Жизнь российская. Том третий
Анатолий Цыганок
В приключенческом и социально-психологическом романе рассказывается о жизни российского пенсионера Василия Никаноровича Кулькова, который однажды переехал в Москву из Забайкалья и стал жить и работать в столице в непростое для страны время – конец нулевых – начало десятых.Болезни его заканчиваются. Теперь трудовые будни впереди!Читатель вплотную столкнётся и с хорошим, и с плохим, творящимся в нашем обществе. Что-то ему будет до боли знакомо, а с чем-то он встретится с неизведанным…Книга 1, Часть 1, Том 3.
Анатолий Цыганок
Жизнь российская. Том третий
Будни и праздники Василия Кулькова
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
А. С. Пушкин
«Медный всадник»
Жизнь, как она есть на самом деле
Жизненные катаклизмы
(Окончание)
Мысли о праздниках снова вернулись в голову Кулькову
Праздники памятны, а будни забывчивы.
Русская пословица
Глобальные размышления продолжились
Василий Никанорович сидел на новом месте. Опасался, как бы опять к нему малыши те не привязались. Нехорошие ребятишки. И мамаша у них такая же.
Грубиянка. Шарлатанка. Выдра!
Нельзя с ними связываться. Можно в неприглядную историю попасть.
Кульков постарался забыть то, что ещё недавно с ним произошло.
Василий Никанорович всё так же сидел молча, ни на кого не обращал внимания.
Он как воробышек… как цыплёночек… собрался в комочек и притих…
Кульков сидел, ждал и молчал, молчал и ждал. И опять ждал. И снова…
Время шло. Стрелки часов скакали и мелькали. Минуты и секунды тикали.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
***
Василий Никанорович всё сидел, всё доктора ждал и окончания конференции этой чёртовой, этой бесовской. Делать было нечего.
Не будешь же права качать.
Не будешь же головой об стены биться.
Не будешь же орать во всё горло и хаять во всю глотку, что доктора обнаглели совсем и вовсе! Что, мол, хотят они, то и делают. На пациентов, дескать, им наплевать с горы высокой или с колокольни церковной.
Такая вот зараза приключилась длинная в недрах районной поликлиники.
Время, тем не менее, всё шло, шло и шло.
Часы всё тикали, тикали и тикали.
Минута за минутой. Секунда за секундой. Миг за мигом.
Что делать? Что предпринять? Как выправить сие неприглядное положение?
А делать нечего. Сиди, чел, и не рыпайся.
Лучше думай о чём-либо своём сокровенном, прошлое вспоминай, о будущем мечтай, о кой-какой положительной перспективе.
Планы строй и замки воздушные сооружай.
***
Хорошо бы поговорить с кем-нибудь. Побеседовать. Пофилософствовать. Мнениями обменяться. К общему знаменателю, так сказать, прийти. К консенсусу…
А с кем поговорить? Не с кем! Не будешь же лезть в душу каждому.
Да и не нужно это делать. А то привяжется кто-нибудь… как баба та… лихая. Не лихая, а сумасшедшая! Чертовка! Гадина! Плутовка! Мамаша хренова…
«Всё. Ну их всех к монаху! Сам с собой лучше побеседую…»
Такое решение принял обиженный судьбой и обстоятельствами больной человек.
Кулькова тут же разволокло на размышления жизненные.
О хорошем. О заветном. О душевном. О праздничном.
Ох, как долго они не наступали. Эти дни хорошие. Эти праздники. Эти торжества. Как долго они не приходили. Забыл уже про них…
«Стоп! Минуточку… Не совсем так. Было. Да. Было кое-что радостное. Успех. Удача. Везение. Праздником, конечно, трудно это назвать. Но всё же. Приятно! Тэк-с. Что было-то? Забыл уже. Запамятовал. Как на грех всё хорошее из головы моей родненькой вдруг повыскакивало. Что же было-то? Вспоминай, Василёк! Прошу тебя. Напряги свои извилины. Ну, давай! Давай, малыш! Вытаскивай наверх всё замечательное, что с тобой в последнее время происходило хорошее. О! Вот оно! Вспомнилось! На приём к врачу я попал. По блату! Тётя Глаша с Петровной помогли. Ещё что было? В кино сходил. Фильм хороший посмотрел. Так что… два эпизода приятных. А бог троицу любит. Стало быть, ждать будем. Эх! Опять ждать… А в детстве они чередой шли… Праздники и дни добрые. Эх, хорошо-то как раньше было… Чудо чудесное! Диво дивное! Вспоминать приятно».
***
Кульков задумался, ушёл в себя, окунулся в своё прошлое, в былое, в то хорошее и доброе, в то родное и душевное, в то чудесное и радостное, в то честное и правдивое.
Но назойливые соседи по дивану, изверги приставучие, чмошники нахальные, изуверы и кровопийцы, гады и жуки навозные, клопы и тараканы, постоянно мешали ему со своими ненужными липучими разговорами.
То один помешает, то другой встрянет, то третий привяжется: что да как, когда порядок в этом медицинском учреждении будет… скажи им… объясни да растолкуй, вбей в башку, почему доктора и врачи их так долго не принимают…
Такие вопросы люди Кулькову задавали. Им казалось, что этот гражданин может помочь и может порядок навести, может прекратить этот бардак… балаган этот…
Надоели они ему, эти черти полосатые… эти хлюпики наглючие… эти балбесики… со своими дурацкими вопросами.
Сперва он вежливо им отвечал, что надо потерпеть.
Мол, привыкнуть бы уже пора.
Не маленькие детки, дескать, они уже…
Сами-де, должны уже понимать, что такой бардак сущий по всей стране который уже год творится… Мол, делать что-то с этим надо. Да-да. Делать! Бороться надо. Либо самим. Либо Аврору на помощь звать.
Но те, как бараны тупоголовые, не понимали и всё спрашивали и спрашивали… всё задавали свои идиотские вопросы: что да как… да почему, зачем и для чего…
Ага, вынь им да положь.
Василий Никанорович чертыхался поначалу, извинялся и уговаривал подождать до лучших времён. Дескать, может, само это всё худое переменится в надлежащую сторону или перемелется до муки самого высшего качества, если, конечно, богу чаще молиться или на выборах всеобщих свою гражданскую позицию применить всецело и достойно, а не прятаться за спины других избирателей.
Много чего он им ещё перечислил по этому поводу.
А потом, видя, что они вообще не понимают ни бельмеса ни в политике, ни в социологии, ни в жизни нашей грешной, с диким ужасом вскочил и пересел (перескочил!) на другой диван, через два на третий.
«А ну вас… Пошли вы все к чёрту лысому…»
Подальше от этих тупых и назойливых глаз и языков убежал Кульков.
Подальше от тамошних надоедливых прилипал.
Подальше от того сумбурного и неприятного общества.
