, какие подобрать слова…
На спине Кати рубцы. Воспаленные рубцы – яркие, выпуклые.
Вот он, очаг инфекции. Входные ворота, будь они неладны.
Но какого черта они тут делают?
– Елена Александровна, я так после родов восстанавливалась. Девочки посоветовали.
– Голову оторвать вашим девочкам, – ворчу я в ответ. Через два часа кровь была сдана, антибиотики назначены.
Катю отправили к хирургу на обработку ран. Что уж там, он был счастлив, о чем сообщил мне витиевато и почти даже цензурно.
– Катя, что это было?
– Хиджама на дому, доктор.
– Как ты решилась на это?
– Я и сама не знаю. Было так грустно после родов. Послеродовый блюз, как мне потом сказали. Мастер сказал, что выгонит дурную кровь – именно она портит мне настроение.
Я держала лицо как могла. Ноздри мои раздувались.
– Было больно. Но когда процедура заканчивалась, меня охватывала эйфория… на какое-то время.
