Я стала телеведущей на новостном канале. Ваню определили в частный детский сад. Мой Саша отвозил и забирал его сам, а я все чаще возвращалась домой за полночь.
Наш дом всегда был для меня крепостью. Я любила своего мужа, любила сына. В них заключалась вся моя жизнь, в них билось мое сердце. Я любила свою жизнь, счастливую и мирную. Любила наш большой и светлый дом, нашу кухню, где за обеденным столом случалось так много праздников и чаепитий, нашу спальню, в которой отсветы камина освещали много ночей, нашу детскую, в которой тихо сопел Ваня, и нашу гостиную, в которой вечно были разбросаны игрушки. Я жила в крепости, и крепость жила во мне, определяя мое место в мире. Теперь же крепость внутри меня пошатнулась, и крепость, в которой я жила, превратилась для меня в одинокую башню, из которой не представлялось возможным выбраться.
Меня все стало раздражать – и игрушки в гостиной, и эти чаепития, и наша спальня. Я старалась не показывать своих эмоций, однако временами мне было трудно совладать с собой. Я ежеминутно думала о Марке, все мои фантазии и все сны были о нем. Ласки мужа стали мне неприятны, а сын действовал мне на нервы, когда требовал к себе слишком много внимания. Меня раздражало все, что мешало мне думать о Марке, вспоминать его ласки, мечтать о его прикосновениях. Я сама для себя делалась отвратительной, но справиться с эмоциями становилось все сложней.
Я встречалась с ним в студии почти каждый день. Мы не созванивались по телефону, не писали сообщений. На кону стояло слишком много, чтобы так просто сглупить. Все это волновало меня, заставляя вдруг улыбнуться где-нибудь среди толпы или даже на собственной кухне.
– Чему ты улыбаешься? – спросил меня однажды Саша.
– Вспомнился… случай из студии, – я едва нашлась с ответом. – Не так важно, – покачала я головой и добавила: – У нас хороший коллектив на работе. Веселый…
– Тебе все нравится?
– Да. Это то, чего я всегда хотела.
– Иди ко мне, – Саша протянул ко мне руку.
Я опустилась рядом с мужем на диван. Он обнял меня, крепко поцеловал в губы.
– Я очень рад за тебя, любимая, – тихо сказал Саша. – Главное, чтобы ты была счастлива…
Я почти не слушала мужа, едва ощущала прикосновение его губ. Мысли мои были далеко.
– Посмотрим фильм? – услышала я ласковый голос мужа, пронзивший стену моих грез. – Какой ты хочешь?
– Любой… – рассеянно ответила я. – Выбери сам…
Саша переключил свое внимание на работающий телевизор, а я вновь погрузилась в мысли о Марке и о самой себе.
Глава 7
Мы расстались с ним больше десяти лет назад, потому что он встретил другую девушку, на которой женился тремя годами позднее. О женитьбе Марка я узнала из социальной сети. Я болезненно пережила наш разрыв, а новость о его женитьбе опустилась на меня, как свинцовый лист. Когда в моей жизни появился Саша, я уже не думала о Марке, мое сердце больше не грезило о нем. Я была свободна и вышла замуж по любви. Образ Марка стал призраком отступившей темноты.
Я не знала о том, что Марк прожил в браке всего пару лет. К моменту нашей встречи у нас обоих было все то, что люди называют состоятельностью. Мы были взрослыми, состоявшимися, обеспеченными людьми. Из прошлого в настоящее вырвалось лишь влечение, с которым трудно было бороться.
Это походило на реванш – я получила то, что когда-то потеряла, что страстно желала и что было моей самой сильной болью, а теперь стало самой жгучей радостью. И тем отношения с Марком были ценны для меня, что время сокрыло своей пеленой событийность и оставило на поверхности памяти только чувства – глубокие, поэтичные, украшенные покровом дней. Мы прожили друг без друга много лет, а нас все так же друг к другу тянуло. В моей душе больше не было обиды на него – я желала его так же страстно, как когда-то давно, а он был ко мне так же пылок, как в юности.
Я чувствовала себя счастливой и раздраженной, тревожной и смиренной, пылкой и бесстрастной, доверчивой и расчетливой. Я старалась быть прежней Алисой, любящей женой и нежной мамой, и стать искусной любовницей, от которой нельзя было так просто отказаться. Я играла в опасную игру, и она возбуждала меня. Я получала удовольствие от своей работы и восторг от отношений с Марком, которые с каждым днем все больше затягивали меня. Этот мужчина был из тех, кому либо отдаешься без остатка, либо не отдаешь и минуты. Я не могла не получить его, не могла отказаться от него. Он был моей несбывшейся мечтой, которая становилась былью под моими ладонями.
Страсть губит даже самое строгое сердце. Нельзя чуть-чуть любить и быть немного любовницей. Я совершала то, что в некоторые минуты считала сущей бессмыслицей, а в другое время наделяла смыслом. Однажды я поняла, что тону и обратно мне уже не выбраться, но было слишком поздно.
Глава 8
Жар лирики силен. Шелковый навес любовной романтики горит быстро и зрелищно. Жаль, немногим удалось запечатлеть этот пожар. Он всепоглощающ, он сметает все, он все выжигает внутри, он жадно сжирает остатки былой совести и самолюбия. После – тьма. Зато в самый разгар тепло и свет причудливо обгладывают плоть.
Я все чаще начинала ощущать внутри себя пустоту, будто во мне образовалась брешь, и вся моя суть вытекала из меня. Только он наполнял меня. Но его становилось мало. Если в самом начале мне довольно было нескольких минут его присутствия рядом, то теперь мне недоставало и часов, проведенных с ним. Его было мало, так мало, что в минуту прощания сердце разрывалось от тоски, грудь пронзали сотни ножей сожаления. А большего я позволить себе не могла…
– Я больше не могу, – однажды выпалила я, оттолкнув Марка от себя. – Все надо прекратить. Все это начинает меня душить…
– Ты же любишь меня?.. Любишь?.. – Марк покрывал мое тело поцелуями, которые оставляли на коже обжигающие следы. Его губы словно впивались в меня, и, казалось, оставляли след, который никогда не пройдет.
– Люблю, – шептала я. – Люблю так сильно… Но не могу… Не могу быть в полной мере твоей, а ты моим. Все ложь, абсолютная ложь мы сами. Так нельзя. Это уже не страсть, а болезнь… Я ревную, – вдруг выпалила я. – Я ревную тебя ко всем…
Мне показалось, что Марку доставило удовольствие мое признание. Меня это задело.
– Это хорошо, – ответил он, усмехнувшись.
– Почему же?
Он прильнул к моим губам так, что дрожь пронзила мое тело. Его тело было едино с моим, его тепло было и моим теплом, а его фантазии находили во мне свое воплощение. Там, где кончается ощущение плоти и начинается экстаз чувств, происходит вспышка, в которой единство тел является чем-то большим, нежели только порывом. И в этой вспышке, в этом исступленном наслаждении случилась искра, воспламенившая то, что должно было рано или поздно сгореть.
Глава 9
Посвящая свои мысли другому, заполняя пространство своего воображения образом того, к кому тяготеет сердце, мы становимся требовательны, ревнивы, в нас пробуждается себялюбие – самое сильное из человеческих чувств. Мы потребители, собственники, мы не привыкли отдавать – мы хотим владеть, мы стремимся удержать в своих руках то, что не можем уместить на ладонях. И оттого жизнь сочится сквозь пальцы, а душу крепко сжимает ощущение ускользающего времени, фатальной гибели минут, которые как будто еще должны повториться.
Даже время представляется нам нашим должником. Нам должен ближний, должен прохожий, должен сам Бог. Только мы сами не считаем себя кому-то обязанными. Пространство полно обещаний и неисполненных клятв. Мы много говорим – до хрипоты. Живем без долга. Только ждем – когда наступит завтра, сменится сезон, исполнится задуманное. Сегодня для нас нет, мы скользим по его поверхности к следующему дню, бросая наугад обеты. Бездумно, лживо, самонадеянно…
Я стала ревнива. Любой случайный взгляд Марка не на меня, любой звонок в моем присутствии, любое сообщение заставляли меня думать, что есть кто-то еще, что все игра, все не так серьезно, как стало казаться… Это все уже было, думалось мне, было давно, – тогда он оставил меня, предал, заставил страдать. Теперь все было как будто иначе, но память сердца была жива, – меня пронзала дрожь всякий раз, когда он словно украдкой отвечал на сообщение, когда сбрасывал вызов, когда прятал телефон в карман при уведомлении.
Что ждало нас? Что могло быть дальше? Бесконечный роман, который уже становился грузом, что был временами мне не по силам?.. Развод, который я исключала? Или же…
Нет. Развод был невозможен. Потеря семьи – это что-то более значимое, чем случайная встреча и азартная связь.
Разрыв отношений с Марком?
Это трудно. Почти невозможно…
Я чувствовала себя загнанной в угол. Больше не было радости в этой связи, в любви, вспыхнувшей между нами.
А была ли любовь? Поначалу я думала, что да, – любовью были наши отношения, наше прошлое, а наше будущее, сложное, полное препятствий, первое время казалось самым настоящим, единственно возможным, а теперь сделалось призрачным, нереальным. И ощущение этой нашей невозможности с каждым днем становилось сильнее. Все кончится – теперь или потом. Я стала это понимать, пусть медленно, пусть мысль эта была мучительна для меня, но все же она была явственней, нежели представление о будущем с Марком. Слишком многое было за спиной, слишком многое было пройдено, чтобы вот так от всего отказаться и начать новый путь.
Но чувства почти всегда побеждают здравый смысл. Не так просто отказаться от себялюбия, не так просто заглушить его в себе…
Глава 10
Как будто почувствовав мои настроения, Марк временами становился то отчужденным по отношению ко мне, то вдруг внимательным и чутким. Я сразу заметила эту перемену в нем. Он словно желал тем самым задеть меня, распалить мои чувства, сильнее привязать меня к себе; эта перемена в нем томила меня, заставляя чувствовать себя несчастливой. Мне хотелось, чтобы Марк принадлежал мне, только мне одной. Я хотела владеть им, я стремилась удержать его. Уместить в своих ладонях больше того, что было возможно, – это мое желание скоро стало для меня пыткой, и мое самолюбие извлекло из глубин моего существа новое и во многом неожиданное в этой ситуации чувство – протест.
– Нам нужно расстаться, – однажды твердо сказала я Марку, поддавшись порыву этого своего нового чувства. – Все нужно прекратить, – повторила я слова, как будто уверенная в своем решении.
Я смотрела на Марка, ожидая увидеть на его лице смятение, гнев, обиду. Но лицо его не изменилось – оно оставалось спокойным и бесстрастным.
– Но это невозможно, – сказал он без интонации в голосе. – Ты сама это знаешь.
– Почему же? – Мой голос дрогнул.
– Я люблю тебя, – сказал Марк, и в его голосе послышались стальные нотки. – Я не хочу расставаться с тобой. И ты любишь меня. И всегда любила…
Я не ожидала такого ответа, не ожидала этой обжигающей бесстрастности в голосе и огня, горящего во взгляде. Холод проник в мое сердце.
– Я хочу расстаться, – ответила я твердо. – Теперь хочу еще сильнее. Наши отношения тяготят нас обоих. Ты знаешь, что это будет правильно.
Марк вдруг усмехнулся. Помедлив, он сказал:
– Такие чувства в душе… Знаешь… Обида и горечь… Невыносимо, невозможно тебя отпустить.
– Ты сделал это очень давно, и все сложилось так, как теперь. Я любила тебя, но не сейчас… – К горлу неожиданно подступили слезы. – Не теперь… Все нужно прекратить, – вновь повторила я. – Все прекратить…
Чувствуя, что вот-вот расплачусь, я отвернулась от Марка. Ноги сами увели меня от него. Я уходила, и с каждым шагом чувство протеста в моей груди замещало другое, лишавшее меня прежней уверенности, – чувство страха.
Глава 11
Мой разрыв с Марком как будто обещал мне возвращение в прежнюю жизнь, хотя так, как было до встречи с ним, уже быть не могло, – что-то надломилось во мне самой, а потому и вокруг меня все изменилось, пусть даже муж и сын жили в неведении. До конца своих дней я должна была скрывать эту связь, до самой смерти хранить секрет своей страсти, внезапной и сокрушительной.
Другими глазами я смотрела на Сашу, по-другому говорила с сыном. В груди накрепко засел свинцовый ком – чувства были смешанные, неопределенные, тяжелые. И среди всех этих чувств я находила этот едкий, оглушающий страх – Марк мог не отпустить меня так легко. Ему нечего было терять – я же могла потерять все, что имела.
Вступая в отношения с Марком, я не думала о том, как они могут завершиться. Я слепо следовала воле чувств. Размышлять о своих действиях теперь было поздно и даже несколько театрально – я не думала, что оступилась или совершила ошибку. Эта связь между нами была как будто самым естественным исходом нашей встречи – мы не могли пройти мимо друг друга, не могли быть только знакомыми. Это случается часто, почти у всех, и почти каждый знает об этом, – стоит только поддаться порыву, стоит только следовать туда, куда ведет упрямая рука событий. И не размышлять, не думать о том, что будет потом. У любви есть только сегодня, у страсти – только сейчас. Здесь же, в это самое мгновение быть с ним, прикасаться к нему, целовать его, любить…
Был вечер пятницы – мы сидели в гостиной. Открыв бутылку вина, мы с Сашей расположились на диване, готовясь посмотреть фильм. Такие вечера казались мне лучшими мгновениями жизни, они были исполнены мира, любви, счастья. Мой муж обнимал меня, а я прижималась к нему, словно стремясь укрыться от мыслей, которые крутились в моей голове. Действие вина и тепла моего Саши успокоили меня – все как-нибудь восстановится, уляжется, прояснится. Все забудется, затеряется во времени. Нужно подождать… Подождать…
Неожиданный и резкий звонок нарушил тишину вечера. Звонил домофон. Я выпрямилась.
– Кто это? – онемевшими губами спросила я.
Во мне вдруг все сжалось. Будто во сне я видела, как мой муж поднялся и подошел к трубке домофона, поднял ее, взглянув на экран, где загорелась площадка перед воротами.
– Это Марк, – сказал Саша, вернув трубку на место. – Ты его ждала?
– Нет… – Я нахмурилась, ставя бокал с вином на столик. – Зачем он здесь?..
Марк выглядел веселым, взгляд его почти не останавливался на мне. Войдя в дом, он крепко пожал руку моему мужу в знак приветствия – от их прикосновения друг к другу меня пробила дрожь. Саша предложил Марку вина.
– Я за рулем, – ответил тот, – спасибо…
– Что-то случилось? – спросила я, едва сдержав в голосе раздражение.
Марк бросил на меня короткий взгляд. В это время Ваня пришел к нам из своей комнаты и с интересом уставился на Марка.
– Привет, малыш, – обратился к нему Марк. – Я купил крестнику набор с инструментами, а оказалось, что такой у него уже есть. Срок возврата вышел. Я решил, что вашему сыну он пригодится, – губы Марка растянулись в улыбке, которую я посчитала фальшивой. – Держи, – обратился он к Ване, протягивая ему большую коробку. – Надеюсь, у тебя такого нет.
Ваня вопросительно взглянул на меня. Я кивнула. Он подошел к Марку, который поставил перед ним короб с игрушечными инструментами.
– А у меня есть мастерская, – сказал Ваня. – Там много инструментов. А такого набора у меня нет. Спасибо!
– Ты покажешь мне свою мастерскую? – неожиданно спросил Марк.
– Да, конечно, – кивнул Ваня. – Идем!
– Ване пора укладываться спать, – сказала я, впившись взглядом в лицо Марка, и добавила чуть мягче: – Наверное, в другой раз…
– Слово мамы закон, – многозначительно подмигнул Марк моему сыну.
– Может, чаю или кофе? – предложил Саша.
– От чая не откажусь, – согласно кивнул Марк.
Он прошел в гостиную, а я проводила Ваню в детскую, чувствуя предательскую слабость в ногах…
Глава 12
Его лицо врезалось в мою память, как фантом, явившийся во сне. Все было будто не со мной, и в то же время никогда еще я не ощущала себя более живой.
Смерть подошла ко мне и пожала мне руку. Она приветствовала меня, и я ответила ей приветствием. Я отдала ей его, как дань, а она обещала мне покой. Я уже чувствовала его, этот обещанный смертью покой, он просачивался в меня вместе с туманом, стелившимся над озером, будто сама природа одобряла содеянное мной, укрывая тайну вязкой жижей сумерек.
Я не чувствовала ничего, кроме мелкой дрожи, которая сковала мои руки. Все было кончено. Марк был мертв, а я стала убийцей. До того дня я не знала, что способна на убийство. Вероятно, каждый способен на него. Нужен только случай… Только случай…
Я видела это много раз в фильмах, я читала об этом в книгах: убийство. Везде убийство представлялось как действие, не требовавшее особых навыков и подготовки. Убийство было средством избавления. Убийство будто предлагалось всем окружающим миром: фильмами, книгами, телепрограммами, компьютерными играми, песнями, самой природой, в которой смерть была всегда оправдана. Вероятно, убийство в моем подсознании сделалось почти осмысленным явлением, а убийца больше не представлялся отверженцем. Убийцами были обычные люди, женщины и мужчины, хорошо одетые, семьянины, матери, даже дети. Где-то убийца был героем, вершившим правосудие.
И вот я увидела постановочную сцену убийства на телеэкране, и из глубин моего подсознания всплыла мысль об убийстве – в нем я вдруг обнаружила возможность своего избавления. Мысль была хрупкой, она едва трепетала во мне, но она была вполне определенной. Но думать, замышлять что-то не всегда означает действовать, воплощать задуманное. Материальность мыслей – такой факт, который не имеет статистического подтверждения…
Я с трудом завела автомобиль. Дрожащими руками выкручивая руль, я доехала до асфальтированной дороги, остановила автомобиль на обочине, вышла, достала из багажника небольшие садовые грабли, вернулась к озеру и уничтожила следы протекторов на грунтовой дороге.
Домой я приехала к полуночи. Меня долго трясло, и лишь когда дрожь немного утихла, я пришла к мужу. Он еще не спал. Работал телевизор. Был обычный вечер.
