Джейн Коулман "Возвращение к началу"

– Ты в душ пойдешь? – спрашивает миссис Роунт, подходя к кровати.

– Нет, я дома приму душ. – Анна садится на койку и проводит рукой по своей одежде, лежащей рядом, не веря, что уже через пару минут она уедет отсюда.

– Хорошо, я пойду найду мистера Дугласа, – говорит миссис Роунт, оставляя дочь одну в палате.

Анна начинает медленно одеваться: сначала снимает больничную пижаму, затем надевает бюстгальтер, потом надевает джинсы и футболку. Ее куртка, на всякий случай, лежала в машине отца на заднем сидении.

Девушка подошла к окну и посмотрела на гуляющих людей во дворе больницы. Старики медленно передвигались по тропинке, молодые люди сидели на лавочках и читали книги, а маленькие дети играли на площадке, созданной специально для детей.

Машина останавливается возле двухэтажного домика, в котором уютно и приятно находиться. Миссис Роунт очень любит создавать уют в своем доме и постоянно покупает какие-то милые штучки в магазинах, за что муж ее попрекает, но потом помогает все расставить.

Анна вышла из машины и медленными шагами направилась к дому. Мистер Роунт начал доставать из багажника сумки с вещами дочери, а миссис Роунт, захватив куртку Анны, направилась за ней. Анна смотрела на все так, будто впервые в жизни видела, но на самом деле это не так.

Анна помнила, как она с сестрой тут бегала, как они праздновали Рождество, день Благодарения, Хэллоуин, как Анна приходила домой после школы, но было здесь что-то неродное. Девушка чувствовала себя здесь не в своей тарелке, как будто она не дома, а в гостях. Анна чувствовала такое впервые, и ей захотелось тут же поговорить с мисс Хьюман, но нужно сделать это не сейчас, ведь девушка может заблуждаться.

Как только Анна вошла в дом, ей сразу на глаза бросился серый мохнатый клубочек, свернувшийся на стуле, стоящим в прихожей. Это был кот, Маркиз, которого родители подарили Анне на день рождения два года назад. Девушке тогда стукнуло двадцать один, и она была очень счастлива получить кота в подарок, которого так страстно желала. Она могла позволить его себе купить, но что-то все время мешало ей это сделать.

– Это Маркиз? – тихо спрашивает Анна, присев рядом с котом. Она провела пальцем по его макушке и носику, от чего кот проснулся и замурчал, завидев свою любимую хозяйку. Кот поднялся, потянулся, выгнувшись дугой, а потом прыгнул на руки девушки, замурчав еще громче и ласкаясь об ее подбородок и руку, которой она гладила его.

– Да, Анна, это он, – ответила мать, удивляясь тому, что дочь его вспомнила. Отец на секунду остановился, а потом продолжил свое движение, улыбаясь.

– Я помню его, мам, помню! – радовалась Анна, нежно обнимая кота. Мать подошла к девушке и обняла ее так крепко, как это было возможно. На кромешную долю секунды она испугалась, что дочь вспомнила все, но как оказалось, это было не так.

– Я очень рада, Анна, – промолвила миссис Роунт и повела Анну в гостиную, где девушка села на кресло, крепко прижимая к себе Маркиза, чему тот не был против. Он очень сильно скучал по хозяйке, места себе не находил.

– Маркиз, – сладко прошептала Анна и поцеловала кота в макушку. – А где Беверли? – спохватилась Анна. Она так хочет увидеть свою сестру и обнять, что не передать словами.

– Беверли сейчас в школе, готовится к экзаменам с учителями, – пояснила мама, и Анна заметно расстроилась. Последний раз Беверли была у сестры пять дней назад, и Анна уже просила прихода сестры, скорее не просила, а требовала. – Не расстраивайся, Беверли скоро придет, у учителей она не задерживается надолго.

– Хорошо.

Анна отпустила Маркиза и облокотилась на спинку дивана. Хоть Анна сегодня ничего не делала, она очень устала и хотела спать, ну или хотя бы принять горячую ванну.

– Анна, что ты еще помнишь? – тихо спросила миссис Роунт, стараясь сделать свой голос невозмутимым. Миссис Роунт боялась, что дочь могла вспомнить не то, что надо.

– Я же уже говорила, что у меня абсолютно черное пятно, – вздохнула Анна и потерла переносицу двумя пальцами. Ее так злит этот вопрос, что хочется лезть на стенку. Каждый день этот вопрос всплывал. Его задавал то врач, то мать, а отец даже не спрашивал, потому что прекрасно понимал, что его дочка устала от этих расспросов.

Лишь один отец понимал ее.

– Ты же вспомнила кота, я думала, что ты еще что-то вспомнила, – виновато произнесла миссис Роунт, опуская взгляд на Маркиза, который свернулся клубком у ног Анны.

– Мам, если бы я что-то вспомнила, я бы сказала тебе, – поясняет Анна, и в гостиную заходит отец, мистер Роунт.

– Дорогая, нас ждут соседи, – напомнил он, протягивая жене пальто.

– Ах, да, – вспомнила миссис Роунт и слегка стукнула себя по лбу.

– Куда вы собрались?

– Соседи пригласили нас на обед, так что дом в твоем распоряжении до вечера. Когда придет Беверли, скажи ей, что еда на плите, а то она проходит мимо кухни, уставившись в свой учебник, – возникает миссис Роунт, надевая пальто. Завязав пояс, родители поцеловали дочь и вышли из дома.

Анна не чувствовала себя здесь как дома. Такое чувство, что она была здесь в гостях, приехала погостить на пару дней.

Набрав воды в ванну, она переоделась в домашнюю одежду, взяла свою любимую книгу «Джейн Эйр» и зашла в ванную комнату.

Беверли пришла в шестом часу домой. Как и говорила мама, сестра Анны зашла в дом, уткнувшись в учебник. Анна стояла, опершись о косяк и скрестив руки на груди. Беверли даже внимания не обратила на сестру, погруженная в историю Америки.

– Беверли, – позвала Анна сестру, и та подняла голову. Глаза Беверли загорелись, и она бросилась к сестре на шею, кинув учебник на пол. Анна не ожидала такой реакции и слегка пошатнулась, но удержалась на ногах. – Я тоже рада тебя видеть.

– Анна! Когда тебя выписали? – спросила Беверли, не отлипая от старшей сестры.

– Сегодня. Родители ушли к соседям, а ужин на плите, – проинформировала Анна Беверли и пошла на кухню, чтобы наложить еду в тарелки. Анна не ужинала, дожидаясь сестры, она хотела с ней вместе покушать и поговорить.

– Я переоденусь и помою руки только! – крикнула Беверли с лестницы и поднялась на второй этаж. Анна разложила еду по тарелкам, налила сок в стаканы и села за стол, дожидаясь младшей сестры. Беверли спустилась спустя, примерно, пять минут.

– Как ты? Как школа? – спросила Анна, засовывая макароны в рот. Миссис Роунт приготовила болоньезе, пальчики оближешь. Девочки всегда просили готовить именно болоньезе, потому что это получалось у нее лучше всего.

– Я в порядке, школа тоже. Вот, готовимся к экзаменам, – Беверли протянула Анне листочек по подготовке. Там было так много определений и правил, что у Анны разболелась голова.

– Столько всего, – с ужасом произнесла Анна. – Неужели я все это сдала?

– Да, Анна, тебе повезло, а вот мне нет, я сдаю в этом году, – обидчивым тоном проговорила Беверли и отпила чуть-чуть сока.

– Ты так выросла с тех пор, как я помню тебя, – улыбаясь, говорит Анна. Девушка не помнила взросление сестры, вступление на ступень совершеннолетних ребят, и ей было очень плохо от того, что ей не довелось этого вспомнить.

– Неужели ты не помнишь мое день рождение? – ужаснулась Беверли и принялась рассказывать свой день рождения, конечно же, не упомянув о самом главном – с кем была Анна. Они разговаривали очень долго, Беверли старалась восстановить в памяти сестры хоть какие-то моменты.

Беверли не имела ничего против ухажеров сестры, если те не бросали ее. Если какой-то парень бросает Анну, Беверли вступает на тропу войны и делает так, чтобы потом бывший ухажер попросил прощения у Анны. Анна до сих пор не понимала, как она это делает, но потом сдалась и не стала ничего выяснять, так как Беверли не говорила.

Родители Анны что-то скрывали от дочери, это сразу стало понятно, но Анна пока не додумалась до этого, и Беверли молчала. Беверли хоть и не нравилось вранье, – она всегда была за правду, – но родители настояли так, что младшая дочь не могла отказать, иначе съедет из дома в общежитие, когда закончит школу и поступит в университет, а общежитие было для нее самым страшным. А вообще, мистера и миссис Роунт заставили молчать, заставили не говорить о прошлом Анны самой Анне.

– А когда ты приезжала к нам в гости… – начала было Беверли, но осеклась.

– Приезжала? – переспросила Анна, хмуря брови. Неужели она где-то жила?

– Я сказала «приезжала»? – Беверли сделала удивленный тон и набила рот болоньезе.

– Беверли, – угрожающе позвала Анна. «Что она от меня скрывает?» – подумала Анна, сжимая вилку. Та угрожающе погнулась, предостерегая, что может сломаться.

– Раньше ты жила в квартире, одна, – добавила Беверли, уже успокаиваясь. Главное, чтобы здесь она не облажалась.

– В квартире?

– Да, Анна, в квартире. Ты часто приезжала к нам, стараясь наведываться к нам как можно чаще.

Анна встала из-за стола и направилась в свою комнату. От загадок, от недосказанности у нее разболелась голова, такое чувство, что она сейчас лопнет. Присев на кровать, Анна взялась за голову. В голове творилась полнейшая каша: какие-то картинки, какая-то неизвестная мебель, люди – все это давило на нее, делая ей больно. Анна осела на пол и тихонько заплакала. «Почему так больно что-то вспоминать?» – спрашивала она себя, рыдая. Она аккуратно поднялась и легла на кровать. Спустя какое-то время она уснула, видя во сне всю ту же картинку: какие-то картины на стенах, неизвестная мебель и люди.

Глава вторая

Стефан

Он стоял у окна и смотрел во двор больницы. Скоро его отсюда выпишут, и он больше никогда не увидит это место, по крайней мере, он на это надеялся. Присев на кровать, парень взял в руки газету и принялся ее читать уже в сотый раз, потому что больше нечего было делать. Родители не приносили ему никаких книг, считая это слишком сильной нагрузкой на мозг, который повредился во время аварии.

Парень лишился памяти после аварии, при которой его сбил фургон месяц назад. Четвертое февраля стало для него чем-то вроде траурной даты, так как он потерял частичку себя. Память его подвела, и теперь юноша не помнит около шести лет своей жизни. Какие-то обрывки всплывали в памяти, но он никак не мог их разобрать, просто вспышки перед глазами… и девушка. Девушка невероятной красоты, чем-то даже похожая на ангела, только брюнетка.

Брюнетка.

Парню нравились брюнетки.

– Стефан, – позвала женщина лет сорока шести, войдя в палату.

Она пошла к нему и села рядом.

Женщина была стройной, одевалась официально, была достаточно строгой и деспотичной, как и ее муж. Она не терпела ссор в семье, любила пообсуждать чужие семьи, но свою оскорблять не позволяла, стойко стояв на защите семьи Грин. Ее муж был точно такой же по характеру, но чае потакал жене, чтобы та лишний раз не трогала его. Двое сыновей и дочь выросли, на удивление, в любви и заботе от обоих родителей. Им не знакомы насилие, крики. Но строгость никуда не девалась. С возрастом они начали понимать, что из себя представляют каждый из родителей, поэтому старались не нарушать правила, смирились с мамиными закидонами, принципами.

– Да, мам? – Стефан повернулся к матери лицом и попытался улыбнуться.

Она ласково поправила его челку, погладила по щеке, а потом сказала:

– Я до сих пор не могу поверить, что тебя наконец-то выписывают. Отец там занимается выпиской, поэтому нам придется немного подождать. Билл будет ждать нас дома, а Моника подъедет как раз к нашему приезду.

– Хорошо.

Стефан поднялся с кровати и выкинул газету в мусорное ведро, все равно в ней нет никакого толка. Новостей нет никаких интересных, а читать про то, как спасатели сняли котенка с дерева, было уже тошно. Ничего нормального найти не могут и пишут всякую чушь.

Налив себе в стакан воды, юноша принялся медленно ее пить. Миссис Грин это нервировало, поэтому она выхватила стакан из рук сына и поставила на тумбочку.

– Прекрати, Стефан. Ты же прекрасно знаешь, что я не люблю тишину, не люблю твое молчание.

– Мам, все в порядке, я рад, что еду домой.

– Я тоже этому очень рада, сынок.

Женщина обнимает сына и, пока тот не видит, вытирает слезу, которая предательски скатилась по ее щеке. Миссис Грин не любила показывать свою слабость, стараясь всегда выглядеть уверенной в себе женщиной. Показывала свой стальной нрав. Никто никогда не видел, как плачет Вивиан Грин. Но никто не может в себе копить все негативные чувства. Рано или поздно они выйдут наружу горькими слезами, криками и истериками. Пока она одна, Вивиан садится на край ванны и начинает плакать, плакать от того, что ее сын чуть не погиб, плакать от того, что муж к ней охладел.

В палату вошел мистер Грин, держа в руке пиджак. Он выглядел серьезным, но в душе был рад, что его сына отсюда наконец выписывают.

Отец Стефана подошел к сыну и пожал ему руку, сообщив, что через час будет готова его выписка. Стефан был рад вернуться домой, но видеть жалостливые лица, которые будут смотреть на него, когда пойдет, например, в магазин, был не в силах. Ведь в районе, где живет Стефан и его семья, все друг друга знают, и все прекрасно знают, что происходит у всех в семье, из-за чего потом складывается впечатление, будто за тобой следят.

– Ну что, как ты себя чувствуешь?

– Все хорошо, отец. Я мог бы отойти? – спросил парень, посмотрев на обоих родителей.

Они переглянулись, а потом разрешили покинуть ему палату, убедившись, что он себе ничего не сделает. Психолог говорил, что у юноши могут быть срывы, из-за которых его нельзя оставлять одного. Родители подняли шум, но врач убедил, что скоро это пройдет, когда парень войдет в нужное русло: друзья, дом, семья, работа.

Стефан вышел из палаты и медленно направился по коридору. Парень познакомился здесь с одной девушкой, с которой часто проводил время. У нее была травма, которая сейчас уже почти прошла. Стефан любит ходить к Василисе за дружеским советом или просто за дружеским разговором. Она очень милая и дружелюбная, но по рассказам девушки она утверждала, что это не так. Она была эгоисткой, но со Стефаном она чувствовала себя по-другому, ей хотелось быть для него всем, стать центром его внимания. Но сейчас Стефан шел к ней, чтобы сказать, что его выписывают, и, конечно же, юноша расстроит Василису.

– Василиса, – зовет Стефан, проходя в палату.

Девушка лежала на кровати и читала какую-то книгу. Судя по обложке, можно сказать, что она читает какую-нибудь фантастику, а Василиса была фанаткой мистических существ, какой-нибудь магии и всего подобного.

– Стефан! – воскликнула она, вставая с кровати.

– Василис, – начал было Стефан, но девушка перебила его, усаживая на кровать.

– Слушай, тут такая скукотень, я уже не могу сидеть в палате, пойдем прогуляемся? Завтра, кстати, можем сходить в больничный двор, меня теперь выпускают, – беспрерывно щебетала девушка, совершенно не замечая, что парень пытается ей кое-что сказать.

– Василиса, нам надо поговорить.

– Не пугай меня так, – выдохнула девушка, садясь рядом и улыбаясь.

– Меня выписывают, – на одном дыхании произнес Стефан и опустил взгляд. Он не мог смотреть ей в лицо, он не мог смотреть ей в глаза, которые наполнялись грустью.

– Здорово, – без особого энтузиазма сказала Василиса и встала с кровати. Она вышла из палаты, оставив его одного. Стефан не стал ее останавливать, так как понимал, что девушке нужно остыть, иначе потом не избежать пожара внутри нее.

Стефан вышел на улицу, держа в руках свою сумку. Он вдохнул запах свободы, слегка улыбнулся и пошел к машине отца. Ему так и не удалось найти Василису и поговорить с ней, но он зарекся, что приедет к ней, проведает ее, да и вообще, что будет ее навещать, ведь они друзья.

До дома они добрались достаточно быстро. Их дом находился в двух кварталах от больницы. Стефан понял, что это достаточно удобно, не придется брать машину отца или ехать на общественном транспорте. Миссис Грин все время что-то говорила, пыталась поднять настроение всем, но ее никто не слушал, погрузившись в свои мысли, и она сдалась. Ей совершенно не нравилась энергетика в машине, которую излучали муж и сын. Вот ее второй сын, – Билл, который всего на два года младше Стефана, – всегда был веселым, с ним поездка была в радость, и его девушка говорит так же.

Мелисса Браун была очень милой девушкой. Она была словно ангел, сошедший с небес. Ее ангельское личико, ее ангельский голосок – все это выдавало в ней сущность существа, который помогает своему подчиненному. Вивиан Грин верующая женщина, и она верит, что Мелисса является ангелом-хранителем для ее сына Билла. Они очень подходят друг другу: оба веселые, оба хулиганы, но вместе они – сила, которая пойдет против зла.

Стефан, лежа в палате, мечтал найти такую же для себя. Не просто девушку, готовую прожить с ним всю жизнь, а вторую половину, вторую часть души. Он так боялся ошибиться. Парень считал любовь сильнейшим чувством, способным свернуть горы.

Стефан вышел из машины, забрал сумку и вошел в дом, не дожидаясь родителей. Дом обдал его холодом, сквозившим из-за всех щелей. Мурашки покрыли все тело парня, от чего ему захотелось выйти отсюда, но он сделал шаг вперед и прошел в гостиную. Там сидела девушка с каштановыми волосами, нежно улыбаясь парню. Это была Джоан Мур.

Джоан Мур была их соседкой, она жила напротив уже очень долгое время. Ее высокомерие никогда не нравилось Стефану, но в целом она неплохая девушка, довольно милая и общительная, правда ни все могут найти с ней общий язык. Тихоням рядом с ней не место. Девушка была влюблена в Стефана еще с детства, когда они познакомились на территории Джоан: мячик закатился на ее участок, когда мальчишка играл на дороге.

– Джоан, – прошептал Стефан, радовавшийся тому, что он наконец-то увидел знакомое лицо, помимо семьи, конечно же.

– Ты меня помнишь, – выдохнула девушка, радуясь.

– Да, конечно, у меня же около шести лет отшибло, – шутя, говорит Стефан, кладя сумку на диван. Родители не стали входить в гостиную, а отправились на кухню, надеясь, что все пойдет по плану, и Джоан справится со своей обязанностью.

– Значит, ты не помнишь?..

– Не помню что? – требовательно спросил Стефан. Почему-то сейчас он был раздражен.

– Мы встречаемся.