Fide Sanctus 2
Анна Леонова
В тебе есть Внутренний Прокурор? А Адвокат? А жива ли твоя Интуиция? Это история о людях, в которых ты увидишь себя. Читай её, если влюблялся. Если искал в мире родную душу. Если учился в ВУЗе. Если жил в студенческой общаге. Если обожаешь музыку в наушниках. Если чувствовал, что твои мысли не понимает никто. Если тебе делали больно самые близкие. Если ты принимаешь сложные решения и не боишься быть собой. Сначала ты будешь думать, что давно знаешь такие сюжеты наизусть, а потом поймёшь, что живые герои стали тебе родными. Эта история оголяет боль старых обид, волнует кровь эмоциями, подглядывает в замочные скважины «благополучных» семей и смотрит в глаза тому, о чём не принято говорить. Это исповедь о жестокости и милосердии; о воле и силе. Это игра. Забавная игра в победителя, которая обернулась трагедией. Решай сам, кто прав, а кто виноват, – но после того, как встретишь собственный бой. Но нет, эта история не о войне. Не о предательстве, не о боли и не о смерти. Она о любви.
Анна Леонова
Fide Sanctus 2
Вторая часть дилогии
ГЛАВА 21.
Abinitio[1 - С самого начала (лат.)]
13 февраля, суббота
– Что такое любовь? – спросила круглолицая девчушка лет десяти, подняв на него хитрый взгляд и смешно сморщив нос. – Вы знаете?
В её глазах плясали бесенята, а пальцы сжимали белые ленты, которые заканчивались под потолком малиновыми шарами.
За окнами Университета медленно падал февральский снег.
– Что? – переспросил Святослав, вынырнув из мыслей.
Плечи выли от чужих прикосновений; возле гардероба по традиции толклась толпа.
– Что такое любовь? – терпеливо повторила приглашённая школьница, похлопав по стенду, уже украшенному определениями предыдущих ораторов.
Студентка-организатор, что маячила за её спиной, выразительно подмигнула ему.
«Давай, дядя, порадуй ребёнка, ответь».
– Что такое любовь? – задумчиво повторил парень, сбрасывая с волос снег.
На голове вырос целый сугроб, пока он бежал с дальней парковки.
– Мы, честно говоря, с пространными определениями пока не готовы, – пробормотал сонный Судья; смущённо схватив с кресла платье Интуиции, он поспешно запихнул его в шкаф. – Мы само слово еле отыскали, вспомни.
– Ну, ребёнка-то надо порадовать. Мы у девчонок спросим, – заверил Хозяина Адвокат, выряженный в мятую футболку. – Да, прокурорская душа?
Прокурор поднял отсутствующий взгляд, кивнул и вернулся к домино, в которое его час назад ловко втянул Внутренний Ребёнок.
– Словами пока не можем, – развёл руками Судья, пытаясь пригладить зацелованные Интуицией волосы. – Ощущениями можем. Запахами. Цветами.
Свят отвернулся от школьницы, пряча глупую улыбку. Именно такую улыбку теперь вызывала каждая мысль о нынешнем статусе Веры в его жизни. Эта мысль последней покидала засыпающий мозг и первой атаковала его со звоном будильника.
– Мне нужно подумать, – мягко сообщил он девчушке. – Я не могу чётко описать.
Могу нотами. Словами не могу.
Знаю, кто может словами.
Но она только что хлопнула дверцей машины и рванула в соседний корпус.
Школьница фыркнула и разочарованно отодвинула малиновые шары от недотёпы, который не желал принимать участие в оформлении праздничного стенда.
Обогнув стойку с сердечками, Свят устремился в глубь здания, всё ещё улыбаясь.
… – Не зря же сказано, что вначале было слово, – назидательно вещала Вера утром, закинув ноги на табуретку. – Если у тебя есть карандаш, ты можешь очертить границы своей реальности. А если у тебя есть слова, ты можешь эту реальность наполнить. Можно найти слово для звука, запаха, цвета. Каждого ощущения и образа. Нужно только уметь искать.
Договорив, она невозмутимо отобрала у него последний листик мяты и добавила:
– Ты меня слушал?
В её взгляде было столько нежного азарта… столько тёплого лукавства… столько деловитого подозрения, что он едва сумел сдержать беспечный смех.
Я не буду спорить, малыш. Говори. Говори, что хочешь.
«Для описания всего можно найти слово».
Наверное. Всего – кроме тебя.
Почему вдруг так ускорились дни, припорошенные февральским снегом и обведённые линиями её рисунков? Почему такими стремительными они стали, и почему их скорость впервые вызывала такую досаду?
До чего сильно нам хочется проматывать вперёд бессмысленную жизнь, и до чего мы рвёмся замедлить ту, что наконец наполнилась смыслом.
Толкнув тяжёлую дверь библиотеки, Свят быстрыми шагами приблизился к стойке и приветливо кивнул сотруднице.
– Святослав Романыч! – повернулась к нему грозная с виду дама, спустив очки на кончик носа. – Основы деятельности нотариата? Семейное? Налоговое?
– Сборник стихов Роберта Рождественского, – уверенно заявил парень.
– Рождественский? – изумлённо обернувшись на коллег, потёр ладони Адвокат.
На его коленях подпрыгивал хихикающий Внутренний Ребёнок.
– Замечательно! – воскликнул Судья. – Последний раз в школе читали!
– Помните, как мы плакали, читая некоторые его стихи? – задумчиво произнёс Адвокат, с нежностью глядя на Верность Себе, что поливала цветы в Зале Суда.
– Не было такого! – громогласно объявил Прокурор. – Ещё чего!
Запихнув сборник в рюкзак, Елисеенко потянул на себя дверь и вернулся в коридор; густой запах библиотечных изданий тут же рассеялся. На языке вертелся какой-то мотивчик, и хотелось беззаботно посвистывать в ритм шагам.
Потрясающая идея. Да. Пусть.
Пусть вечер накануне Дня влюблённых раскрасится стихами Роберта и её гипотезами о силе слов. На лицо вернулась улыбка, жизнеспособности которой сегодня не мешали даже толчки чужих рюкзаков и резкие ароматы парфюмов.
Дёрнув вверх рукав рубашки, Свят бросил быстрый взгляд на часы, которые Рома подарил ему на начало второго семестра, прочитав лекцию о «важности правильного использования времени и ценности перспективного будущего».
Подарок регулярно жёг запястье – от Ромы не хотелось принимать ровным счётом ничего – но эти часы он всё равно носил не снимая.
До того шикарным был их вид и классной – гравировка «Е.С.» на обороте.
Едва он протиснулся сквозь бодрую толпу технарей и приблизился к лестнице, по плечу хлопнула чья-то жилистая ладонь. Обернувшись, Свят увидел Олега.
Вокруг его глаз залегли коричневые тени – будто он тоже регулярно и талантливо недосыпал – а на лице горела странная смесь из… вызова, обречённости и надежды.
– Здорово, – пробормотал Олег, опустив глаза, и тут же ринулся вверх по лестнице.
Словно не желал плестись следом.
Сдвинув брови, Свят поправил рюкзак и нагнал его в три быстрых прыжка.
– Видел, что в кабинетах творится? – наклеил Олег пластырь светской беседы на уставшее лицо. – Филологи постарались. На меня в лекционном зале тонна сердечек высыпалась при входе. Начерта это надо? Выпал святой валентин на воскресенье – ну и вздохнули бы с облегчением. Нет, братцы, нанесём превентивный уд…
– «Я художник, я так вижу», – перебил Свят. – Сыпью не покрылся? От сердечек?
– Три ха-ха, – беззлобно отозвался Петренко, распахнув дверь в нужный коридор. – А ты чего на первой лекции не был?
Разве от неё оторвёшься.
– Проспал.
Ускорив шаг, Олег преградил другу путь с таким видом, словно на что-то решился.
Пластырь светской беседы сорвался с его лица и шлёпнулся на пол.
Зелёные глаза Петренко прищурились и сверкнули.
На их дне снова читались мрачный вызов и угрюмая надежда; надежда и вызов.
Непринуждённость их с Петренко общения вроде бы восстановилась: с пятого февраля, когда Артур рассказал ему об отмене пари.
Но теперь она снова почему-то трещала по швам.
Со среды Олег его сторонился; упорно избегал прямых взглядов и скупо отмалчивался даже в тех контекстах, которым раньше дарил целые тирады.
Ты наконец хочешь объяснить, чего тебя лихорадит?
Елисеенко остановился и нацепил маску вежливого интереса. Мимо хаотично сновали студенты, и пол, казалось, был готов вспыхнуть от силы трения.
Давай, говори быстрее. Здесь невыносимо.
– Респект, – протянув к нему ладонь, сообщил Олег. – Поздравляю. Самое сложное – перестать скрывать содержимое сердца от себя самого.
В голове закопошилось настороженное недоумение.
Нет. Он явно не собирался пояснять, чего его «лихорадит». О чём он?
– Доброе утро, страна, – немедленно вклинился Судья. – Поздравлять тебя этой зимой можно только с одним. Скорее всего, он о Вере. Такие новости путешествуют быстро. Ему мог сказать кто-то из её общаги. Прячетесь-то вы только от соседок по комнате.
– О чёрт! – пробормотал Адвокат, кусая губу. – Стоило лучше скрываться!
Стоило скрываться лучше, твою мать.
Мысли понеслись сквозь голову со скоростью подбитых истребителей, которым только одна дорога – к земле. Если Петренко теперь знает о Вере, нет логичных причин не видеться с ней в его присутствии. Но это отчего-то было… страшно.
А ну как они по-прежнему читают одинаковые книги?
