Greenwell Olga "Брак в наследство"

Брак в наследство
Greenwell Olga

Завещание деда перевернуло мою жизнь. Согласно ему, я должна выйти замуж за человека, которого ненавижу и который много лет преследовал меня в ночных кошмарах. И я иду на эту сделку, но цель моя – месть. Север Калинин заплатит за все страдания, которые принёс моей семье, ведь я готова пойти на всё, чтобы разрушить его жизнь так же, как он разрушил мою.

Greenwell Olga

Брак в наследство

Пролог

За окном моросил осенний дождь придавая еще больше уныния и без того отвратительному дню.

Савелий Васильевич Осадчий откинулся в кресле-каталке – веки полуприкрыты, морщинистые руки, все в выступающих венах, сложены на груди. Уже прошло полчаса, как семейный доктор вышел из кабинета, а он все никак не мог перестать проигрывать в голове его слова: «Не больше двух недель».

Конечно, старик понимал, что никто не вечен, но чтобы так быстро… Его империя, на которую он положил всю свою осознанную жизнь, накренилась, словно Пизанская башня, и вот-вот рухнет. Ну как можно так бесславно уйти, оставив своё детище на жадных идиотов?! Савелий Васильевич понял это пару дней назад после тщательного изучения финансового отчёта, когда на его вопросы, заданные суровым тоном, его тесть, который вот уже десять лет как был управляющим корпорацией, только махнул рукой. Сукин сын знал, что совсем скоро получит полный доступ к бизнесу.

Если только…

Нет. Тонкая улыбка на миг осветила лицо старика. Есть еще один козырь, о котором никто не догадывался.

Протянув руку к лежавшему на письменном столе телефону, набрал номер.

– Виктор, нам надо срочно увидеться.

1

Самолёт опаздывал на сорок минут – уже на подлёте к Москве попали в грозовые облака, и пришлось крутиться в ожидании, пока разрешат посадку. Я уже убрал свой ноут в сумку и лениво разглядывал жёлтое море деревьев внизу. Командир экипажа объявил, что в Москве сейчас четырнадцать градусов тепла и дождь. Возвращаться оттуда, где плюс сорок пять, в промозглую столицу совершенно не хотелось, тем более зная, что уже завтра меня ожидает встреча с «любимой» семейкой. По сути всё, что связывало меня с этими людьми – это дед, который так же как и они, не был мне родным, потому что когда-то усыновил моего отца, взял его мальчишкой из детдома.

Прикрыл глаза в попытке расслабиться, привести в порядок мысли и составить план действий. Знал, что будет нелегко – семейка еще та, одна Лина чего стоит.

Лина…

Воспоминания накрывали меня, словно волны в шторм.

Несколько лет назад

Выпускной вечер начался с пафосных речей учителей и директора и плавно перешел в дискотеку, а под конец – в разнузданную гулянку. Из тёмных школьных закутков время от времени доносились то звуки поцелуев, то страстные стенания выпускниц. Взбудораженные парни с блестящими глазами то и дело шныряли в ближайшую палатку за бухлом.

Мы с моим друганом Вовкой сидели на подоконнике – он перебирал струны гитары, а я исподволь выискивал в хороводе разодетых девчонок одну – Веронику, в то время самую желанную для меня девушку. Время от времени мелькало ее розовое атласное платье, и тогда я, вытянув шею, пытался разглядеть, одна она или с кем-то. Жутко хотелось подойти и признаться, что она мне нравится.

– Ты чего, Север? – Вовка отложил гитару в сторону, и теперь, ухмыляясь, глядел на меня. – Сохнешь, да?

– Да ну…

– Чего тебе терять-то? Подойди и скажи ей как есть. Все равно сегодня последний день, если что – никто ничего и не узнает. Да, так да, а нет, так ну что ж… finita est comoedia.

Друг прав.

После минутного раздумья я спрыгнул с подоконника и врезался в галдящую толпу. Веронику выцепил взглядом почти сразу – стояла в окружении подружек, что-то рассказывала такое, над чем они заливисто хохотали. Незаметно подойдя сзади, потянул ее за руку.

– Север? – удивленно распахнула глаза. – Тебе чего?

– Поговорить надо. Напоследок, – изо всех сил старался придать голосу нагловатый оттенок – девчонки такое любят.

– Валяй.

– Не здесь.

Девчонка смерила меня взглядом, хмыкнула и неожиданно кивнула:

– Ну ладно, пойдём…

Черт побери, куда? Позвал её, а у самого поджилки трясутся и язык в жопу провалился. Но все же махнул рукой следовать за мной. Вышли в сад. Набравшись храбрости, развернул Веронику за плечи.

– Ты мне нравишься, – сказал.

– Это все, что ты хотел мне сказать? – девчонка рассмеялась. – Ты хоть целоваться умеешь? – Растерялся. Хорошо, что было темно, и Вероника не могла видеть моего вспыхнувшего лица. Она тяжело вздохнула и скинула мои руки с плеч. – Ну понятно… В общем, Север, ты не в моем вкусе.

С этими словами девчонка повернулась и пошла обратно.

Я не побежал за ней. И не вернулся на вечеринку. Вместо этого взял такси и рванул к деду в его загородную резиденцию. Там достаточно комнат, чтобы затеряться. Не хотел, чтобы кто-либо видел меня в таком состоянии – растерянном, разочарованном, униженном.

Расплатившись с таксистом, вышел. Несмотря на высоченный забор, дом все равно был виден. В детстве он казался средневековым замком. Я проводил здесь все каникулы и выходные, пока дед не рассорился с отцом. Но даже после этого двери этого дома для меня всегда были открыты. Несмотря на сильные противоречия между моим отцом и дедом, он всегда был рад меня видеть.

Окно в его кабинете было освещено – он работал. Я приложил электронный ключ к двери и прошел во двор. Удивился, увидев незнакомый автомобиль. Обошел его вокруг. Машина дорогая, класса люкс, и она явно принадлежала женщине. На приборной доске – женские солнечные очки, на пассажирском сиденье – сумочка. У деда гости.

Я вошел в дом и по широкому коридору прошел в гостиную. Везде было темно и ни намека на присутствие посторонних. Заглянул в бильярдную, в столовую, зашел в кухню. Только открыл холодильник, чтобы налить апельсинового сока, как уловил тихие шаги. Резко выпрямившись, обернулся.

Лина – родная дочь деда, чудо в его семье, родившееся, когда он уже усыновил моего отца, стояла в дверном проёме и неотрывно смотрела на меня. Ее слегка всклокоченные волосы цвета меди спускались по плечам и падали на грудь, едва прикрытую кружевом сорочки. Почему на женщине, кроме неглиже на тонких бретельках, больше ничего нет?

– Север? – ее голос был низок, слегка хрипловат. – Что ты здесь делаешь? Мой отец сказал, что у тебя выпускной вечер…

– Мне там стало скучно, – пожал плечами и незаметно сглотнул внезапно возникший в горле ком.

Женщина сделала несколько шагов ко мне, и я почувствовал сладкий восточный аромат ее духов.

– Неужели тебе нечем было там заняться? А как же девушки? Танцы до утра, поцелуи, объятия…

Помотал головой, понимая, что лицо заливается краской смущения. Похоже, Лина тоже это заметила, легко рассмеялась. – А, понятно, мальчик еще никогда этого не пробовал…

Господи, что она делает?

Теперь женщина была так близко, что я чувствовал жар ее тела, а ее грудь почти касалась моей, и от этого по всему телу бегали электрические разряды.

– Я могу научить тебя всему… – ладони Лины легли на мои плечи, – и никто никогда не посмеет смеяться над тобой, – спустились ниже, на грудь, а затем еще ниже, вызывая бурную реакцию между ног. – Ты будешь самым лучшим, самым желанным. Для всех… Ну?

– К-ка-ак? – выдавил из себя. Спиной уже уперся в стену, дороги назад не было во всех смыслах.

– Расслабься…

Ее шёпот был завораживающим. Широко распахнутые глаза внимательно следили за каждым моим движением, а губы совсем близко, так что наше дыхание уже смешивалось. Меня бросило в жар, когда почувствовал кончик ее языка между своих губ.

– …Ли… – просипел.

Но она уже обвела язычком мою нижнюю губу, слегка посасывала, втягивала, а я плавился, плавился, как метал в доменной печи. Меня трясло от новизны ощущений, от непонятного желания, от страха, что нас могут увидеть. Я почувствовал руку Лины внизу живота. Ох, она сейчас узнает, что у меня встал!

– Ты такой милый, Север, такой нежный и робкий, – шептала мне в рот, всовывая язык между зубами. – Ну же, обхвати губами мои губы, и язык… обведи им моё нёбо, проведи вдоль дёсен…

Не хотел, а может и… хотел. Сопротивляться не было сил. Только промямлил:

– Дед…

Тихий смех был ответом. Лина взяла мою руку и положила себе на грудь. Глядя мне в глаза, приказала:

– Сожми её, потяни за сосок.

Я чувствовал, что вот-вот кончу прямо в брюки.

Что она вытворяет?

А руки уже сами смяли ее грудь, сдавили соски, а из горла вырвался стон-всхлип, и лицо внезапно опустилось вниз в желании приникнуть губами к этим крупным розовым бутонам. В следующее мгновение пальцы Лины скользнули под резинку моих трусов.

Всё, я уже не мог больше сдерживаться. Белый туман залил все перед глазами, мурашки пузырьками побежали от кончиков пальцев в солнечное сплетение. Я обмяк, не соображая ничего. И было стыдно, что тело так предательски подвело, излившись на руку женщины. А она только рассмеялась, прижалась ко мне:

– Понравилось, малыш? – Я что-то промычал в ответ, а Лина потянула меня за руку и прошептала: – Пойдём со мной.

– Куда?

– В мою спальню, мальчик. Всё только начинается.

Мозг давал требовательные команды телу не подчиняться, но глупой плотью управляла теперь совершенно другая голова, и я на подгибающихся ногах последовал за Линой.

Войдя в спальню, огляделся. Вдоль стены стояли чемоданы и сумки. Заметив мой интерес, Лина тряхнула головой.

– Поживу пару месяцев здесь, в отцовском доме.

– А Костя? – спросил о ее муже. Никогда не называл их с Линой дядей и тетей.

– О нём не беспокойся. Думаю, что он даже не заметит моего отсутствия, – мне показалось, что в ее голосе прозвучали злые нотки. – А Вера с няней…

Ах да, совершенно забыл, что у них есть ребенок. С тех пор как мой отец рассорился с Лининым, я практически не виделся с по крови родной деду частью семейства.

– …Ну что ты стоишь, Север? Я жду тебя.

Подняв взгляд, в ужасе увидел Лину, полулежавшую на большой кровати. Бретельки пеньюара были уже спущены с плеч, обнажая большую грудь с затвердевшими сосками, ноги раздвинуты, а там…

Я моргнул, не зная, что сказать, да и нужно ли это? Или, пока не поздно, броситься вон отсюда? Это же дочь моего, пусть и не родного, деда. Она уже старая, хотя и прекрасно сохранилась для своих тридцати с лишним лет. А если кто-нибудь об этом узнает? Дед застукает нас в постели? Меня тогда вышвырнут отсюда к ядреной матери!

Между ног снова стало тесно и неприятно влажно. Брюки точно придётся выкинуть на помойку, да так, чтобы никто их не увидел.

– Что… – пробормотал я, на всякий случай отступая к двери.

– Север, иди ко мне, не надо бояться, – Лина спустила ноги на пол, нахмурила свои узенькие брови. – Обещаю, что, кроме нас с тобой, никто ни о чём не узнает. Тебе, мой хороший, будет очень хорошо, о-о-очень…

Мгновенно вспомнил, как приятно было мять ее упругую грудь, всасывая сосок, слегка сжимая зубами. И кожа у нее такая бархатистая, ладони до сих пор чувствовали её тепло. А может, и впрямь никто не узнает? Не дура же Лина рассказывать своему мужу такое?

Несмело шагнул к кровати, а она, одобрительно кивнув, откинулась на подушки…

…Этой ночью я стал мужчиной. Можно было бы гордиться, но внутри оставался какой-то гнусный осадок. Словно она нагло воспользовалась моим телом и, довольная этим, облизывалась, словно кошка, наевшаяся сметаны. Сметаной был я – по-прежнему испуганный и растерянный. На душе было гаденько, хотелось поскорее уйти в свою спальню, принять душ, чтобы смыть с себя запах греха и воспоминания.

Долго не мог уснуть. Уже рассвело, а я все ворочался. Матрас казался жестким, одеяло жарким, а подушки комковатыми. Мне мерещилось, что от меня по-прежнему пахнет сладковатыми духами Лины, которые вдруг стали неприятны до тошноты. А еще казалось, что дед узнает о моем ночном приключении.

Все-таки выражение «ночью все кошки серы» верно.