Коллектив авторов "Представительство в материальном и процессуальном праве: проблемы и перспективы развития"

. У представляемого в связи с этим возникает обязанность принять совершаемые представителем юридические значимые действия. Но на наш взгляд, так как доверенностью в соответствии с п. 1 ст. 185 ГК РФ признается письменное уполномочие, выдаваемое одним лицом другому лицу или другим лицам для представительства перед третьими лицами, выдача доверенности порождает все-таки полномочия, нежели субъективное право. В противном случае доверенность теряет свой первоначальный правовой смысл

.

Остается актуальной проблема гармонизации ст. 188.1 ГК РФ и ст. 782 ГК РФ, ст. 806 ГК РФ, ст. 977 ГК РФ, где последние предусматривают возможность одностороннего прекращения договора, и, как следствие, прекращение действия безотзывной доверенности

. Для разрешения этого вопроса судами был выработан подход, в соответствии с которым отрицается возможность создания соглашением сторон субъективного права на получение компенсационной суммы, часто именуемой неустойкой, оговариваемой на случай реализации допустимого по закону отказа одной из сторон от исполнения договорных обязательств по оказанию услуг

.

Подводя итоги, стоит отметить, что безотзывная доверенность на самом деле, в связи с предусмотренными законом случаями, с лингвистической точки зрения не совсем «безотзывная», а ограниченная относительно ее отмены. Кроме того, существует необходимость внести определенные уточнения относительно применения безотзывных доверенностей, потому что она должна выдаваться в рамках предпринимательских обязательств, но законодатель не определил, достаточно ли одному представляемому быть предпринимателем, или это требование касается всех сторон. На наш взгляд, заниматься предпринимательской деятельностью достаточно лицу, выдающему безотзывную доверенность. Конечно, не все пробелы в законодательстве и трудности, возникающие на практике относительно данной новеллы, в институте представительства еще устранены, но процесс совершенствования законодательства является трудоемким и требует достаточного количества времени.

Законное представительство от имени несовершеннолетних

Астапенко П. А.,

студентка 2-го курса

Санкт-Петербургского государственного университета

Понятие законного представительства и его виды

В зависимости от оснований возникновения полномочий различают добровольное и законное представительство. Интересующее нас законное представительство можно определить как представительство, где полномочие возникает вне зависимости от воли представляемого, в силу указания закона. Гражданский кодекс РФ (далее – ГК РФ) и Семейный кодекс РФ (далее – СК РФ) к законным представителям относят: родителей, усыновителей, опекунов (включая приемных родителей) малолетних детей, а также родителей, усыновителей и попечителей детей от 14 до 18 лет

.

В нашей работе мы остановимся только на проблемах осуществления законными представителями своих полномочий от имени малолетних. «Законным представителям» детей, достигших четырнадцатилетнего возраста, не будет отдаваться должного внимания в связи с тем, что они не совершают юридически значимые действия от лица несовершеннолетнего (подопечного), и, соответственно, не являются представителями в истинном смысле этого слова.

Равенство прав родителей при реализации ими функций законного представителя

В первую очередь рассмотрим вопрос о том, воля одного или обоих родителей необходима для заключения сделки от имени малолетнего

. Гражданский кодекс прямого ответа не дает, в ст. 26, 28 ГК РФ такие законные представители как родители, усыновители и опекуны употребляются во множественном числе, попечитель же фигурирует в единственном. При прочтении гл. 3 ГК может сложиться впечатление, что у гражданина может быть несколько опекунов и только один попечитель. Но такое понимание далеко от реальности: нуждающемуся в опеке/ попечительстве гражданину, по общему правилу, назначается лишь один опекун или попечитель. Можно предположить, что законодатель решил, что согласия одного из нескольких попечителей на заключение сделки достаточно, тогда как необходимо согласованное выражение воль всех опекунов.

Но даже это предположение должно быть категорически отвергнуто в связи с тем, что нормы гл. 3 были написаны во время действия законодательства, не позволяющего назначить ни несколько опекунов, ни несколько попечителей

. Таким образом, можно утверждать, что выбор форм единственного или множественного числа производился, по крайней мере, халатно. Можно ли при данных обстоятельствах доверять грамматическому толкованию и считать, что для заключения сделки необходимо участие обоих родителей?

С одной стороны, родители (усыновители) имеют равные права и несут равные обязанности как законные представители своих детей. Однако действительно ли так необходимо участие обоих законных представителей при совершении от имени ребенка гражданско-правовой сделки? В реалиях современного гражданского оборота это во многих случаях усложнит процедуру совершения сделки.

При ответе на этот вопрос предлагаем проанализировать формулировку п. 1 ст. 27 ГК, которая отличается от своих «соседей»: в этом пункте прямо указывается, что необходимо согласие обоих родителей и отсутствие такого согласия означает передачу дела в суд. Означает ли это, что, по общему правилу, достаточно согласия одного родителя, а согласие обоих требуется лишь в специально указанных случаях?

Возможно, нельзя получить справедливый обоснованный ответ, опираясь лишь на единственный случай подобного регулирования. Но пункт 1 ст. 27 ГК РФ не единственный. Проанализировав нормативный материал, посвященный несовершеннолетним, можно заметить, что вопросы, касающиеся участия родителей в жизни несовершеннолетних, законодатель регулирует по единому образцу: по общему правилу, достаточно согласия одного родителя, а по специальному указанию – необходимо согласие обоих. При этом законодатель неоднократно закрепляет правило, позволяющее «протестующему» родителю обратиться в орган опеки и попечительства (далее – ООП) и/или суд. В подтверждение можно привести:

Пункт 3 ст. 58 ФЗ «Об актах гражданского состояния»: «Перемена имени лицом, не достигшим совершеннолетия, производится при наличии согласия обоих родителей, усыновителей или попечителя, а при отсутствии такого согласия на основании решения суда…»

Статья 21 ФЗ «О порядке выезда из РФ и въезда в РФ»: «В случае, если один из родителей, усыновителей, опекунов или попечителей заявит о своем несогласии на выезд из РФ несовершеннолетнего гражданина РФ, вопрос о возможности его выезда из РФ разрешается в судебном порядке».

Но правоприменитель не всегда исходит из указанных соображений: нередко встречаются дела, когда ООП отказывает в выдаче предварительного согласия на совершение сделки с имуществом несовершеннолетнего в связи с отсутствием согласия второго родителя, а суд поддерживает это решение

.

Проблемы применения п. 3 ст. 37 Гражданского кодекса РФ

На практике не всегда безукоризненно к родителям применяются п. 2 и п. 3 ст. 37: одни игнорируют прямую отсылку п. 1 ст. 28; другие, выводят родителей детей, достигших четырнадцатилетнего возраста, из-под действия ограничений, содержащихся в п. 2 и п. 3 ст. 37, воспользовавшись решением законодателя поместить общую для родителей всех несовершеннолетних детей норму в ст. 28, посвященную дееспособности малолетних. И даже в случаях, когда п. 2 и п. 3 ст. 37 ГК РФ распространяются на родителей, как того требует п. 1 ст. 28, возникают трудности в применении.

В пункте 3 ст. 3 используется категория «близких родственников», каково ее содержание? Гражданский кодекс и ФЗ «Об опеке и попечительстве» по этому вопросу отмалчиваются, зато Семейный кодекс в ст. 14 близкими родственниками называет родителей, детей, дедушек, бабушек, внуков, полнородных и неполнородных братьев и сестер.

Возникает закономерный вопрос – можно ли использовать указанный перечень для целей ст. 37 ГК? Ответить на поставленный вопрос невозможно без выяснения причин введения каждого запрета. Недозволенность браков между близкими родственниками обусловлена некими этическими и медицинскими соображениями, а п. 3 ст. 37 ГК РФ в свою очередь наносит превентивный удар по «коллизии между родственными и иными чувствами опекуна и его долгом в отношении подопечного»

.

Являются ли перечисленные в ст. 14 СК РФ близкие родственники теми лицами, ради блага которых родитель готов пожертвовать интересами несовершеннолетнего ребенка? Часто встречается утвердительный ответ, при этом некоторые исследователи дополнительно утверждают, что нецелесообразно признавать «близкими» родственников более отдаленных степеней, ввиду отсутствия опасности, что их интересы опекун (родитель) поставит выше интересов подопечного (несовершеннолетнего ребенка). С данными утверждениями трудно полностью согласиться.

Не вполне разумно предполагать, что наличие кровного родства определенной степени с контрагентом малолетнего само по себе может ставить в затруднительное положение родителя, заставляя выбирать, интересы кого – собственного ребенка или иного близкого родственника – поставить выше. Представляется, что необходима еще одна составляющая – тесные родственные отношения.

В этой связи перечень близких родственников, данный в ст. 14 СК, предлагается использовать как опору, поскольку наиболее тесные связи, действительно, чаще наблюдаются именно между перечисленными лицами. То есть можно говорить о своеобразной презумпции, допускающей отклонение в обе стороны: с учетом фактически сложившихся родственных связей, близкими родственниками могут признаваться лица, не указанные в ст. 14 СК; но при этом отсутствие обычно характерных отношений между кровными родственниками означает нерациональность признания их «близкими».

Резюмируя, можно утверждать, что «близкие родственники» – оценочная категория, определение которой должно производиться с опорой на ст. 14 СК и при этом исходя из сложившихся семейных отношений. Аналогичную логику можно использовать и при выявлении «супруга»: супругом может быть и лицо, не являющееся таковым в истинно семейно-правовом смысле, но при этом выполняющее схожую роль.

Другим вопросом является разумность адресованного родителям, их супругам и близким родственникам абсолютного запрета на заключение сделки с несовершеннолетним. Почему предусмотрено преодоление введенного п. 2 ст. 37 ГК РФ запрета, защищающего от более агрессивного нарушения интересов подопечного (несовершеннолетнего) – от необоснованного уменьшения имущества последнего, а п. 3 ст. 37 столь непоколебим? В какой мере законодатель не доверяет родителям, что даже не допускает возможности, что они, будучи контрагентами малолетнего или позволяя своим близким родственниками выступать в таком качестве, могут действовать в интересах своего ребенка

Проблема презумптивного представительства в статье 181.4 Гражданского Кодекса РФ

Былинин В. И.,

студент 2-го курса

Санкт-Петербургского государственного университета

Предметом данного доклада является изучение п. 6 ст. 181.4 Гражданского кодекса РФ (далее – ГК РФ).

В соответствии с данной нормой лицо (далее – истец), оспаривающее решение собрания, должно уведомить в письменной форме заблаговременно участников соответствующего гражданско-правового сообщества о намерении обратиться с таким иском в суд и предоставить им иную информацию, имеющую отношение к делу.

При этом из смысла второй части пункта становится ясно, что истец должен предупредить всех участников сообщества, а участники – должным образом среагировать вне зависимости от основания для оспаривания решения собрания, присоединиться к истцу в суде, если не хотят лишиться возможности оспорить решение собрания. Из этого вытекает несколько правовых проблем, среди которых и проявляется презумптивное представительство. Каким образом? Для ответа на этот вопрос необходимо понять, как действует указанная норма, каковы перспективы ее применения.

Лицо собирается идти в суд и в соответствии с п. 6 ст. 181.4 ГК РФ сообщает иным участникам сообщества всю необходимую информацию. Перспектив у такого действия две – если участники хотели обжаловать решение, они либо присоединятся как требованию как соистцы, либо ничего не предпримут, и тогда истец пойдет в суд в одиночку. Одним из характерных примеров второго случая будет ситуация, когда прочие участники имеют то же основание для обжалования, но не предпринимают никаких действий, предоставив истцу возможность добиться результата самостоятельно.

Именно вторая вариация позволяет нам говорить о презумптивном представительстве.

В таком случае суд, увидев перед собой истца и проверив доказательства выполнения информационной обязанности из п. 6 ст. 181.4 ГК РФ, будет исходить из того, что в интересе истца скрываются интересы и других участников, которые не заявили собственных требований, поскольку удовлетворены действиями изначального истца. Дальнейшее развитие этой идеи приводит к тому, что иные участники, предупрежденные и не выступившие с собственными требованиями, лишаются права на оспаривание указанного решения собрания, поскольку уже распорядились своим правом на судебную защиту и позволили изначальному истцу оспаривать решение за них.

Констатировать наверняка, что в указанной статье ГК РФ законодатель воспроизвел механизм презумптивного представительства, нельзя, главным образом, потому, что у презумптивного представительства нет легальной дефиниции или достаточно полного законодательного закрепления. Несмотря на это, у идеи презумптивного представительства есть определенная законодательная база, которая, пусть и без использования данного термина, но позволяет понять функционал презумптивного представительства.

Нормативной базой презумптивного представительства можно считать ст. 253, 256 ГК и ст. 35 Семейного кодекса РФ (далее – СК РФ), которые связаны с режимом совместного имущества супругов. Формулировка «согласие всех участников предполагается», выраженная в п. 2 ст. 253 ГК РФ, и ее подобия в ст. 256 ГК РФ и ст. 35 СК РФ, позволяют третьим лицам, взаимодействующим с одним из супругов, предположить согласие другого супруга даже при отсутствии его волеизъявления. Толкуя данные законоположения, Конституционный Суд РФ (далее – КС РФ) в своем Определении от 04.04.2006 № 99-О указал, что режим совместной собственности предусматривает не только распоряжение имуществом по предполагаемому согласию супругов, но также их согласованные действия по защите прав на него как по требованиям, предъявляемым к супругам в отношении такого имущества, так и по их требованиям к другим лицам. Рассматривая конкретное дело, касающееся режима совместной собственности и возможности привлечения в процесс супруги, которая ранее требований не заявила, КС констатировал, что супруга имела возможность по своему усмотрению совместно с супругом инициировать возбуждение дела в суде первой инстанции и участвовать в нем, однако таким правом не воспользовалась, что само по себе предполагает ее удовлетворенность действиями супруга по защите их общих прав.

Указанный акт правоприменения выводит идею представительства на новый уровень. Если на основе ст. 253, 256 ГК и ст. 35 СК презумпция представительства ориентировалась на третьих лиц, которые в силу закона могли предполагать согласие супруга (супруги), то по Определению КС презумптивное представительство начинает влиять и на суд, который теперь не обязан привлекать супруга (супругу) в качестве третьего лица в процесс. Отсутствие такой обязанности суда и наличие презумпции, что супруг согласен с действиями супруги, позволяет решить вопрос апелляционного обжалования, который возникает, когда спохватившийся супруг пытается оспорить неугодное ему решение суда. Идея такого механизма проста – заинтересованному лицу следует проявить активность своевременно, иначе возможность защиты прекратит существование.

Разумеется, указанные статьи ГК РФ, СК РФ, а также Определение КС касаются конкретных случаев совместной собственности супругов. Однако поскольку презумптивное представительство как термин не урегулировано, а круг ситуаций, в которых презумптивное представительство должно функционировать, не определен, то можно предположить, что данный институт может применяться и в других ситуациях. Одним из возможных случаев применения презумптивного представительства и является п. 6 ст. 181.4 ГК РФ, поскольку закон обязывает лицо позаботиться об интересах прочих участников сообщества, в противном случае его исковое заявление будет оставлено без движения (об этом сказано в абз. 2 п. 115 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25; далее – постановление № 25), а право иных участников на оспаривание решения исчезнет. Разумеется, это негативное последствие носит не безусловный характер, поскольку суд все равно может принять иск такого участника при уважительности причины его неприсоединения (при этом, как указано в абз. 2 п. 117 постановления № 25, уважительной причиной может быть и простое неуведомление участника), однако функционал института сохраняется – суд вправе исходить из того, что все участники сообщества получили информацию об иске и удовлетворены действиями истца, что позволяет суду не рассматривать иски прочих участников об обжаловании данного решения собрания.

Данная ситуация отвечает идее презумптивного представительства, но ее воплощение в данном случае выглядит нестандартно. Если в случае супругов презумптивное представительство вытекает из общности их интересов, то в случае п. 6 ст. 181.4 ГК РФ презумптивное представительство касается всех участников гражданско-правового сообщества вне зависимости от оснований их обжалований. Логично использовать презумптивное представительство в случае одинаковых оснований для обжалования, однако закон сформулирован так, что презумптивное представительство применяется неизбирательно, что вызывает вопросы. Можно ли говорит о том, что участник сообщества удовлетворен действиями истца, если у них разные основания для обжалования решения? Полагаю, что нет.

В силу этого можно констатировать, что к проблемам презумптивного представительства добавляются новые. Среди них:

1) уже упомянутое неизбирательное применение, что распространяет риски ущемления права на судебную защиту на всех участников без учета их интересов;

2) истец должен доказать выполнение информационной обязанности по уведомлению участников, иначе его иск будет оставлен без движения (об этом сказано в абз. 2 п. 115 постановления № 25).

3) как следствие первых двух пунктов, возникает масштабная проблема доступа к правосудию, поражающая и истца, и всех участников сообщества.

Как уже указывалось ранее, в постановлении № 25, а также в Определении КС РФ от 09.02.2016 № 220-О есть пояснения, облегчающие истцу выполнение информационной обязанности и позволяющие участникам заявлять требования даже тогда, когда их не известили, однако все это отнесено к дискреции суда, поэтому если здесь и нет проблемы доступа к правосудию, то реализация права на судебную защиту как минимум поставлена под условие. При этом пояснения КС и ВС (а также и сам п. 6 ст. 181.4 ГК) все же позволяют снизить масштаб проблем, поскольку право участников на судебную защиту не блокируется категорическим запретом, но опирается на дискрецию судьи, который в каждом конкретном случае будет решать вопрос рассмотрения дела самостоятельно.

Но проблемы не исчезают, и для их разрешения необходимо задаться вопросом – что такое презумптивное представительство? На какие случаи и с какой целью оно распространяется? Какой именно сегмент применения п. 6 ст. 181.4 ГК можно назвать презумптивным представительством? Для какой цели ст. 181.4 ГК позволяет суду предполагать удовлетворенность участников сообщества действиями истца?

Полагаю, что наилучшим выходом из сложившейся ситуации будет дополнение закона. Если законодатель определит понятие презумптивного представительства, сферу его применения и цели п. 6 ст. 181.4, указанные выше проблемы можно будет минимизировать. Однако до тех пор, пока законодательных уточнений нет, с данными проблемами, пользуясь предоставленной свободой усмотрения, будут разбираться суды.

Сделки, совершенные представителем в отношении себя лично

Голиков С. М.,

студент 2-го курса

Санкт-Петербургского государственного университета

В пункте 3 ст. 183 ГК РФ закреплен запрет на совершение сделок представителем от имени представляемого в отношении себя лично. Важный вопрос в понимании сделок представителя в отношении себя лично, занимает аспект интереса в отношениях между представляемым и представителем. В связи с тем, что разные авторы по-разному понимают значение интереса в указанных отношениях, в доктрине гражданского права сформировались два основных подхода к тому, как понимать рассматриваемые сделки представителя.

Для начала обратимся к п. 2 ст. 182 ГК. Из слов «действующие хотя и в чужих интересах», можно сделать логический вывод о том, что представитель действует в интересах представляемого. Фактически на представленном понимании отношения представительства основаны толкования к п. 3 ст. 182 многих авторов и современных ученых.

Так, П. В. Крашенинников указывал на то, что представитель всегда должен действовать в интересах представляемого

. Получается, что если представитель будет совершать сделку в сугубо своем интересе, то возникнет конфликт интересов, а также невозможно будет избежать злоупотребления со стороны представителя.

Е. А. Суханов считает, что при осуществлении своих полномочий представитель связан интересами представляемого, т. е. фактически он обязан действовать в чужом интересе

. Далее автор говорит о том, что на основании обозначенного понимания представительства законодатель и закрепляет запрет на совершение сделок в отношении себя лично. Схожего мнения придерживался и Г. Ф. Шершеневич. Он указывал на то, что представитель должен совершать сделку именно в чужом интересе

.

Фактически авторы презюмируют, что представитель всегда должен действовать в интересах представляемого. Представляется, что данное положение необходимо доказать, мы не находим ни одного аргумента в подтверждение этой точки зрения. Приведем несколько примеров, которые ясно показывают нам то, что представитель не всегда должен действовать в интересах представляемого, возможны случаи, когда он будет заключать сделку исключительно в собственных интересах, а также в интересах третьих лиц.

Обратимся к норме ст. 189.1 п. 1. Анализируя данную норму о безотзывной доверенности, можно сделать вывод о том, что законодатель прямо допускает ситуацию, когда представитель будет действовать по доверенности исключительно в интересах третьих лицах. И это всего лишь частный случай, показывающий, что представитель не всегда должен действовать в интересах представляемого. Профессор Л. В. Санникова указывает на то, что безотзывная доверенность в зарубежных странах рассматривается как инструмент защиты интересов именно представителя, потому как она не может быть отозвана представляемым в любое время

. Такую же цель, по ее мнению, преследовал и российский законодатель, вводя норму о безотзывной доверенности.

Ю. В. Байгушева говорит о том, что заключение сделок в интересе представляемого представителем – общее правило, для некоторых случаев возможна такая ситуация, при которой представитель будет заключать сделку в собственных интересах, а также в интересах третьих лиц

– вследствие чего толковать п. 3 ст. 182 нужно не расширительно, а буквально: запрещаются такие сделки представителя, сторонами по которой будет он сам.

Обратимся к примеру, приведенному В. А. Рясенцевым: представитель заключает договор поручительства от имени представляемого в обеспечение долга самого представителя перед третьим лицом

. При этом, ученый говорит о том, что в данном случае сделки самим с собой «в собственном смысле слова» не будет. Что следует понимать под сделкой, совершенной представителем в отношении себя лично, по мнению ученого? Он называет две разновидности сделок с самим собой: 1) представитель заключает сделку сам с собой, как со стороной. 2) представитель заключает сделку, при этом является представителем двух сторон по этой сделке. Нет никакого упоминания об интересах представляемого. Пример, приведенный В. А. Рясенцевым, показывает, что представительство не содержит в своей сути действия представителя в интересах представляемого. Нет никаких правовых оснований для того, чтобы запрещать лицам заключать такие сделки. Представляемый защищен от заключения сделок представителем с превышением полномочий по 183 ст. ГК. Вследствие чего следует признать несостоятельными аргументы авторов, считающих, что, если законодатель разрешит заключать сделки представителя от имени представляемого, то неизбежно будет происходить превышение полномочий.

В 2008 г. Верховный суд рассматривал дело, в котором рассматривалась проблема сделок представителя от имени представляемого в отношении себя лично

. Фабула дела. Гражданин К. выдал нотариально удостоверенную доверенность гражданину М., по которой последний был уполномочен пользоваться и распоряжаться принадлежащим ему (К.) на праве собственности автомобилем «Вольво F-16», в том числе с правом залога. М. заключил от имени К. по доверенности договор залога с ЗАО «Баренцбанк» в обеспечение своего долга перед банком по кредитному договору. Первая инстанция признала договор залога недействительным с связи с тем, что он нарушает требования закона, а именно п. 3 ст. 182: запрет на совершение сделок представителем в отношении себя лично. Далее, суд кассационной инстанции, ссылаясь на положения п. 1 ст. 182 ГК РФ, а также на ст. 335 ГК РФ, согласно которой залогодателем может быть как сам должник, так и третье лицо, отменил решение в части недействительности договора залога и принял новое: об обращении взыскания ЗАО «Баренцбанк» на заложенное имущество. Верховный суд не согласился с судом кассационной инстанции на основании того, что в данном случае был нарушен запрет, установленный в п. 3 ст. 182 ГК. Представитель, по мнению Верховного суда, должен всегда действовать в интересах представляемого. Вследствие чего, гражданин М. не мог заключать договор залога по доверенности в обеспечение своего долга, так как такая сделка будет заключена в его собственном интересе. Что же фактически мы имеем? У представителя были полномочия заключать данную сделку, они возникали из нотариально удостоверенной доверенности, вследствие чего в данном случае не было ни превышения полномочий, ни злоупотребления ими. Ведь гражданин М. не действовал целенаправленно во вред представляемому К., а полномочия по распоряжению автомобиля К. у него были, в том числе он мог по доверенности заключать договор залога. Если нет превышения полномочий, отсутствует злоупотребления ими, по какому основанию мы должны считать такие сделки ничтожными или оспоримыми? Ведь именно представляемый К. сам создал риск обозначенных обстоятельств, выдавая генеральную доверенность на пользование и распоряжение автомобилем «Вольво F-16». Почему от необдуманных действий одного лица должны страдать другие участники оборота?

Представляется, что данная практика некорректна по следующим причинам: 1) Как мы уже показали, совершение сделок представителем не обязательно должно совершаться в интересах представляемого: примером тому служит безотзывная доверенность. 2) Для расширительного толкования п. 3 ст. 182 должны быть какие-либо политико-правовые основания. Верховный суд не приводят каких-либо веских причин, для того, чтобы запрещать сделки представителя с третьими лицами в отношении собственных интересов. Никак не аргументируется обязанность представителя действовать в интересах представляемого – это презюмируется. Вследствие чего, представляется, что толковать п. 3 ст. 182 надо буквально: представитель не может являться стороной по сделке, совершаемой от имени представляемого, а также не может заключать сделки, при которых будет представителем обеих сторон с учетом установленных в законе исключений (коммерческое представительство). Собственно говоря, данный подход не является новым для отечественного права: В. А. Рясенцев, как уже было указано, аналогично понимал сделки, совершенные представителем от имени представляемого в отношении себя лично.

Некоторые проблемы теории и практики законного представительства в гражданском праве