Маргарита Кристэль "Сезон тыкв"

Волосы ее вились золотистыми локонами, цвет которых переливался от персикового до алого. Он любил чувствовать, как шелковистые пряди струились по его бледной груди, когда она засыпала у него на плече. Ее губы были на вкус как конфеты, которые он получал в детстве, когда ходил по домам вечером тридцать первого октября. Тогда он еще верил, что в эту ночь призраки и ведьмы могут околдовать тебя. Возможно, Осень тоже была ведьмой. Осень царствовала в его израненном сердце двенадцать месяцев в году.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006075290

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 27.10.2023

На несколько секунд он оцепенел.

Обычно либо женщины сами вешались на него, либо он довольно быстро вторгался в их личное пространство, используя нехитрые способы. А вот так было впервые: нейтральный вроде бы жест – протянуть руку. На него не вешались, но и не ждали, пока он сам возьмется за дело. Это была абсолютная уверенность в себе и открытость без намека на пошлость.

Незнакомка протянула ему руку не так, как делают мужчины, а ладонью вверх. Но сейчас не время размышлять об этом, стоя перед ней как вкопанный, иначе она подумает, что с ним что-то не так и, чего доброго, отдаст свою тыковку кому-нибудь еще. Бережно он обхватил маленькую ладонь обеими руками, сознавая, какое ему оказывали доверие, и прижался к ней губами – пожалуй, чересчур страстно в контрасте с нежным прикосновением. Не удержался. Его пьянила одна мысль о том, что он целовал женщину (пусть это была всего лишь ее рука) в первую минуту знакомства. Такое с ним было впервые, несмотря на все его многочисленные подвиги.

После пылкого поцелуя в ладонь, он уже более уверенно взял ее за руку и повел в бар. По пути он молился всем богам, чтобы его друзей там уже не было, но молитвы эти не помогли – друзья были. Делая вид, что не знает этих людей, парень прошел мимо их столика к барной стойке, не выпуская руки незнакомки из своей. В ту минуту ничто не заставило бы его отпустить ее руку: ни подколы друзей, ни пожарная сирена, ни конец света. Джек чувствовал себя счастливчиком, который случайно нашел бриллиант на пыльной, усыпанной булыжником дороге, и эта мысль придавала ему сил. Он знал, что завтра ребята будут писать, звонить, а может, и стучать в дверь; выспрашивать, подкалывать и негодовать, что он променял их славное общество на очередную юбку, но он это переживет. А еще он знал, что ничего им не расскажет. Эту победу (в которой он пока что не сомневался) он не будет обсуждать с ними, как это было принято в их обществе вечно ищущих охотников.

Усаживаясь за барную стойку, Джек спросил:

– Что будем пить?

– Что-нибудь хэллоуинское, – ответила Осень.

Им предложили Кровавую Мэри. Джек внутренне скривился – не любил он всех этих вычурных коктейлей. Простое доброе пиво – вот что он любил. Или виски без колы. Но ради новой знакомой был согласен на что угодно, даже на Кровавую Мэри.

– Что такая красавица делает одна в столь жутком месте? – спросил он, делая глоток и кривясь – теперь уже не мысленно.

– Если ты любишь пиво, то мог бы заказать его, – вместо ответа на его вопрос заметила девушка, бросая на него сочувственный и вместе с тем лукавый взгляд.

– Но пиво – это не по-хэллоуински, – улыбнулся Джек самой очаровательной своей улыбкой, которая, как он знал, действует безотказно.

Но не на этот раз. Незнакомка лишь молча смотрела на него своими удивительными янтарными глазами. В ее взгляде не было дерзкого вызова, с каким обычно смотрели на него женщины, когда он с ними знакомился (или они с ним). Не было и осуждения, которое охватывало порой некоторых из них, – правда, ненадолго. Это был чистый взгляд, каким смотрят дети на взрослых. Взрослые для них не хорошие и не плохие. Вся реальность для детей – это чистый лист, на котором можно нарисовать все, что угодно. Взгляд красавицы заглядывал в самую душу, и казалось, она знала о нем все – все его секреты, страхи и пороки. Но при этом он, Джек, не казался ей мерзким, каким он казался себе в те редкие моменты, когда заглядывал в свою душу.

Когда-то, в те далекие времена, когда они с друзьями любили гулять по лесу, он и сам умел так смотреть на мир и на людей – без каких-либо предубеждений и навязанных извне шаблонов, в которых жил теперь. Кажется, это было в прошлой жизни. А теперь он жил, как и все окружавшие его люди, словно в темной тесной коробке. Он утратил способность видеть в одну из тех ночей, когда восторг сменился пресыщенностью. Теперь он знал все про всех наперед. Знал чужие тайны и желания. Знал чужие страхи и пороки. И обзавелся своими собственными.

А теперь эта едва знакомая ему девушка сидела напротив него и смотрела на его пороки не сводя глаз. Она не любовалась ими, но и не отворачивалась в отвращении. Они были для нее данностью – такой же, как высокая табуретка, на которой она сидела, барная стойка, на которой небрежно лежала ее тонкая рука, как коктейль, который она потягивала из трубочки. Они были для нее чем-то таким же естественным, как и все, что их окружало. Она и сама была воплощением естественности, но в то же время из ее мерцавших в полутьме янтарных глаз смотрела на него бездна. Бездна чего-то неизведанного, куда он жаждал упасть.

– Ты смотришь на меня так, как будто знаешь меня много лет, – сказал Джек, сам до конца не понимая, то ли флиртовал с ней, то ли просто не мог держать язык за зубами.

– Так и есть, – ответила Осень, и он не понимал, чего в этих словах больше – простодушия или загадочности.

– Я бы никогда тебя не забыл, – покачал головой парень.

– И не забудешь.

– Так мы знакомы?

– Я видела тебя во сне. Значит, знакомы.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда мы засыпаем, наша душа летит туда, где есть все, что было, будет и могло бы быть с каждым из нас. Бесконечное множество вариантов развития событий.

– Подожди, то есть ты хочешь сказать, что это не мозг генерирует сны, а мы их видим на самом деле.

– Именно так. Мозг может управлять той версией нашего «я», которую мы представляем собой в выбранном душой мире. И чаще всего делает он это так же бестолково, как и наяву. Поэтому, вместо того, чтобы остановиться и посмотреть в лицо монстра, испепелив его взглядом, мы от него убегаем.

– Во сне я сам всегда монстр, – признался Джек.

– Только не в моем, – покачала головой Осень.

– А каким я был в твоем сне? – не удержался от вопроса Джек.

Он не помнил, чтобы разговор о снах так занимал его когда-либо.

– Другим…

Глаза ее затуманились, а лицо стало серьезным и сосредоточенным, будто бы она пыталась облечь в понятные ему слова нечто слишком сложное для него, запредельное знание, выходящее за его картину мира. Джек чувствовал себя глупцом, но все же с нетерпением ждал ответа.

Через несколько секунд она продолжила:

– Не таким, как сейчас… Открытым миру. Свободным от навязанных правил и шаблонов, в которые вы так стремитесь вписаться, что теряете себя настоящих, теряете связь со своей душой.

Несмотря на то, что, судя по построению фраз, она не относила себя к тем глупым людишкам, к каким отнесла его, в ее словах не было надменности и презрения – только тихая грусть. Это обескураживало, и он терялся, что на такое можно ответить. Так с ним еще никто не говорил.

Пока Джек собирался с мыслями, Осень сказала:

– Ты верил в волшебство и призраков, в магию и ведьм.

– Ты говоришь так, как будто в том мире, где мы встретились, возможно все, – усмехнулся Джек.

– Возможно все, во что ты веришь, – в любом из миров.

– Я всегда верил, что встречу тебя. И… ты тоже мне снилась, – выпалил Джек, и кровь прилила к его сердцу горячей волной.

– Расскажи, – попросила Осень, и в глазах ее закружились в танце золотистые искры.

Влажные алые губы манили своей свежестью и пряным дыханием. Персиковые скулы нежным глянцем мерцали в полумраке бара. Золотистые волосы обрамляли овал ее лица, словно корона. Перед ним сидела девушка-мечта. Он мог бы протянуть руку и коснуться ее щеки, но это казалось ему немыслимым. Мысли его путались, и он с трудом проговорил:

– Я помню лишь обрывки: осень, сумерки, лес, тыквы, много тыкв… и самая красивая девушка, которую только может представить себе воображение… Это была ты.

– Только ты не представлял меня. Ты встретил меня. Твоя душа побывала в мире, где все это произошло на самом деле.

– Я был мальчишкой, а ты была такой же, как сейчас – прекрасной девушкой.

– И что мы делали?

– Ты знаешь, – тихо сказал Джек и поймал себя на том, что краснеет.

– Разве? – ее брови взлетели вверх, и в этом было столько непринужденности, что у Джека замерло сердце.

– Я думал, ты видела тот же самый сон.

– С чего ты взял?

– Слишком реалистично все было. Я чувствовал, что ты живая. Не может же проекция из другого мира целовать лучше, чем девушки из нашего.

Когда он произнес это, глаза Осени вдруг замерцали еще сильнее, словно камешки янтаря омыло морской волной.

– Ты видела все это, ведь так? – ласково спросил он, осторожно обхватывая ее ладонь своими руками и поднося ее к вдруг пересохшим губам.

Осень кивнула и опустила глаза.

– Если в каком-то другом мире мы уже знакомы, то почему бы нам не познакомиться ближе и в этом, пусть он и не так прекрасен? Неслучайно мы встретились в этом баре и вспомнили, что снились друг другу. В эту волшебную ночь нас свел дух Хэллоуина.

Он очень надеялся, что его речь произвела на нее впечатление. Но понять это было сложно – девушка не поднимала глаз и смотрела на их переплетенные пальцы, лежавшие на ее коленях.

– Осень, посмотри на меня. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, обещаю. Я лишь хочу узнать тебя лучше. Впервые в этом месте я встречаю такую прекрасную и удивительную девушку как ты. Если хочешь, мы можем уйти отсюда.

– Да, здесь слишком жарко, – кивнула она и посмотрела на него с благодарностью.

Парень тотчас оказался на ногах и бережно поднял ее с табуретки. Он поставил ее на пол и взял за руку. Только сейчас он заметил, что она едва доходила до его плеча. Обычно ему нравились высокие девушки, но сейчас он был в восторге от того, что она такая маленькая и хрупкая. Сжав ее руку, он устремился к выходу, игнорируя взгляды и ухмылки друзей.

На улице было прохладно, но только не для Осени. В ту ночь Джек обнаружил, что ей не бывает холодно. Сам он был из тех, кто замерзает при малейшем сквозняке и вечно кутается в одеяло. Чем старше он становился, тем более холодными были его пальцы, что нередко удивляло его новых знакомых, и ему оставалось лишь шутить про то, что старость – не радость.

Хмурые тучи заволокли небо, и бледный месяц лил тусклый свет на остывающую землю. Украшенные оранжевыми гирляндами деревья простирали ветви в пенящиеся чернильными волнами небеса. Пламя свечей в стоявших тут и там тыквах подрагивало на ветру, но продолжало освещать их путь янтарным светом. В воздухе стоял пряный запах, и, если бы запахи могли иметь цвет, то этот был бы оранжевый.

Они гуляли по улицам и разговаривали обо всем на свете. Джек не хотел отпускать ее ладонь ни на секунду – она была такая теплая и нежная. Когда он начинал дрожать от холода, Осень заставляла его прятать руки в карманы. Погрев их несколько минут, он снова брал ее за руку.

Три раза он покупал им кофе в круглосуточных барах. Он бы не отказался посидеть там хоть полчаса, чтобы выпить согревающий напиток за столиком, но чувствовал, что Осени некомфортно в душных помещениях среди скопления людей. В праздничную ночь все заведения были переполнены. Множество компаний встречалось им и на улице, но никто не обращал на них внимания, и Джек был этому как никогда рад. Он не хотел, чтобы им мешали, и вел Осень на самые тихие и безлюдные улицы.

Он понимал, что они полные противоположности, но при этом ни с одной девушкой ему не было так интересно. У них были разные увлечения и интересы, разное мировоззрение, но он готов был говорить с нею всю ночь напролет. Кажется, даже с друзьями у него никогда не было таких долгих и задушевных разговоров.

Джек всегда скептически относился к всевозможной эзотерике, астрологии, нумерологии, гаданиям и прочим странным и бесполезным штукам. И еще более скептически он относился к девушкам, которые забивали себе (и другим) голову подобным. Конечно, это не мешало ему клеить их, но в глубине души он знал, что с ними у него еще меньше шансов на что-то серьезное. Не каждая выдержит его сарказм и подколы по поводу подобных увлечений.

Не то, чтобы он полностью отрицал все это. Если бы ему привели наглядные примеры и убедительные доказательства того, что хоть что-то из этого работает, он мог бы пересмотреть свою точку зрения. Он не хотел кидаться в другую крайность и быть одним из тех фанатиков от науки, которые отметали все неугодное. Любая крайность виделась ему злом, так же как и любая польза – добром. Если бы хоть одно из этих так называемых учений принесло ему пользу, то, скорее всего, он изменил бы свое мнение. Но пока что все это было эфемерной блажью, не имевшей ничего общего с материальным миром.

Однако философия Осени не отталкивала его, а скорее, наоборот. Это было, по крайней мере, любопытно. Она верила в высшие силы, которые обитали в потустороннем мире, а иногда спускались и в наш, например, сейчас, в ночь Хэллоуина. Она утверждала, что рядом с ними бродили разные духи – как неупокоенные, так и те, кому одинокая свеча на окне освещала путь к близким, которые остались здесь, на земле, и вспоминали в эту ночь усопших предков.

– Если ты и правда веришь в то, что они рядом, почему ты не боишься? – спросил Джек.

– Я знаю, что со мной ничего не случится, поэтому бояться нечего, – ответила Осень.

– Это потому что я рядом? – улыбнулся он.

– Нет, – покачала головой Осень и улыбнулась ему в ответ. – Ты, конечно, большой и сильный, но против злых духов это слабое оружие. – Просто я знаю, что мы с тобой будем гулять и болтать до утра, и с нами все будет хорошо.

– А ты знаешь, что я поцелую тебя? – неожиданно для самого себя спросил Джек.

Вообще-то он давно этого хотел. Несколько раз они останавливались, взгляды их встречались, и возникала неловкая пауза. Будь на месте Осени любая другая девушка, он бы не растерялся. Да что там говорить, будь на месте Осени любая другая девушка, вся их прогулка состояла бы из дороги к нему домой и, возможно, по пути туда ему и не хотелось бы ее целовать, чтобы не терять время, да и вообще он не любил делать такое на людях. Но с Осенью все его прежние схемы не работали. Он захотел поцеловать ее, как только увидел. В первое мгновение их встречи на него пахнуло запахом ее яблочных губ, запахом костра и корицы, которым предшествовал одуряющий, сбивавший с ног аромат медовой тыквы.

Джек не сделал этого не потому, что они были на улице, а потому, что не хотел отпугнуть ее и потерять надежду на счастье, едва обретя ее. При одном взгляде в глаза, в которых он видел безусловное принятие себя со всей его болью, со всем злом, которое таилось внутри, он едва мог сдержаться. И все-таки что-то удерживало его, и это был не только страх оттолкнуть ее. Внутренний голос издевательски твердил ему, что она только притворялась особенной, а, как только он ее поцелует, принцесса превратится в Золушку, а едва начавшийся роман – в тыкву. Он боялся, что тогда ни ему, ни ей терять будет уже нечего, и после первого же поцелуя она бросится ему на шею. И вот тогда разобьется последняя надежда на что-то настоящее и светлое. Ему было стыдно за эти мысли, но он ничего не мог с ними поделать. И все же желание ее поцеловать было настолько острым, что было сродни боли. Коварный разум нашептывал об опасности, а сердце билось в мучительной истоме. Возможно, поэтому он задал свой вопрос вслух, избавив себя тем самым от сложного выбора.

– Можно, но не сегодня, – ответила Осень и заманчиво улыбнулась, а ее янтарные глаза обещали ему все счастье мира.

– Ну, раз ты не хочешь греть мои губы своими, тогда нам пора идти за кофе, – весело сказал он, пряча в улыбке разочарование, которое распарывало его вены сотней ядовитых жал.

Получить отказ впервые за двадцать четыре года, когда ты уверен, в том, что неотразим, – очень больно.

Они снова гуляли и пили сладкое капучино из больших картонных стаканов, которые согревали холодные пальцы Джека. Оживленный разговор, соблазнительно мерцавшие во тьме янтарные глаза и теплая маленькая ручка в его ладони развеяли его уныние. Он снова оказался в раю, а точнее, в его преддверии.

Но вот свечи в тыквенных светильниках догорели, и забрезжил бледный рассвет, угрожавший испепелить все волшебство, произошедшее с ним в последнюю ночь октября. Осень стала прощаться. Она отвергла все попытки проводить ее до дома, повторяя, что этого делать никак нельзя. Она серьезно утверждала, что, если он увяжется за ней (а она обязательно это заметит), то больше никогда ее не увидит. Телефона у нее не было, и Джек окончательно расстроился. Но делать было нечего, и ему пришлось довольствоваться обещанием новой встречи.

Они договорились увидеться через день, и она пришла. И снова они гуляли теперь уже целый день и заходили выпить кофе во все еще украшенные тыквами и гирляндами кофейни, и эти часы с Осенью были пропитаны запахами карамельного сиропа и булочек с корицей. Они встретились еще несколько раз, и в одну из таких прогулок он, наконец, узнал вкус яблочных губ…

4

Он будто бы оказался в аду и чувствовал лишь запах виски и отчаяния. Ветер яростно срывал с деревьев последние жухлые листья. Их черные ветви тянулись к стремительно надвигающимся сумеркам. Месяц тускло серебрился на полуночно-синем небе. Его света вполне хватило для того, чтобы Джек различил оранжевое пятно, что мерцало вдали. Внутри у него похолодело. Может, он спит и видит сон про лес, усыпанный тыквами? Но это была реальность, обернувшаяся для него хэллоуинским кошмаром.

А ведь когда-то он был здесь счастлив. Их компания вечно ищущих охотников из не вполне благополучных семей провела среди этих дубов и сосен их общее на всех детство. Они спешили сюда после школы и появлялись дома только с наступлением сумерек, хотя и знали, что получат подзатыльники от родителей. Ему казалось, что все это было с ним в какой-то другой жизни, где солнце всегда светило тебе в спину, куда бы ты ни шел. Сколько лет он здесь не был?.. Когда все их игры и прогулки вытеснило увлечение видеоиграми, пивом и случайными знакомствами? Несколько раз он приходил сюда с девушками, несколько раз с пивом и девушками, несколько раз с пивом и друзьями. И все. Только так. Он не был здесь только с Осенью, а значит, как минимум три года. Все, что было до нее – череда пьянок с друзьями и случайных связей, – превратилось в огромное мутное пятно. Вся его жизнь до встречи с ней была огромным мутным пятном, и он не мог вспомнить, когда и с кем был здесь в последний раз. Да и неважно. Главное – с кем он будет здесь этой ночью.

Сердце билось как бешеное от обжигавшего его предчувствия. Осень здесь. Осень была в каждом позолоченном ею листке и каждой увядшей от ее дыхания травинке, в каждой выращенной ее нежными руками тыкве и в лившихся с небес лиловых сумерках, что оседали на деревьях. Все эти годы Осень шептала листопадом его имя, когда он сидел на скамейке, и солнце теплыми лучами грело его спину. И в шелесте листьев, и в дуновении ласкового сентябрьского ветерка он всегда слышал одно-единственное слово: «Джек!» Она звала его сюда, в свои владения, а он все не шел. А потом все-таки пришел, но не один – и шепот ее превратился в яростный ноябрьский ураган, который сорвал последние листья детских надежд с его души. Больше она не звала его. Больше солнце не грело ему спину, не окутывало золотистой дымкой, не защищало от осенних холодов. Все это осталось в его ушедшем детстве, в которое уже никогда не вернуться. Он больше не слышал ни голос Осени, ни голос своей души, последний шепот которой он заглушал алкоголем и пьяным смехом.

Страшная правда была в том, что он все еще мог услышать голос Осени, но для этого пришлось бы оставить то грязное болото, в которое он превратил свою жизнь. Стоило ему обернуться, и солнце ослепило бы его своим лучезарным сиянием. Он слишком привык блуждать в созданной его внутренними демонами тьме, и встреча с собой настоящим, с солнцем его жизни принесла бы ему неизведанную боль. А боли он боялся. Потому и предпочел плыть по течению, втайне надеясь на чудо.

Он осознал все это в считанные секунды. Какой же он был дурак! Как мог он не узнать ее – солнце всей его жизни, согревавшее его даже в самые холодные вечера? Когда он лишился ее, ему было уже не согреться. Даже в жаркие летние дни он чувствовал идущий изнутри холод. Его пальцы всегда были холодными, как и его оледеневшая душа, которая единственная знала, какого могущественного источника света она лишилась.

Как мог он не узнать ее голос, который столько лет произносил его имя так, что оно казалось ему ароматным цветком, из сердцевины которого стекал на нежные розовые лепестки карамельный сироп? Этот голос окутывал его своим пряным дыханием, в котором сливались ароматы костра и яблок, корицы и ванили – запахи его детства.

Как мог он не узнать свою Осень, которая однажды поцеловала его своими ароматными губами, и поцелуй этот растаял у него во рту, словно сладкая вата? Ведь это была она – та, которую он видел в каждой миловидной блондинке; та, которую он тщетно искал в толпе прохожих; та, что сломала ему жизнь и подарила один-единственный миг счастья, ради которого стоило ее отдать…

Как зачарованный шел он в ту сторону, где жарким осенним костром полыхала огромная тыква. В этой тыкве хранились ответы на все вопросы, которыми закидывал его сейчас беспокойный разум. Кто она? Почему не появилась в его жизни раньше? Почему вдруг исчезла? Ведь они были так счастливы! Самые счастливые люди на свете… Как такое вообще возможно, чтобы нечто, некто, для обозначения кого он даже не мог подобрать нужное слово, превратилось в земную девушку? Его душа знала все ответы, но он боялся прочесть их в глубинах своего подсознания. Он лишь хотел поскорее увидеть свою Осень.

Джек посмотрел по сторонам – все те же унылые деревья, все та же опавшая листва под ногами. Но вдруг что-то начало меняться. Его взгляд начал выхватывать из сумерек, что зачаровали лес, огромные тыквы. Самые большие были размером с колесо виденной им однажды мельницы. В тех, что поменьше, были вырезаны жуткие физиономии, внутри которых горели свечи, освещая путь его заблудшей душе.

На некоторых деревьях висели гирлянды. Лампочки на них были в виде тыкв или же обычной продолговатой формы, но все светились янтарно-оранжевым светом. И все же, несмотря на обилие вокруг оранжевого, лес выглядел темным и мрачным. Яркие пятна только подчеркивали, насколько здесь темно и жутко. Джек понял, что если выберется отсюда (в чем он не был уверен, но эта мысль вызывала у него не так много беспокойства, сколько должна была), он всю свою жизнь будет еще больше ненавидеть Хэллоуин, тыквы и оранжевый цвет. Его будет тошнить при одной мысли об этом. А пока что он шел и благодарил богов за то, что по дороге сюда он не выпил весь виски. Через каждые несколько шагов он прикладывался к бутылке, и жгучий напиток помогал ему не отворачиваться от взглядов слепых тыквенных глаз.

Он знал, что они следят за ним, и ему не убежать. В какую сторону ни беги, везде будут огромные тыквы, и гирлянды на деревьях, и светильники, носившие его имя, которые, в конце концов, прольют весь свой испепеляющий свет на его темную душу. Он все шел и шел, а тыквам все не было конца. Казалось, он попал в свой личный ад, который был бесконечной дорогой в никуда. Дорога эта была усыпана тыквами, которые смеялись и издевались над ним. Но какой-то милосердный ангел сунул ему в руку бутылку с виски, и это спасало его от надвигавшегося безумия.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=69872203&lfrom=174836202) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом