– Да, – растерялся Вит. – Но с женой я давно развёлся.
Он посмотрел на Серафиму виновато.
– Я вот тоже сразу подумала, что эта стервоза такого мужика не достойна! – заявила Гуагурова. – Правильно сделали. Нет, профессионал она отменный, но претензий у неё по жизни…
– Моя жена раскручивает книги, – пояснил Вит. – Раскручивала. Вас она, наверное, тоже раскручивала?
– Инга! – Гуагурова протянула руку. – Инга Гуагурова, автор сетевой прозы. Литдорамы, сериалы, современная проза, восточная философия.
– Вениамин. Можно просто Вит.
А далее он задумался.
– Хвостом заметая следы?.. – нерешительно спросил он.
– Что? – удивилась писательница, но потом сообразила. – А-а-а, да. Было у меня такое название. Оказалось неудачным, я его заменила. Ого, вы меня даже вспомнили…
Серафиме их разговор надоел.
– Вы будете подавать заявление? – не слишком любезно спросила она.
– Конечно, – обстановку разрядил тихий голос Музико-сан, – всё готово, Серафима-сан. Пожалуйста.
Творец-машина с заявлением литдорамциц тянуть не стала. Практически сразу же появился вердикт: «Молодцы! Союз продлить разрешаю».
Миниатюрная Муза встала, улыбнулась, церемонно поклонилась.
– Поздравляю, Инга-сан, – сказала она. – Я очень рада.
Гуагурова бросила взгляд в сторону Вита. Чувствовалось, что ей хотелось бы продолжить разговор. Но Серафима настойчиво взяла её под локоток, повела к выходу, говоря:
– Это замечательно! Творец написал, что вы молодцы. Он редко кого-то хвалит. Надеюсь, что и ваше новое произведение…
– Это с ним у тебя свидание? – прямо спросила Гуагурова.
Они уже шли мимо стола Аделаиды. Серафима ничего не ответила.
– Классный мужик, – продолжила говорить Гуагурова. – Я его по общению в чате вспомнила. Я не знала, что он развёлся. Если в другой город не переехал, то мы совсем рядом живём. Пожалуй, я ему напишу.
Серафиме тут же захотелось сказать ей что-нибудь едкое и противное.
– Возможно, у него уже кто-то есть! – нашлась она.
– Это реально, – согласилась Гуагурова. – Такие мужики на помойках не валяются. Но я ему всё равно напишу.
Серафима была против того, чтобы Вит общался с этой писательницей, но она не знала, как это сказать. Но ему… ему она всё выскажет.
– А вот интересно, – задумалась Гуагурова, – когда писатель – мужик, а его Муза – женщина, то она будет против его личной жизни? Или она и в ней его вдохновляет? Меня, например, моя Музико много в чём просветила…
– Я – против! – решительно сказала Серафима. – Нельзя путать дар творца и яичницу!
– Но он же мужик, – почти с жалостью прошептала Гуагурова. – Ему баба нужна. Что ему твои сны?..
Серафима решила уйти со скользкой темы.
– А о чём пишет Вениамин? – спросила она.
– Кто? Что? – не сразу поняла её Гуагурова. – А-а-а, ну да. Раз он здесь, то он тоже пишущий. Я думаю, что какую-нибудь фантастику, что ещё мужики писать могут? Скафандры, агукающие зеркала, сплошная заумь… Но не знаю, не читала, врать не буду.
Серафима её уже не слушала. Она вдруг поняла, что все её действия совершенно неразумны. Она даже не знает – сумеет ли помочь Виту в его творениях. Конечно, в отличие от многих Муз, она – универсал, она не специализировалась на чём-то конкретном. Но… фантастика?!
– Не надо бояться! Не надо стесняться! – звонкий знакомый голосок Юлии невольно ворвался в мысли Серафимы. – Пусть автор и Муза объединятся! Чтоб текст был логичным, эпичным, красивым. Муза в союзе – великая сила!..
«Во как стихами чешет! – невольно восхитилась Серафима. – Как по писаному. Может быть, она – поэтическая Муза? Давно у нас такие не рождались…».
Серафима посмотрела на зашевелившиеся кусты. Оттуда послышался ещё и мужской голос:
– Где тут этот ваш домик творца?
– Нам вот сюда.
На тропинку выбрался паренёк, знакомый по утренней встрече. Потом – Муза Юлия. Рука девушки была в руке парня. Он не стал возвращать себе свой реальный внешний вид, так и шёл в образе полуголого красавца-атлета. Гуагурова и Музико-сан посторонились, пропуская их.
– Коннитива, – поклонилась Музико.
– Чего? – ошалело спросил парнишка.
Чувствовалось, что он ещё не привык к обстановке светлого Дома, что всё его удивляет.
– Это означает: здравствуйте, – шепнула ему Юлия. – Это Муза. Музико-сан. Она так здоровается.
Гуагурова понимающе усмехнулась. А серые глаза Юлии сияли торжеством. «Добилась своего, значит, – подумала Серафима. – Даже не знаю: радоваться мне за тебя, девочка, или огорчаться? Но раз уж привлекла внимание автора, то уже – молодец. Музы должны быть настойчивыми».
Она слегка кивнула головой и махнула рукой, приглашая их зайти в дом.
Глава VI. Приём посетителей. Могусов.
Едва войдя в кабинет, где находилась творец-машина, и усевшись на стул, парень удивил Серафиму неожиданным вопросом:
– А могу я ноги на стол положить? Мне так удобней. Я сниму ботинки, если хотите.
Тут юноша увидел, что находится в образе и что обуви на нём нет. Улыбнулся самоуверенно:
– А у меня, кстати, и ноги босые…
– И грязные! – припечатала Серафима. – Здесь, молодой человек, ноги на стол не задирают.
– Жаль, – едва слышно прошептал парень.
«Вот ведь достанется такой автор – и мучайся с ним! – подумала Серафим. – Бедная Юленька». Украдкой она бросила взгляд на Вита и поняла, что тот улыбается, закрывшись листом бумаги.
– Представьтесь, пожалуйста, – сухо сказала Серафима.
– Автор. Молодой. Талантливый, – самоуверенно заявил парень. – Могусов-Паприкен-Запэ.
Серафима чуть не поперхнулась.
– Ого! Это имя такое? Или фамилия? Или это такой авторский псевдоним?
Могусов-КТО-ТО-ТАМ вдруг фамильярно подмигнул Серафиме:
– Это очень интимный вопрос. Я…
– Он может рассказать об этом только Музе, с которой его соединят союзом, – поспешила объяснить Юлия, демонстрируя свою сопричастность к секрету парня.
– Понятно, – сказала Серафима, а сама подумала: «Идиотизм! Бедная Юленька! Дай ей, творец, сил…». – Значит, вы хотели бы попросить себе в Музы…
– Я внимательно изучил каталог, – перебил её Могусов, – и хотел бы работать над своей книгой вместе с Преподобной Фредерикой или хотя бы с Наташей.
– Что-о-о?!
Сказать, что Серафима удивилась, – значит ничего не сказать! Муза Юлия тоже была ошарашена услышанным.
– Я думаю, – парень сменил позу, – что такой талантливый автор, как я, должен работать с красивой и опытной Музой, а не с какими-то там… ну…
Он запнулся, подбирая подходящее слово. На Юлию было больно смотреть. Она попыталась встать.
– Я… я пойду, Серафима Андреевна. Я его к вам привела…
Серафима подскочила к Юлии, сжала пальцами плечо, насильно усадила обратно. Ей захотелось её погладить, поцеловать в макушку, но она сдержалась.
– Посиди, пожалуйста, Юля. Мне нужно ещё с тобой кое-что обсудить.
Юлия промолчала. Послушно села. Чувствовалось, что она на грани отчаянья, что ей хочется скрыться в келье, остаться одной, а не выслушивать откровения коварного Могусова. «Сейчас ты уверена, – думала Серафима, – что я старая отвратительная сука, которая желает насладиться твоим унижением. Всё так, девочка. Испей эту чашу до дна. Убедись, что авторы не пушистые зайчики. Среди них немало мерзавцев, особенно по отношению к нам, к Музам».
– Почему именно с Преподобной Фредерикой? – спросила Серафима. – Как вам вообще это пришло в голову?!
А ещё она задумалась о Наташе. С этой Музой у неё были сложные отношения. Они родились одновременно, много времени провели вместе. Одновременно заключили свои первые союзы. Первым автором Наташи стала женщина, пишущая романтическую подростковую прозу, а Серафиме достался её муж, придумавший роман о приключениях трёх героев в неведомой стране. Эта была пожилая супружеская пара, тихие интеллигентные люди. К своим Музам они относились с уважением и ничего невозможного не требовали.
Серафима с Наташей были, можно сказать, подругами. Долго. До тех пор, пока Наташа не задумала очаровать скульптора, который в то время был в союзе с Серафимой. И ей это удалось.
– Но Фредерика же опытная и зрелая Муза, – попытался объяснить Могусов. – Такая мне и нужна.
– А вот Наташа… – задумчиво проговорила Серафима. – Она же работает преимущественно с женщинами. Наташа – это любовь, эротика, желание, страсть. Она редко заключает союзы с мужчинами.
– Наташа очень красивая, – возразил Могусов.
– Но, – усмехнулась Серафима, – вы сказали «хотя бы с Наташей». Вы думаете, что красивым Музам подобная фраза понравится?
– Да откуда она узнает? – отмахнулся Могусов. – Ну подумаешь… Не так сказал. Бывает. Не казнить же меня за это!
– Наташа, – взорвалась Серафима, – это длинные, затейливые эпитеты, подробные описания природы, нарядов, интерьеров. Это тонкие чувства на грани осколков разбитой вазы или невзначай сказанного слова! Это блеск глаз как отражения порывов души. Это любовь и коварство! Это – фатальные случайности, разбивающие жизнь или возвращающие мечту. Вы уверены, что умеете так писать?
– Так я научусь! – воскликнул Могусов. – Она меня и научит. Хотя Фредерика мне больше нравится. Но можно и Наташу. Вы ей, главное, не говорите про моё случайное «хотя бы», и всё будет хорошо.
– Да я, может, и не скажу…
Серафима вдруг наткнулась на злой и серьёзный взгляд Юлии и поняла: Наташа узнает. Она всё обо всём узнает. «И правильно! Никакого «хотя бы» Наташа не заслужила! Тем более от этого пижона!» – подумала Серафима.
– Что касается Преподобной Фредерики… – начала объяснять Серафима, но снова не выдержала. – Это вообще чушь! Творец никогда подобного не одобрит. Фредерика – это высшая лига, это почти постоянная Муза великой Очи. Вы знаете Очу?
– Оча Редькина? – уточнил Могусов. – Читал. Сыто пишет. Так свою сказку завернёт, что мозги набекрень. Уважаю! Так Фредерика с ней работает? Значит, я правильно её выбрал, она меня точно научит…
– Оча Редькина, – немного с презрением к невежеству Могусова сказала Серафима, – замечательная сказочница. Но Преподобная Фредерика состоит в союзе с иной ипостасью Очи – Оча Ровательная! Не читали?
Могусов внимательно слушал.
– Судя по тому, что цвет вашего лица не изменился, – не читали, – констатировала Серафима. – А следовало бы! Фредерика – это инквизиция, средневековье, ведьмы, вампиры, тьма, блеск, дикий разврат, пытки, грязь, интриги. И одновременно Фредерика – это великая любовь, побеждающая время. Это надежда во мраке, это лопающиеся сухожилия, шлёп капли из вен врага, хрип умирающего на дыбе, но в этом же тексте, вне мрачных стен, это беззаботный и светлый мир, в котором весёлые пташки купаются в луже разлитого молока. Вы хоть что-нибудь понимаете из того, что я вам говорю?
Могусов продолжал молчать, а Серафима неожиданно увидела, что Вит смотрит на неё с восхищением. Это её успокоило. «Я сумею его вдохновить, – подумала она. – Пусть он и пишет фантастику. Сделаем её необычной! Капелька красоты и романтики всегда уместна! Были же примеры…».
– Я, наверное, так тоже могу, – произнёс Могусов. – Про вампиров, про сухожилия, про птиц. Я просто не пробовал. Но Фредерики меня научит.
Повисла пауза.
– Какая тематика ваших произведений? – устало спросила Серафима.
Парень вздрогнул.
– Математика? А она зачем? Я её ненавижу!
– Те-ма-ти-ка! Про-из-ве-дений! – громко и раздельно, тщательно выговаривая каждый звук, повторила Серафим.
Могусов растерянно молчал.
– Ну-у, о чём ты пишешь? – Серафима попыталась сформулировать вопрос иначе.
– А-а-а, – обрадовался парень, – вот вы про что… Я про попаданца хочу написать. В атланта, египтянина или в скифа. Или в любого другого варвара. Чтобы там сражаться со зверьём, покорять женщин, убивать предателей и переживать разные приключения.
– Про попаданца? – удивилась Серафима. – Но при чём здесь тогда…
– По-моему, – негромко сказал Вит, – мальчишка ещё школьник.
– Школьник? – переспросила Серафима и уточнила: – Несовершеннолетний?
