Ольга Рублевская "Поиграем?"

– Хорошо, – удовлетворённо произнесла Алиса. – От чего ещё может умереть цветочек? – продолжила она задавать вопросы.

– Ну, скажем так, оттого, что пришло его время, – размыто ответила Кристина.

– Не понимаю, – сказала Алиса, внимательно смотря на маму.

– У любой жизни есть какой-то срок. Когда цветочек проживёт долгую и счастливую жизнь, он станет стареньким и умрёт. Не потому что заболел и ему навредил кто-то, а просто потому что у него больше нет сил питаться и тянуться к солнцу, – постаралась как можно мягче объяснить Кристина.

– Получается, мы все умрём?

– Когда-нибудь, да. Но это случится ещё очень не скоро, – сказала Кристина и подбадривающе потрепала дочь по щеке. – Мы проживём очень долгую и счастливую жизнь. Поэтому тебе не нужно переживать и бояться, хорошо?

– Хорошо, – согласно кивнула Алиса и улыбнулась. Затем снова посмотрела на фотографию и спросила: – А тётя Ма…, – не смогла она выговорить имя. – А тётя заболела?

– Да, заболела, – не стала вдаваться в подробности Кристина. – Но это было исключение! – воскликнула она, предвосхищая очередной вопрос от дочери.

– Что такое исключение? – тут же спросила девочка.

– Исключение это отступление от общего правила. Это когда иногда я не ругаю тебя за разбросанные игрушки, например, хотя обычно так и делаю.

– Это, получается, – задумалась девочка, – когда вы с папой едите пиццу вместо еды, которую ты приготовила? Это исключение?

– Да, правильно, – засмеялась Кристина, обнимая дочку. – Молодец! – похвалила она её, продолжая обнимать ребёнка.

Образ смеющейся дочери растаял, словно дым на ветру. В её руках осталась только мягкая игрушка.

«Я не сдержала обещание», – подумала Кристина. «Я обещала ей, что она проживёт долгую и счастливую жизнь, но не сдержала обещание», – прошептала она едва слышно и зарыдала в голос.

Кристина стояла в ритуальном зале и безмолвно смотрела на тело дочери. Она уже не могла плакать, не могла слышать слова соболезнований в свой адрес. Она вообще с трудом понимала, какие силы поднимают её на ноги по утрам и не дают упасть ей в течение дня.

Муж отдалился от неё. Они практически не разговаривали и старались не пересекаться. Каждый из них проживал эту трагедию по-своему и в полном одиночестве. Даже сейчас он стоял не рядом, а по другую сторону гроба.

К Кристине подошла сотрудница ритуального зала и сказала, что время прощания подходит к концу, что им пора уходить и ехать на поминальный обед. Кристина слегка кивнула ей в ответ и склонилась над телом дочери, чтобы в последний раз поцеловать её в лоб. Он был сухим и холодным. По щеке Кристины пробежала слеза и скатилась на льняное покрывало. Она подняла глаза и посмотрела на мужа. Его глаза были наполнены слезами, руки слегка тряслись, но он не решался подойти к гробу ближе, чем на метр. Просто стоял и смотрел издалека. Их глаза встретились, и он тут же отвёл взгляд. Кристина знала, что он тоже глубоко скорбит, но не может выразить это иначе, чем в протесте. Она понимала его, но всё-таки очень нуждалась в его поддержке, а потому злилась на его отстранённость и холодность.

Люди по очереди стали подходить к гробу, а Кристина вышла на улицу и вдохнула свежего воздуха. Она стояла и ждала, когда все соберутся, чтобы ехать на поминальный обед и с ужасом представляла себе это мероприятие. Не смотря на взгляды своей семьи, она была очень далека от всяких православных традиций, типа празднования Пасхи или Радоницы[1 - Ра?доница – день первого после Пасхи общецерковного поминовения усопших. В Русской православной церкви отмечается во вторник после Фомина воскресенья, на второй неделе после Пасхи.]. Кристина не понимала, почему для того чтобы вспомнить усопшего она должна ориентироваться не на собственные ощущения, а на день в календаре. Она может помнить и скорбеть по ним каждый день, но почему-то должна делать это только в какой-то там по счету вторник после какого-то по счету воскресенья. А что ей запретит приехать на могилу раньше? Или на неделю позже? Или в принципе, навещать её каждую неделю? Это не по-христиански? Это нарушает покой усопшего? Все эти россказни всегда были Кристине чужды и вызывали волну негодования.

В текущей ситуации её угнетали не столько необходимость следовать устаревшей традиции, многие аспекты которой большинство даже не понимает, сколько отведенная ей роль. Кристина была настолько морально истощена, что больше не способна была выслушивать от каждого слова соболезнований или мнимой поддержки. Никаких в мире слов не будет достаточно, чтобы заглушить боль от потери ребёнка, а слушать их было невыносимо. Кристине хотелось сбежать лишь бы в очередной раз не читать в глазах людей выражение скорби и не слышать от них стандартное «Соболезную». Это не помогает! Это только лишний раз напоминает тебе о твоей утрате.

Она с трудом пережила этот вечер и, вернувшись домой с облегчением выдохнула, обрадовавшись, что день, наконец, закончился. Вряд ли завтрашний будет лучше, но ей хотя бы не придётся отвечать на миллионы вопросов и пытаться делать вид, что она справляется. Потому что это было далеко не так.

– Как ты, милая? – спросила мама, которая решила не оставлять Кристину в такой день одну, поскольку Кирилл, её муж, поехал ночевать к своим родителям.

У Кристины больше не было сил притворяться. Она опустилась на диван и в отчаянии воскликнула, смахивая с лица струящиеся слезы:

– Я не понимаю! Я не понимаю, почему это произошло?! Почему с ней?! Это… Я отказываюсь это понимать, – обречённо произнесла Кристина.

– Доченька, смерть никогда невозможно понять или объяснить. Любое объяснение будет считаться недостаточным. Но нужно верить, что она не напрасна, – сказала мама, положив руку дочери на плечо. – На всё есть причина, – тихо, но твёрдо добавила она.

Кристину передёрнуло от последней услышанной фразы. В секунду чувство тоски переросло в ярость. Она вскочила с дивана и крикнула:

– Как ТЫ можешь говорить такое? Ты, чья дочь умерла!? Думаешь, на то была ПРИЧИНА?! Какая может быть причина похоронить собственного ребёнка?! Думаешь, это воля Господа? Он пожелал, чтобы моя крошка покинула этот мир и присоединилась к нему на небесах? Такова причина? Воля Господня? Хватит оправдывать все бесчинства вокруг Его волей. Нет никакого милосердного Бога, который смотрит на нас с небес и оберегает. Ибо либо он слеп, либо ему на нас наплевать! Оглянись! Посмотри, что происходит вокруг! На протяжении всей истории человечества государства воюют друг с другом, а террористы взрывают бомбы, оправдывая это своей идеологией и верой во Всевышнего! Женщин и детей убивают и насилуют даже в мирные времена, а улицы всегда полны инвалидов, бездомных и сирот. Ты можешь сколько угодно убеждать меня в том, что я неправильно понимаю Его роль, и что вся суть в воздаянии, что всё это мирское и несущественно. Но, черт возьми, мир полыхает, он утопает в крови и слезах! Здесь и сейчас! И ты хочешь сказать, для всего этого есть причина?! Так проявляется Его милосердие и забота?! Я не верю в такого Бога. Не верю! И я могу кричать об этом на каждом углу, но я не стану. Потому что это ничего не изменит. Это не изменит мир и не вернёт мне сестру и дочь. А потому единственное, о чём я тебя прошу, не пытайся оправдать эту трагедию волей Господа и искать для этого Причину. По крайней мере, не пытайся убедить в её наличии меня. Для этого нет ни причин, ни объяснений. Какую бы причину ты не смогла найти или придумать, она не поможет оправдать случившееся и смириться с этим. Я не знаю, нашла ли ты достойную причину, чтобы оправдать смерть Риты, помогла ли тебе именно твоя вера пережить эту потерю. Не знаю. Если да, я рада, что ты можешь найти успокоение в ней, и пускай она поможет тебе смириться с новой потерей. Потому что я признаться не знаю, как с этим справиться. Но точно не с помощью Бога.

Кристина прокричала всё это на одном дыхании и её захлестнула истерика. Она осела на пол и завыла от боли, которая, казалось, переросла в физическую. Плечи её сотрясались от рыданий, а лёгкие жгло от недостатка воздуха, который она не успевала вдыхать от резких мышечных сокращений.

Мама подошла к ней, присела рядом и обняла Кристину за плечи. Она гладила дочь по спине и тихонько напевала молитву.

– Мама, прости меня, – сказала Кристина, прижавшись к маме. – Прости.

– Ничего доченька, я всё понимаю, – прошептала мама, сильнее прижав к себе дочь. – Я понимаю, – повторила она и продолжила петь.

Глава 3.

г. Краснодар, 04 мая 2023 г.

– Помогите! Пожалуйста, помогите!

Кристина выходила с работы, когда услышала полный отчаяния крик и увидела молодую девушку, идущую ей на встречу. Худенькая, со спутанными рыжими волосами и веснушками на остреньком личике, она с трудом передвигала ноги. Большие карие глаза девчушки были полны ужаса и смотрели на Кристину так, будто она была её последней надеждой. Кристина подбежала к ней и та вцепилась в плечи Кристины трясущимися руками. Силы покидали юную девушку, рот изогнулся в немой мольбе.

– Пожалуйста, я не хочу, не хочу, – с трудом прошептала незнакомка, и ноги её подкосились.

– Эй, сюда! – крикнула Кристина что есть мочи, оглядываясь на двери больницы. – Помогите мне!

Как могла Кристина схватила девочку (при ближайшем рассмотрении оказалось, что ей не больше лет тринадцати) и потащила к входу в клинику. Навстречу ей уже бежал охранник и врач из хирургии.

– Что случилось? – воскликнул Евгений, перехватив тщедушное тельце. Молодой врач, окинул девочку профессиональным взглядом и чуть слышно выругался. – У нас отравление, – громко сказал он подбежавшей медсестре и переложил девочку на каталку. – Мало времени. Что она сказала?

Последняя фраза была обращена лично к Кристине.

– Просила о помощи, – ответила она, отточенным движением качая мешок для искусственной вентиляции лёгких.

Подоспел другой врач, на ходу раздавая указания персоналу.

– Что тут у нас? Очередной клиент, заигравшийся с аптечкой? – цинично произнёс он.

Кристина знала о профессиональной деформации и врачебном сленге не понаслышке, но эта фраза зацепила её за живое. Она очень болезненно относилась к пациентам, поступающим в больницу после попытки самоубийства.

– Мы здесь, чтобы их лечить, а не судить, – раздражённо ответила Кристина.

Но старания врачей оказались напрасными. Девочку спасти не удалось.

Когда спустя пару часов после того, как девочка «упала» ей в руки, Кристина собирала вещи погибшей, перед её взором продолжало стоять испуганное личико малютки. Её глаза, полные страха и слёз, трясущиеся тонкие губы, с которых с трудом срывался шёпот с мольбой о помощи, и её ручки – хрупкие, тоненькие и очень холодные. Кристина всё ещё ощущала на себе прикосновение этих рук. И слышала в голове тихий шёпот «Помогите». Она не хотела умирать. Не сегодня.

– Ну, зачем? – воскликнула в сердцах Кристина, и случайно выронила рюкзак умершей. Из открытого кармана вывалилась всякая мелочь: ключи, небольшой тканевый кошелечек на замочке, заколка для волос, несколько жевательных конфет и скомканный листок бумаги.

Кристина развернула его и прочитала: «Я пишу это письмо, понимая, что это последнее моё обращение к вам. И я хочу, чтобы каждое слово, написанное здесь, осталось в вашей памяти. Моя жизнь не была идеальной, но я не хочу, чтобы вы искали виноватого в случившемся. Ибо в том, что произошло, нет вины одного, но есть вина каждого. И даже моя. И сейчас, находясь на пороге смерти, я задаюсь вопросом – все ли способы изменить свою жизнь я испробовала, прежде чем выбрать этот кардинальный метод? Наверное, нет. Но я устала пытаться. Устала сопротивляться этому безумному влечению к ней, влечению к смерти. Я не жду понимания, не жду сожалений. Хотя знаю, вы будете скорбеть и тосковать. И не надо терзаться в сомнениях, я их сразу развею – вы бы ничего не смогли изменить. Искренне ваша, с любовью и безнадежностью…».

По коже молодой женщины пробежали мурашки, а руки сотрясла дрожь.

– Зачем, глупая? – прошептала Кристина, и никто на свете, даже она сама, не смог бы со стопроцентной уверенностью сказать, к кому именно она обращалась в этот момент – к рыжеволосой девчушке или своей сестре.

Мыслями она перенеслась в тот день, когда потеряла сестру.

Это было двадцать лет назад.

Кристина вспомнила, как пришла со школы домой, бросила у порога сумку и пошла на кухню. Выпив папу стаканов воды в попытке утолить жажду после утомительной дороги в переполненном автобусе при тридцатиградусной жаре за бортом, она вымыла руки в раковине на кухне и направилась в их с сестрой комнату. Кристине очень хотелось скорее снять с себя прилипшую к телу одежду и залезть в душ.

Из «детской» комнаты довольно громко играла музыка.

– Рита, ты дома? – окликнула Кристина старшую сестру и не получив ответа, подумала «Лишь бы не в туалете» и в очередной раз мысленно прокляла совмещённый санузел в их квартире.

Она отворила дверь в комнату и увидела сестру, лежащей на кровати.

– Эй, ты чего не отвечаешь? – спросила Кристина, стягивая на ходу футболку.

Рита ничего не ответила. Даже не шелохнулась.

– Спишь что ли? Под музыку? – удивилась Кристина и выключила магнитофон. – Тебе разве не нужно было на занятия? – спросила она и потрясла сестру за руку.

Рита снова никак не отреагировала, ни на звук, ни на прикосновение. Кристина жёстче потрясла сестру. Реакции не последовало.

– Рита? Да, что с тобой? – воскликнула Кристина и начала трясти её за плечи. – Проснись! Ну же!

Кристина перевернула сестру на спину и ахнула. Ещё недавно пылающее от жары тело прошиб ледяной пот, а руки пробила дрожь. Рита не дышала, губы её слегка посинели, а глаза неподвижно смотрели в одну точку. В данную секунду, прямо на Кристину.

Кристину охватила паника и она снова и снова трясла сестру, как тряпичную куклу, в попытке привести её в сознание. Естественно, это не давало никакого эффекта.

Кристина бросилась к телефону и позвонила на пульт скорой помощи. Затем вернулась к сестре и, немного взяв себя в руки, попыталась вспомнить хоть что-нибудь из курса первой медицинской помощи.

– Пожалуйста, Рита, открой глаза! – молила она и что было сил нажимала сестре на грудь. – Как же там правильно? – спрашивала она саму себя в попытке сделать искусственное дыхание.

«Раз, два, три, четыре, пять…», считала она, пытаясь вспомнить сколько раз нужно нажать на грудную клетку перед тем, как попытаться наполнить воздухом лёгкие.

Кристина не знала, сколько прошло времени, прежде чем приехала бригада скорой помощи. Ей казалось, прошла целая вечность. Вечность безрезультатных попыток спасти сестру.

Реанимационные действия врачей не дали результатов и спустя полтора часа, после того, Кристина нашла сестру, они вынуждены были констатировать смерть. А жизнь Кристины и её мамы разделилась на «до» и «после»… в первый раз.

Медицинская экспертиза показала, что причиной смерти Риты стала интоксикация организма вследствие отравления. Расследование обстоятельств смерти привело к однозначному выводу – самоубийство. Оставленная ею на прикроватной тумбочке Кристины предсмертная записка стала дополнительным тому подтверждением. Текст записки навсегда отпечатался у Кристины в памяти. Даже спустя двадцать лет с момента гибели сестры, Кристина способна была воспроизвести этот текст, вплоть до запятой: «Пришла пора говорить «до свидания». Я знаю, ты не сможешь этого понять. Но уверена, ты научишься с этим жить. Не надо никого винить и тем более искать причину в себе. Это только моё решение и оно родилось само, без чьей-либо помощи и без какой-либо причины. Просто я почувствовала, что мне пора идти. Я не прощаюсь. Я знаю, что на том свете для меня есть местечко и я буду ждать там тебя. Только ты ни в коем случае не торопись. Я дождусь тебя, когда бы не настал твой час.».

Первые несколько месяцев после потери сестры, Кристина жила, словно в тумане. Ей не давала покоя мысль, что сестра добровольно рассталась со своей жизнью и бросила их, каждого из членов своей семьи, в одиночестве переживать эту потерю. Да, они были одной семьёй, но вопреки расхожему убеждению, что «горе сближает людей», их семья раскололась в тот день, когда Рита «ушла». Кристина не понимала, как справиться с обрушившимся на неё горем, и самое главное, она не понимала почему?! Её сестра была весёлой, открытой, жизнерадостной старшеклассницей с присущими им в этом возрасте проблемами – экзамены, мальчики и так далее. Ничто не намекало на то, что могло случиться. Кристина прочитала десятки книг о психологии и суицидальном поведении, изучила кучу научных статей на эту тему в попытке понять, что могло подтолкнуть сестру к такому шагу. Она пыталась анализировать поведение сестры в последние недели перед случившимся, гадала, могла ли она предотвратить гибель Риты, смогла бы разгадать в её действиях признаки готовящегося самоубийства. Кристина провела в таком состоянии несколько месяцев, пока вдруг не поймала себя на мысли, что еще пара шагов в этом направлении и она сама будет готова «прыгнуть в бездну». В тот момент, она, наконец, «отпустила» сестру и стала учиться жить без неё.

– Нашла что-нибудь?

Резкий громкий вопрос вырвал её из воспоминаний. Это другая медицинская сестра пришла узнать, нашлись ли в вещах девочки какие-то контакты, чтобы связаться с её родителями.

– Эм, – отозвалась Кристина задумчиво. – Пока нет. У неё был рюкзак. Сейчас, – торопясь, ответила она. – Здесь есть дневник и телефон. Держи, – сказала Кристина, протягивая их коллеге. – Я пока соберу остальное.

Много чего в этот вечер пошло не по плану. Много чего в этот вечер Кристина делала машинально, абсолютно не задумываясь. Именно поэтому, когда спустя несколько часов после возвращения домой, она обнаружила в своём кармане предсмертную записку умершей девочки, она никак не смогла объяснить это даже самой себе.

Ночь Кристина провела без сна. Не помогло ничего – ни пробежка перед сном, ни горячий душ, ни бокал вина. Мысли молодой женщины то и дело возвращались в больницу, к этой маленькой напуганной девочке. Кристина никак не могла забыть её взгляд… и запах. Девочка пахла тем же шампунем, который Кристина покупала для Алисы. Тот же цветочный аромат исходил от рыжих, словно раскаленные угли, волос.

Ей не давала покоя и записка, которую Кристина зачем-то забрала с собой. Утром она, конечно же, собиралась вернуть её в больницу, но пока снова и снова перечитывала текст и не могла понять, что в нём не так. Мозг отчаянно цеплялся за что-то, но не успевала Кристина уловить это «что-то», как оно ускользало от неё.

Наконец, бросив тщетные попытки уснуть, Кристина собралась и поехала обратно в больницу.

– Что ты здесь делаешь? – первым делом спросил Женя, увидев Кристину в коридоре больницы. Это был тот самый врач, который вчера вечером перехватил у Кристины девочку на пороге клиники. А ещё он был другом Кристины, одним из немногих здесь. – Тяжёлая ночь, – скорее подтвердил, чем спросил он, взглянув в лицо подруге.

– Ты и сам знаешь.

– Твоя смена закончилась. Я думал, ты уехала.

– Уехала, – подтвердила Кристина. – И вернулась.

– Зачем?

– Хочу поговорить с родителями девочки, – объяснила Кристина.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что их никто не слушает, Женя сердито заявил:

– У нас так не принято, и тебе это прекрасно известно. Это больница, а не церковь или центр психологической помощи. Мы все здесь, врачи и медперсонал, служим одной цели – лечим пациентов и отпускаем их. Домой или, если нам не повезло… – осёкся врач, боясь обидеть Кристину. Потом подумал немного, пытаясь подобрать правильные слова, и мягко продолжил. – Мы не можем принимать близко к сердцу каждого потерянного пациента. Иначе мы не сможем делать свою работу. Я знаю, почему этот случай стал для тебя особенным, но я прошу тебя, не надо.

Кристина понимала, что Женя прав. Как понимала и то, зачем в больнице существует это негласное правило о дистанцировании от пациентов. Но, как верно отметил Женя, этот случай был особенным. Она должна была это сделать.

– Они здесь? – только и спросила Кристина и, не успев услышать ответ, пошла искать дежурную медсестру.

– Крис, – крикнул ей вслед Женя. – Чтоб тебя! – воскликнул он и пошёл в другую сторону.

Кристина нашла их в коридоре. Она сразу их узнала. Потерянные, осунувшиеся, убитые горем. Высокий, с едва проступающей сединой на тёмных висках, крупного телосложения мужчина рыдал, как ребёнок, обнимая маленькую худенькую женщину с острыми чертами лица и огненно-рыжими волосами. Женщина не плакала. Она сжимала руку мужа и безмолвно смотрела в одну точку, словно пыталась найти в обшарпанной больничной стене какую-то поддержку, а возможно ответы на те непостижимые вопросы, что таила гибель их ребёнка.

Кристина не ожидала, что они так скоро приедут. Но признаться вздохнула с облегчением, узнав, что они уже здесь и что она пропустила тот момент, когда им сообщили о смерти дочери.

Она тихонько подошла к скамье, на которой сидели родители девочки, и села рядом с ними. Потом взяла руку женщины в свою руку и прошептала:

– Мне очень жаль.

Женщина перевела на Кристину взгляд. В её глазах плескалось отчаяние. Кристина знала этот взгляд. Сотни раз она видела его в отражении в зеркале.

– Мне очень жаль, – повторила она. – Я была с ней, когда это случилось. Это я нашла её возле больницы вчера, – начала объяснять Кристина. – Я должна кое-что вам отдать. Думаю, это адресовано вам, – сказала она и с этими словами вложила в руку женщины записку. – Она была в вещах вашей дочери.