Ведьмин дом
Павел Шушканов
Молодой священник приезжает в глухое село, чтобы восстановить старый храм и приход. Но в первый же день он понимает, что жизнь в забытом поселке течет по странным правилам, установленным поколениями ссылаемых сюда ведьм. Невольно он становится участником и свидетелем череды страшных и запутанных событий, в которых его единственной поддержкой становится местный участковый, имеющий собственные взгляды на сельский уклад.
Павел Шушканов
Ведьмин дом
1.Алексей
За оврагом дорога закончилась, и начались ухабы, по которым и при свете дня было бы непросто проехать. Свет фар вырывал из темноты то огромную глубоченную лужу, в которой отражалось ночное небо, от чего она казалась и вовсе бездонной, то высокие кочки, поросшие ее более высокой травой, а иногда и призрачный след колеи в мокрой траве. Наконец машина взвизгнула и прочно уселась всеми колесами в жидкую глину. Алексей заглушил мотор и сокрушенно повалился на руль. Дворники весело размазывали по лобовому стеклу грязь и останки ночных насекомых, а впереди в свете фар темнела неприступная стена древнего леса.
Не стоило ехать ночью. Алексей с тоской вспомнил придорожную гостиницу в двух сотнях километров отсюда с неплохим меню в кафе на первом этаже и очень приемлемыми ценами. Впрочем, он рассчитывал приехать еще до темноты, никак не полагая, что указателей и хороших дорог в этих местах за пределами основных трасс очень мало, а темнота обрушивается почти мгновенно, едва край солнца скрывается за горизонтом. Хотя горизонт здесь не виден – повсюду нескончаемый высокий вековой лес, наполненный пугающими звуками и неприветливой сыростью этих мест даже при свете дня. Сейчас, казалось, деревья стали еще выше, и лес плотным кольцом смыкался вокруг безнадежно застрявшей машины.
В салон понемногу начал пробираться холод. Алексей поежился и попытался получше закутаться с рясу, которая отказывалась греть. Теплые вещи, вспоминал Алексей, были зарыты глубоко на дне чемодана в недрах багажника.
Он достал фонарик и нехотя выбрался из машины. По ногам тут же неприятно хлестнула мокрая трава, отчего стало еще холоднее.
Снаружи все казалось совсем иначе и еще безнадежнее. В ближнем свете фар поблескивали грязные лужи, а дальше все терялось в абсолютной темноте. Черный высокий лес поглощал весь свет, а на безлунном небе не было звезд. Машина, прочно увязшая в глубокой луже, была единственным островком света на многие километры, но казалось, что на миллионы этих самых километров. Алексей поежился и вернулся в салон.
Внутри машины не слышны были пугающие звуки ночного леса и завывания ветра, только мерное тиканье дворников, которые уже следовало бы отключить, но он не решался. Поэтому проблеск света впереди ему показался сперва бликом от фар на металлической части механизма. Он присмотрелся. Темнота и вдруг снова отблеск света, словно кто-то стремительно бежал сквозь лес с очень ярким фонариком. От такого сравнения сразу стало не по себе, но Алексей присмотрелся снова.
За близким холмом дорога сворачивала налево и терялась в лесу, но потом снова делала резкий поворот на юг, и свет определенно был оттуда. Сквозь оголяющийся к зиме лес был виден свет фар приближающегося автомобиля. Алексей перекрестился, и улыбнувшись поспешил выбраться наружу. Встретить машину на глухой дороге в глухом лесу на самой окраине не самой населенной области – огромная удача, но в удачу он не верил.
Старый грязно-желтый УАЗ притормозил в нескольких метрах от него.
– Эй, помощь нужна?
– Если вам не сложно. Я, похоже, застрял, – ответил Алексей из темноты.
Машина подъехала ближе, и теперь он стоял в самом свете фар, щурясь и прикрывая рукой глаза.
– О, батюшка! А я уж подумал девка какая столичная заблудилась, не разглядел сперва. Сейчас, только развернусь…
УАЗ очертил широкую колею в глине и подъехал ближе. Из кабины выбрался мужчина лет тридцати в теплом свитере и брюках. На ногах еще ухитрялись поблескивать нещадно заляпанные грязью и глиной туфли. Он был коротко подстрижен и обходился без засаленной кепки на голове, вопреки ожиданиям Алексея.
Минут пятнадцать ушло на поиск троса.
– Машина у вас, батюшка, так себе, хоть и нерусская, но для нашей дороги вообще не годится.
Затем неожиданный спаситель громко хлопнул багажником и ругнулся.
– Троса нет. Выложил в гараже, видимо. Вот что, – он вытер руки об свитер и заглянув в салон чужой машины по-хозяйски включил фары и вынул ключи, – карету вашу заберем утром. Сейчас я лучше докину вас, куда вам нужно. Договорились?
– Если не сложно, – Алексей вытащил чемодан и, согнувшись, потащил его на свет.
За холмом и правда была дорога. Вернее, подобие дороги – узкая грязная колея прямо сквозь высокий лес. Ехали не спеша, подпрыгивая на каждой кочке. Алексей держал тяжеленный чемодан на коленях и смотрел вперед.
– В Глинеевку? – спросил водитель, неопределенно махнув рукой на дорогу.
– Да. Туда.
– Немудрено заблудиться. Тут две Глинеевки. Одна в десяти километрах, но это новая Глинеевка, уже после войны построенная. На нее и указатель есть на трассе, а на эту, старую указателя нет, ищи, как хочешь. Кстати, Кирилл.
Он протянул руку, не глядя на Алексея, и тот пожал с непривычки только пальцы.
– Алексей, – сказал он.
– Это как, отец Алексий, получается? – уточнил Кирилл.
– Просто Алексей.
– Хорошо. А в наши края зачем, Алексей? Я думал, что спятил, когда на дороге увидел батюшку, да еще и на машине.
Он потер лицо руками, и Алексей украдкой взглянул на него. Красные глаза выдавали сильную усталость и длительное недосыпание. Он поежился.
– Может, я сам доберусь? – неуверенно предложил он. – Вы устали за рулем, не хотелось бы вас…
– Беспокоить? – Кирилл рассмеялся и махнул рукой. – Это вы серьезно собрались идти с многотонным чемоданом, через ночной лес? Ну, нет уж. У нас тут частенько бродят волки, и я сейчас не шучу. Мне потом пиши рапорт, как и при каких обстоятельствах…
Кирилл снова рассмеялся.
– Я здешний участковый. Живу в Сторожино за оврагом. А вы-то где остановиться собираетесь?
Алексей промолчал.
– Ладно, что-нибудь придумаем. Надолго к нам.
– Надолго, – кивнул Алексей. – В прошлом году епархией принято решение восстановить приход и открыть храм архангела Михаила в Глинеевке, а я туда отправлен на служение.
– Новым батюшкой, значит? Хотя, я так говорю, будто старый был. Церковь то до войны еще закрыли, на Пасху ездим в райцентр. Только, не маловато ли вам лет для батюшки?
Алексей не ответил на бестактный вопрос.
– В райцентре старый уже, с бородой до колен. Но это я так, разговор поддержать, не обижайтесь.
– Не обижаюсь, – обманул Алексей.
– Ох, и нелегко вам будет тут, Алексей, – вздохнул Кирилл.
Некоторое время ехали молча. Алексей смотрел на дорогу, едва угадывающуюся в высокой траве. Впереди лес расступался, и показались низкие домики села с темными окошками и покосившимися заборами. С одной стороны село спускалось к небольшой речке, а выше на холме примыкало к плотной стене леса, но все это Алексей узнал позже, а пока он видел за лобовым стеклом лишь силуэты низких построек и старый колодец под деревянной крышей. Справа проплыл маленький холм, окруженный кольцом молодых деревьев и густого кустарника. Кирилл что-то прошептал про себя и перекрестился.
– Что там? – тихо спросил Алексей.
– Не важно. Приехали.
Он остановил машину у маленького дома на окраине села, вытащил чемодан и оттащил к крыльцу.
– Батюшка, там что, кирпичи на новый храм что ли? – прокряхтел Кирилл.
После нескольких громких ударов в дверь, наконец, зажглось окошко и в дверном проеме показалось заспанное лицо женщины в старом пальто.
– Егоровна, открывай и ставь чай. Нового батюшку привез. Батюшку говорю! Глухомань.
Женщина охнула и скрылась в доме, а через минуту уже была в нарядной кофте и с виноватой улыбкой на лице.
Кирилл протащил чемоданы в глубь дома, в маленькую комнату с невероятно маленьким окном, которую отгораживала от гостиной пыльная занавеска.
– Располагайтесь, владыко, – усмехнулся он. – Не Метрополь, но жить можно. Утром Егоровна блинов напечет. Егоровна! Тесто, говорю, ставь!
Алексей подбежал и остановил Кирилла на руку. Он оказался на голову ниже участкового и у него был довольно смешной вид – лохматый и небритый, после дальней дороги, но без бороды и в грязной рясе.
– Мне, правда, неудобно, Кирилл. Может остановиться в другом месте?
– Ну, в райцентр в гостиницу я вас не повезу, за полночь уже, меня жена живьем съест. А хлев предложить не могу, гордыней попахивает, не находите? – он снова рассмеялся и исчез в гостиной. – Егоровна, чай готов?
Алексей тяжело опустился на застеленную кровать и посмотрел на чемодан, одиноко стоявший посреди комнаты, прямо над лампочкой без абажура, торчащей из плохо побеленного потолка. Что-то в этом всем показалось ему зловещим. Но, скорее всего, просто от усталости. Он на минуту закрыл глаза и не заметил, как провалился в глубокий, но беспокойный сон.
* * *
Алексей проснулся непростительно поздно и петухов не слышал, хотя, возможно, что и не было тут никаких петухов. Он все еще лежал на кровати под окном, из которого сочился свет, прямо в подряснике, но его ноги были заботливо укрыты одеялом. Чемодан стоял на прежнем месте. Хорошо, что чистая одежда там, а не осталась в машине.
Он достал икону Спасителя и маленькую лампаду, совершил утреннюю молитву. Места для иконы в комнате не нашлось, ни полочки, ни гвоздя в красном углу. Алексей положил образ и молитвослов на низкий подоконник, переоделся, и аккуратно свернув перепачканный глиной подрясник, спрятал его на дно чемодана.
В доме было тихо. Он аккуратно выглянул за занавеску, затем прошел в гостиную.
Печка, вторая спальня за занавеской, деревянный комод и сервант, в котором пылилась праздничная посуда и черно-белые выцветшие фотографии. В углу умывальник с чистым полотенцем, а на столе у окна целая стопка блинов. Рядом в большом бокале уже холодный чай.
Он опустился за стол и принялся ждать.
Еще неделю назад он и не помышлял о том, чтобы оставить службу в столице. Безоблачные перспективы после блестящей учебы в семинарии были не за горами. Пока не оказалось, что Господь указывает, что его место здесь, по крайней мере, пока, но надолго – в глухих лесах, в маленьком приходе, в полуразвалившейся местной церквушке. Конечно, указал на это не сам Господь, а отец Тихон, по нижайшей просьбе которого его, недавнего выпускника семинарии, отправили в самую глухую часть православного мира. Ни от всевышнего, ни от отца Тихона Алексей такого поворота дел не ожидал.
«Не расстраивайся, друг», – отец Амвросий – в миру Олег, его сокурсник по семинарии и друг.
Сейчас он сидел на шаткой скамейке и косился на стопку остывающих блинов.
– Проснулись, батюшка?
Алексей вздрогнул и обернулся. Хозяйка дома имела обыкновение перемещаться бесшумно.
– Чай совсем остыл, сейчас я вам новый сделаю. Вы кушайте, кушайте.
Новый чай был не лучше прежнего остывшего и отдавал лавровым листом. Алексей съел два блина и отпил из бокала как можно больше, изо всех сил стараясь не морщиться.
– Как спалось, батюшка? Я зашла под утро, а вы в чем были и спите, прямо на покрывале. Устали, видимо, с дороги очень.
– Немного, – признался Алексей и отодвинул бокал. – Я слышал, что Кирилл обращался к вам…
– Егоровна? Да, я Мария Егоровна, Кириловой жены Лизы родная тетка. Они и дочку в мою честь назвали. По крайней мере, я так думаю, – она тяжело опустилась за стол, продолжая мять в руках полотенце. – Ну, точно в честь меня. Как же иначе. Маша хорошая девочка, правда, ко мне почти не приезжает.
– Мария Егоровна.
– Да, – она отвлеклась от своих мыслей и улыбнулась. Алексей вдруг заметил, что у нее разные глаза: один карий, а второй светло зеленый с голубыми вкраплениями.
– Я благодарю вас за гостеприимство и замечательный завтрак, но мне, правда, неудобно оставаться у вас надолго. Я рассчитывал разместиться в гостинице в райцентре, пока не определюсь с жильем, но моя машина, боюсь, надолго застряла в лесу.
– Да Господь с вами, батюшка. Оставайтесь сколько нужно, из райцентра вам сюда добираться на службу не меньше часа и это если с дорогой повезет, зимой и в дождь ее вообще почти нет. А машину Кирилл вам доставит, сегодня и доставит.
– И все же, Мария Егоровна, мне неловко.
Хозяйка улыбнулась и хлопнула ладонью по столу.
– Вот что. Тут есть дом, небольшой, но чистый. После брата остался его детям, а они один в столице, другой в Канаде. Я вроде как присматриваю, но боюсь, что хозяева до конца моего века не объявятся. Я ключик вам дам, можете жить, пока не надоест.
