Как почувствовать одиночество
Александр Михайлович Кротов
Рассказы и повести, оставшиеся без должного внимания автора на протяжении целого десятилетия (2008—2018). Но этой осенью пришло время достать старые записи из нижнего ящика письменного стола и погрузиться в атмосферу мрачности, в которой вечная душа пытается найти себе неиссякаемый источник тепла. Но её ждут только разочарования от слишком завышенных ожиданий. Несколько небольших историй о том, как что-то живое чувствует себя мёртвым в окружении своей личной пустоты. Всё случайно и вымышлено.
Александр Кротов
Как почувствовать одиночество
Солнышко, ласковая улыбка,
Тёплые ладони греют облака,
Тонкие пальчики вьют стальные нитки
И вплетают их в локоны дождя.
Как ты там без меня?
Знаешь, этот мир совсем не изменился –
Всё также здесь не хватает тепла,
Всё так же здесь мы не нужны тем, кто нам снился.
Наше местно солнце – обогреватель в квартире.
Но я, наверное, слишком редко смотрю на небеса.
Холодный ветер поселился в моём мире
И заставляет вспоминать тебя.
Белая…
(Ноябрь 2010 г.)
Зима пришла как-то неожиданно, как-то глупо. Тяжёлые белые хлопья закружились в тихом танце над грязной, мокрой улицей имени кого-то. Или в честь чего-то. Серое небо безразлично выпускало стаи своих отпрысков, неопытных, но грациозных танцоров, прямо на головы идущих по своим делам людей. Казалось, белый снег был всюду. Он застилал глаза, залезал в капюшоны, чернил мысли скорым приближением безжалостности зимы. Но земля оставалась такой же серой и грязной. Только на ней снег менял свой цвет. Он ещё был слабее следов осени. Где-то оставались несчастные клочки травяной растительности – обычная такая ноябрьская, преддекабрьская трава, произрастающая в местах, где неглубоко под землёй пролегала толстая кишка теплотрассы.
День. Казалось, он наступил не так давно, но уже больше трети его жизни было пройдено. Обычный, казалось бы, день, но с таким знаменательным событием – первый снег.
Асфальт разсопливился и перестал быть полноценной опорой для колёс автомобилей. Водители превышали нормы осторожности, дабы не очернить себе аварией такой «белый» день. Ленивый поток терзал обычные хитросплетенья улиц имени кого-то или в честь чего-то. Кто мог, тот не выходил на улицу. Кто не мог, тот по инерции продолжал свои дела, пытаясь не обращать внимания на этот снег. Хотя он, сука, так лез в глаза…
Он так старался понравиться. Он был на виду!
Но никто не выбегал на улицу с криками «ура!». Это ж не майский дождик, что так легко орошает землю ласковой весной, даря надежду на жаркое лето. Даже детишки ещё не торопились лепить долгожданные снежки. И лишь кто-то из детворы в недоумении рассматривал свои ладошки, видя, как этот снег на них тает. Уникальные кристаллы льда превращались в обычную воду.
* * *
Дворник смотрел в очаровании и недоумении на этот первый танец зимы. Нет, он не окрикнет эту погоду в матерной транскрипции выражения: «а ну-ка, пожалуйста, перестань, надоел!». Этот снег быстро сам по себе тает, следовательно, не надо будет его убирать. Но скоро настоящая зима и что тогда? Ничего. Не первая же зима. Да и нет ощущения, что последняя.
Вся атмосфера этого муторного события так и выражала своё настроение: слов нет. Какие тут слова, когда кругом одни картины?
* * *
Поскользнувшись на ступеньках многоэтажного дома, перспективный молодой человек засеменил мелкими шагами в сторону своего автомобиля. Щегольские ботинки оказались не в угоду такому небесному настроению. В них было скользко и зябко. Пресловутая, не отяжелённая смыслом попсовая песня разогнала глухое пространство внутри автомобиля, всё ещё «обутого» в летнюю резину.
Парень включил печку, хотя не успел ещё замёрзнуть. Было просто как-то противно от налипающих на лобовое стекло осколков неба. Заработали стеклоочистители. «Рено» аккуратно двинулось в путь, удачно вклинившись в поток грязных, давно не мытых дождями автомобилей. Песня закончилась, и знакомая всем радиостанция продолжила своё вещание прогнозом погоды: +1, -1, возможен снег.
Зараза, ты в окно-то выгляни!
Теснота пробок, убаюкивающий фон какой-то новой песни про любовь, средней крепости кофе в желудке. Всё просто. Только вот снег…
Как движение стало совсем заторможенным, вспомнилась опять эта возможность курить. Приоткрыть окно, достать сигарету, автоподжиг. Вкусный дым никотина. Мягкая слабость тела. Приятное тепло отравы. Ощущение какой-то свободы. Но нельзя, нельзя курить. Чёртовы пробки, скорее бы на работу. Звонок на не забытый в этот раз мобильный. Начальство уже вовсю беспокоится его судьбой. Всё нормально, пробки. Ах, пробки, знаем, ну ладно…
А почему бы не на трамвае? Хоть раз на весёлом, громыхающем, красно-жёлтом трамвае? Как-то и неудобно уже. Забавный транспорт, если в кармане такое же забавное число денег. Ну и пускай, что «Логан» в кредит, а «итальянские» ботинки на вторую осень «запросили каши». Зато свой маленький уголок на этой оголённой и замёрзшей улице со своим насморком в виде этого белого снега. Да и трамваи тоже рядом. В такой же пробке.
* * *
Но и в них своя жизнь. Люди, много людей. Странные, не весёлые. Кондукторша сердито смотрела в их лица и гадала: кто же не заплатил за проезд. У неё был нюх на такие ситуации, многолетний опыт. И пусть она сама занимала половину трамвая, но […] рублей – это святое.
Вот школьник прогуливал уроки, наворачивая третий круг по кольцу. У него проездной и лет пять-шесть обучения в школе. Чему сейчас учат детей? Мобильные телефоны, интернет… про телевизор уже как-то не современно говорить, что ли. Теперь каждый, кто хоть что-то знает об этой жизни, может поведать об этих знаниях всем. И никому уже не нужен личный опыт. Есть чужой. Так и жизнь может какая-то чужая получиться. Не то, чтобы ненастоящая, а просто чужая. Всё можно узнать без проб и без ошибок. Главное, суметь этот чужой опыт применить. Повезло поколению «большого пальца» жить уже в другом мире…
А вот обычные «серые» дядьки. Пальто, шляпа, портфель, проездной или мелочь. Несостоявшиеся миллионеры. И вообще, не состоявшиеся. Их жёны, такие же, как и я – думала кондукторша. Такие же романтичные в молодости. Но со своей памятью о счастье.
Но как мало людей знают, что счастье юности, молодости легко сохранить в сердце, если давать ему развиваться в настоящем, а не губить в прошлом, чтобы оно принесло плоды благополучия в будущем.
Нет, тётя Маша не чувствовала себя счастливой, но ей всегда было о чём улыбнуться. Даже сегодня, в этот снег. Даже при этой отдалённо ноющей после недавнего приёма таблетки, но уже привычной боли в груди. Надо работать.
Так, вот какая-то барышня лет восемнадцати-двадцати. Сидит. Наушники, жвачка, пустой взгляд в окно. Яркий макияж. Бесформенная, но слишком короткая куртка. Могла ли она не заплатить? Рядом с ней какая-то бабушка. Стоит. С советской авоськой, там советский бидон, с российским, наверное, молоком. Эта сидит, а эта стоит. Ну, как обычно, в принципе. Хотя не, девка ещё на Московском заплатила. А у пенсионеров пенсионный, так… куда вообще постоянно эти бабки ездят? Самый популярный «клиент» трамвайного помещения. Да, здесь меньше трясёт, чем в автобусах, но куда ехать-то? Тем более в такую погоду, да в час пик.
Кондуктор отвернулась к своему личному окну, над которым было обозначено красной краской строгое наставление: «место кондуктора не занимать!»
Вот так. Половину жизни и знать своё место…
Движение «встало». Настроение у опаздывающих упало. Кондукторша со своего места встала. Снег всё также падал…
Тётя Маша подошла к кабине водителя, отворила дверь. Миша сидел смирно, куря сигарету через открытую форточку и небрежно стряхивая пепел на крышу серебристого «Рено». Его взгляд отражал ледяную уверенность проложенных по кольцу железных трамвайных путей. Он тоже обратил внимание на первый снег. Но ему от этого было не холодно, не жарко. Ему было обычно. И в довесок – обычный разговор с тётей Машей про погоду, про пробки, про зарплату, про телевизор, и, конечно, про тех «господ», что на своих драндулетах перекрыли всё движение, не поделив где-то впереди проезжую часть.
Миша тут же забыл, о чём они на этот раз перекинулись фразами. Главное, чтобы вовремя он ей долг вернул. Ему это тоже важно. «Правда-правда» – как дочка в детстве говорила.
Тётя Маша ещё немного потусовалась в кабине водителя, но, не выдержав «газовой атаки никотином», вернулась в свои владения.
И тут её перебил другой запах. Более мерзкий. Запах безбилетника! Точно, вот он, хорошо прятался, но расслабился, наглец – пробравшись сквозь толпу к передней двери и образовав вокруг себя «неприкасаемое» пространство миру явился бомж. Обычный бомж. Ему зачем-то тоже понадобилось куда-то сегодня ехать. Он думал о чём-то своём. О чём-то своём, о чём принято говорить – ни о чём не думал. Ему даже не было плохо. Он был в тепле, в нутре тоже плескалось что-то тёплое вперемешку с аскаридами. Ему было нормально.
– Э, ты за проезд платил? – грубо вопросила тётя Маша.
– Я? – инерционно ответил бомж Витя. – Я не платил. Я забыл. Простите. Великодушно. Мне ехать всего одну остановку. Милая барышня!
У бомжа Вити было хорошее настроение и плохая дикция. Но и его речь, и вся эта ситуация потихонечку обрисовалась в сознании кондючки. Ясное дело.
– Ну-ка на х… хрен пошёл отсюда! Миш, открой дверь, у нас тут господин без билета!
Пришлось выбирать выражения. Рядом же школьник.
Миша её не слышал, он вообще ничего и не слушал. Он хотел субботы, а не среды. Пассажиры уставились на эту ситуацию в ожидании какого-нибудь шоу. Но шоу не состоялось во всей своей потенциальной фееричности.
В это время Виктор Евгеньевич стал ковыряться в карманах и извлёк оттуда горсть мелочи. Отсчитал. Протянул своё добро кондючке. Она отпрянула от данного сокровища, ещё раз осмотрела пассажира с ног до головы, и, вроде бы, запах перестал так сильно бросаться в нос. Запах безбилетника. И запах бомжа. Она сделала лицо «попроще».
– Ладно, – сказала она, – езжай, только на следующей остановке выйдешь, понял?!
– Спасибо, милая барышня, – мужик растрогался и не на шутку расщедрился. – Ну, возьми хоть рубль…
Кондукторша не взяла рубль. Она невозмутимо ушла на своё место смотреть в окно на то, как белый снег падает на крыши разных автомобилей, собранных в одну реку под названием дорога. И течение которой вещь совсем не постоянная, как и этот первый снег. Боль, вроде бы, отступила. И уже не хотелось думать о походе к врачу.
Трамвай начал делать свои первые робкие «шаги» в такт общему движению.
* * *
А внутри «Логана» царила атмосфера нервного напряжения, сопряжённого с потребностью курить, когда это дело вовсе брошено пару дней назад. Окончательно и бесповоротно. Вроде бы.
Жаль, что «Кентовая» пачка осталась дома. Целая. Целая!!! Двадцать минуток радости, минимум! И этот водила трамвая ещё душу травит своей «Примой»…
«Европа плюс» дарила очередной позитивчик в виде какой-то заезженной популярной песни, от которой многие малолетние девочки сразу должны были писаться кипятком, а сами исполнители должны были лишний раз искупаться в такой вот сомнительной славе. А что делать запертому в своей машине перспективному, красивому (хоть и не блондину), молодому, энергичному, вполне состоятельному, полному сил, человеку? Кстати, и в туалет не мешало бы…
* * *
Где-то на пятом этаже типичной панельки без лифта, на кухонной табуретке сидел старый дед. Он смотрел в окно. Чтобы было лучше видно чёрно-белое послание, он надел очки с толстенными линзами, «просвечивая» насквозь своим минусовым зрением свежую бесплатную газету с мелко напечатанной телевизионной программой. Найти бы что-нибудь интересное. Можно было бы выбирать, что читать – было бы интереснее. А телевизор давно не радует. Там мало интересного. Всё как-то… непонятно.
Молодость далеко убежала вперёд, а люди, создавшие и построившие им эту молодость, остались в своём веке. Где программа «Время» с Кирилловым, где союз нерушимый, где Гагарин, где хоккей – событие, где пиво «Жигулёвское», где сигареты «Космос»…
Курить он бросил лет двадцать назад. Чтобы… жить. Чтобы жить.
Вот старуха его, с одного с ним года, померла пять лет назад. А никогда не курила. Интересно, как это вообще – покурить после такого перерыва? Ага, и сразу «ласты склеить». Дед усмехнулся.
Вечным фоном с шести утра до полуночи на кухне «калякало» радио. Обычное, от сети которое. Многие давно его отключили, чтобы эти старые агрегаты, пережитки советского информационного поля, не печалили интерьер современного жилища.
Вот и старый «Рубин» на журнальном столике уже редко включается. Редко тревожится скатерть на нём. Белая, с бахромой. Это старуха ещё всегда так вешала: насмотрится своих мексиканских сериалов, на кнопку «вкыл/выкл» нажмёт, штепсель из розетки вытащит, и, обязательно, сверху скатертью накроет. Хрен знает зачем. Вот и у деда привычка осталась. Только ему не надо этих сериалов. Долго он избавлял себя от привычки подчеркивать в ТВ-программе сериалы и фильмы, которые могли бы заинтересовать впечатлительную супругу…
Отвлекло радио. Программа новостей. Дед прислушался. В Камбодже на празднике воды из-за сильной давки погибли люди, данные постоянно обновляются, точных цифр пока нет, много человек находятся в тяжёлом состоянии в больницах…
Девушка-диктор сбивалась, путалась в речи, будто недавно научилась говорить. Нет, у нас такого не было – думал дед.
Тут пенсионер, наконец, обратил внимание и на то, что творилось за окном. А там шёл по своим делам снег. Ага, значит, очередная зима приходит. Какая уже по счёту? Жизнь остановилась в своём развитии. И ушла обратно – в бессмыслицу существования. Остались только воспоминания, которые уже затёрты до дыр, как старые чёрно-белые фотографии, что зачем-то хранятся в тёмных семейных шкафах рядом со шкатулками с бижутерией, лекарствами, документами, современными фотоальбомами детей и внуков. Рядом с ненужными фигурками дельфинов с надписью «Крым 1983». Рядом со всякими «скелетами в шкафах», так сказать…
А ведь память важнее всего! Даже на памятник и то нужно фотографию покрасившее и где усопший помоложе. Только не чёрно-белую, она не современна, что ли… и памятник-то нужен такой, чтобы крепко стоял. Какой сейчас в моде? Растут кладбища, как города. Только жильцы в них прописку уже не меняют. Сколько памятник такой стоит? Лет сто? А потом зарастает могила, ветшает, и прах в земле окончательно переваривается. Тут и новая могила будет.
Тяжело задумался дед, а снег также бездумно валился с неба.
