Илья Михайлович Харитонов "Катафалк"

Катафалк
Илья Михайлович Харитонов

На первый взгляд заурядная история про водителя катафалка в типичном сибирском промышленном моногородке в условных 90-х. А на второй, всё гораздо интереснее.

Илья Харитонов

Катафалк

Промзона

Владимир не успел заметить, откуда взялся этот черный шестисотый прямо перед капотом. Вывернул с примыкающей улочки безлюдной промзоны, пока Владимир отвлёкся на барахлящую магнитолу, а когда поднял глаза – ударил по тормозам, но было поздно. На вставших колом колёсах машина бодро проехалась по намёрзшему за ночь весеннем льду и ткнулась мерседесу в бампер. Столкновение вышло несильным, мерин отъехал пару метров вперед и встал на аварийке.

– Бляяяяяяяяяядь, – простонал Владимир, и в животе неприятно закрутило.

В это время из мерса выкатился архетипичный «новый русский», маленького роста, лысый, со складками на затылке и, как полагается, в отвратительном кричащем малиновом пиджаке. Владимир глубоко вздохнул, затем решительно распахнул скрипящую, как и всё в этой машине, дверь и вышел наружу.

– Это че за тачка? – с ходу спросил «новый русский» и, еще раз оглядев катафалк, присвистнул.

Он вёл себя вроде не агрессивно, но Владимир знал массу историй о том, как такие нувориши с улыбкой и деланной доброжелательностью оставляли людей без машин и без квартир.

– Линкольн, – сухо ответил Владимир.

– Походу одна такая в городе, да? Герман, – вдруг представился коротышка и протянул руку. – Можно просто Гера. Но не нужно.

– Владимир, – ответил Владимир и пожал руку. – Квартиру смотреть не поедем.

– Чего? – не понял Герман.

– Ну в анекдотах в таких ситуациях персонажи как ты обычно говорят: «ну что, поехали квартиру смотреть?».

– Зачем? – удивился Герман. Владимир растерялся и не сразу нашелся что ответить, а Герман, тем временем, подумав, спросил, – а у тебя там есть на что посмотреть?

– Да нет, в смысле забрать квартиру в оплату ремонта машины… – Владимир почувствовал себя максимально глупо и неловко, объясняя новому знакомому фольклорные стереотипы о нём же.

– Ааа, – Герман заржал, а потом махнул рукой на свой шестисотый, – да тут делов на двадцать убитых енотов.

– Енотов?

– Ну долларов. Так, бампер шлифануть да покрасить, мне на СТО-шке знакомые за полцены сделают.

– У меня всё равно таких денег с собой нету, – развел руками Владимир, – Это сколько в рублях?

– Да тыщ сто, – Герман отмахнулся, – отдашь как будут.

Владимир недоверчиво прищурившись смотрел на Германа, который продолжал с восхищением разглядывать хромированную морду Линкольна.

– Ну чего? – спросил тот, заметив взгляд Владимира, – нет, ну хочешь, поехали квартиру посмотрим, только нахрена она мне – у меня своих три, – он обошел машину сзади, – а жрет много?

– Не знаю, – пожал плечами Владимир, – я на ней первый день, да и бензин казённый.

– А ты это, – замялся Герман, – с пассажиром?

Владимир с недоумением посмотрел на Германа, на что тот экспрессивно свесил голову набок и вывалил язык, изображая мертвеца. Получилось достаточно убедительно, только Герман зачем-то начал кряхтеть, имитируя смерть от удушья. Пассажиры Владимира, как правило, звуков не издавали.

– Аааа, – понял Владимир, – Ну да, дедок какой-то.

– Ого, – глаза Германа по-мальчишечьи заблестели, – а это, – он снова замялся, – А посмотреть можно?

– На гроб? – не понял Владимир.

– На деда.

«Неужто на трупов в жизни не насмотрелся?» подумал Владимир, но вдруг понял, что Герман, несмотря на бритый бугристый затылок, сильно младше его. «Да ему и тридцати наверное нет, может и правда не видел никогда». Сам Владимир трупов в своей жизни повидал сильно больше, чем хотелось бы. В основном, конечно, в армии, в Афгане. Но и после дембеля, с началом развала Союза его, как боевого ветерана, часто звали на разные криминальные разборки, которые редко обходились без смертей.

– Ты чего, жмуров не видел? У тебя, небось, в багажнике свой пассажир.

– Ты б поменьше этих своих анекдотов читал, – обиделся Герман, – ну нет так нет.

– Да ладно, покажу, – сказал Владимир. «От деда не убудет, да может отвяжется поскорее, мне уже ехать надо».

Он обошел катафалк, распахнул заднюю дверцу, залез внутрь и стал откручивать барашки крышки гроба. Герман с неподдельным любопытством заглядывал в проём.

– Залазь, поможешь, – сказал Владимир

– Ага, – торопливо ответил Герман, протиснулся внутрь и стал откручивать барашки со своей стороны. Затем они в четыре руки приподняли крышку и положили её рядом, прислонив к стенке. В нос ударил запах формалина и дезинфектанта.

Деда Владимир уже видел, когда забирал тело. Насколько он мог судить, в облике трупа ничего не изменилось. Дед выглядел достойно, насколько это вообще возможно, когда ты умер.

– Ух ты, – глаза Германа жадно осматривали деда, – а он чего, министр какой, на такой тачке в последний путь?

– Да вроде нет, – Владимир потёр переносицу, – у нас цены это, демократичные. Да и ты знаешь пенсионеров, они ж всю жизнь на похороны откладывают.

– Ну да, – пробормотал Герман не отрывая взора от умиротворённого лица старика. – а потрогать можно?

«Детский сад», подумал Владимир и ответил:

– Не стоит, ещё пятна останутся.

– Окееей, – разочарованно протянул Герман.

– Ну ладно, мне ехать пора, – сказал Владимир спустя пару минут молчаливого созерцания.

Они закрыли крышку, закрутили болты и выкарабкались через заднюю дверь. Герман был в восторге.

– От души, Вован, – проговорил он. – Кстати номер свой дай, я наберу позже, насчет денег. Щас, подожди, – с прытью, не вяжущейся с его комплекцией, он метнулся в свою машину, и вышел с огромной черной бандурой. Из бандуры торчала антенна. «Сотовый» – понял Владимир, хотя видел их только в рекламе.

– Сотовый, – подтвердил его мысли Герман и что-то натыкал, глядя в узкий зеленый дисплей, – говори.

Владимир продиктовал свой домашний номер.

– Ты мой тоже запиши. А хотя стой, – Герман похлопал себя по карманам и выудил из пиджака визитку, – Вот, держи. Звони если что.

На визитке были красные вензеля, а посередине лаконично значилось «Герман Аристархович» и телефонный номер.

– А ты чем вообще занимаешься-то? – поинтересовался Владимир.

– Да, по всякому, – уклончиво протянул Герман, – там купил, там продал, там украл, – на последних словах он хитро зыркнул на Владимира, оценивая его реакцию

– Понятно, – Владимир решил что подробностей он знать не желает, – ну, бывай, – попрощался он и протянул руку.

– Давай, Вован, приятно было познакомиться. Ну, учитывая обстоятельства, конечно, – Герман хохотнул, пожал руку, затем втиснулся в своего мерина и, бибикнув на прощание, уехал.

• • •

Владимир подождал, пока Мерседес скроется за поворотом и, наконец, осмотрел повреждения. Всё было лучше, чем он предполагал: хромированный бампер выглядел целым, только номер, висящий на нижней его кромке, погнулся. Владимир присел у решетки радиатора, ухватился обеими руками и выпрямил его. Вернувшись за руль он задумался, стоит ли говорить начальству об инциденте. С одной стороны, происшествие пустяковое, да и последствий кроме помятого номера никаких нет. С деньгами для Германа он разберется сам, сумма-то и правда небольшая. С другой стороны, врать Платону – директору похоронной конторы – Владимиру казалось неправильным. В конце концов, они служили вместе. Именно он нашел Владимира спустя несколько лет после дембеля, на самом социальном дне, на котором тот самозабвенно пребывал после ухода жены. Платон его буквально подобрал, отмыл, одел и дал работу. Владимир чувствовал себя обязанным и по рабочим вопросам старался никогда его не подводить.

При этом Владимир не испытывал никаких угрызений совести по поводу того, что регулярно спал с женой Платона, Кирой. Возможно, дело было в том, что Платона Владимир другом не считал. Да, еще с армейки он был надежным товарищем, на которого всегда можно было положиться, но в понимании Владимира друг – это тот, кому ты можешь излить все, что на душе и на сердце. А Платону изливать ничего не хотелось. Однако задумываться об этом Владимир не любил, потому что, если задумываться, то получалось, что друзей у него вообще нет.

Таким причудливым макаром разделяя рабочее и личное, Владимир работал в похоронной конторе Платона на подхвате и мелких поручениях два года. Пока неделю назад в гараже конторы не появился приковывающий взгляды катафалк прямиком из американских фильмов. Этот Линкольн Таун Кар 88-го года выпуска Платон за какие-то бешеные деньги привёз из самих Штатов. И когда встал вопрос, кому из водителей достанется честь пересесть с РАФиков и старых Мерсов на это чудо американского автопрома, Платон, неожиданно для всех, выбрал Владимира. Владимир удивился не меньше остальных, ведь за рулём он не сидел давно. Свою машину он продал вскоре после того, как от него ушла жена, а он в свою очередь ушел в запой. Тогда он пару раз прокатился пьяным до магазина, едва не сбил соседского мальчишку и решил, что лучшей страховкой от тяжкого греха будет отсутствие машины как таковой. И хотя с тех пор, как Платон устроил его на работу, Владимир был в суровейшей завязке, такое внезапное доверие было для него сюрпризом.

– Володь, зайди ко мне, – сказал тогда Платон, и Владимир прошел за ним в кабинет. – Ты человек надёжный, – продолжил он, когда Владимир закрыл за собой дверь, – Я тебя в деле видел. Сам понимаешь, машина приметная, времена неспокойные. – Владимир молча кивнул. – Пацаны щас недельку над ней пошаманят, и с понедельника поедешь на заказ. И лучше с воскресенья с вечера её забери, чтоб утром в контору не мотаться. От тебя до морга ближе, не будешь в пробках в центре тошниться. Зайдешь к Тамаре, она тебя проинструктирует. Можешь, в принципе, до конца недели отгул взять, подготовиться там. Костюмчик прикупи, ты ж теперь с клиентами работаешь, как-никак, лицо компании, – Платон хохотнул, – мрачное, но все таки лицо. Всё уяснил?

–Так точно! – шутливо встал по стойке смирно Владимир и отдал честь. – Разрешите выполнять?

– Куда к пустой голове? – возмутился Платон. – Иди давай. Права только не забудь, они у тебя действительные хоть ещё?

Права действовали еще два года. Владимир нашел их в коробке с документами на антресоли. С фотографии на правах смотрел другой Владимир, моложе почти на десять лет, мало походивший на нынешнего, разве что пронзительный буравящий взгляд серо-голубых глаз остался неизменным. Жена иногда говорила, что его взгляд её пугает. «Как будто в душу смотришь,» – ёжилась она. Кире же, напротив, глаза Владимира нравились, она часто подолгу смотрела в них, во время или после секса на продавленной кровати у него дома, хотя называла его взгляд «маньячным» и говорила, что иногда его глаза светятся в темноте.

«Сейчас было бы полезно, конечно», подумал Владимир, шаря в тёмном бардачке машины в поисках бумажки с адресом, куда надо было доставить тело деда. Там с ним должны были попрощаться, а потом Владимир должен был отвезти деда с провожающими на Северное кладбище. Обратный трансфер не был оплачен, так что Владимир мог быть свободен, как только гроб покинет катафалк.

– Да куда ж она запропастилась? – пробормотал Владимир. – Дед, куда тебя везти-то? – громко поинтересовался он. Дед не ответил, и слава богу, иначе Владимира хватил бы инфаркт. Он и так был на взводе после происшествия с Германом.

«Что ж там за адрес был, улица то ли Энергетиков, то ли Строителей. Сука!» – выругался он. Еще раз обшарил бардачок, посмотрел на полу, под креслами, отогнул козырьки, хотя точно помнил, что не клал туда ничего. «Да что ж за напасть!» – пробормотал он. Открыл двери, вышел из машины и осмотрел вокруг, подошел к задней двери. «Может в гроб завалилась, когда я Герману показ устраивал?» – подумал Владимир, распахнул дверь и снова открутив барашки сдвинул крышку.

Дед лежал всё там же, и в неверном свете потолочного светильника Владимиру показалось, что он ехидно улыбается.

– Смешно тебе, старый? – поинтересовался Владимир, затем внимательно обшарил гроб. Бумажки не было. Небольшой такой бумажки в половину А4, на одной стороне которой была распечатана какая-то квитанция, а на другой Тамара записала ему адрес черной ручкой. Владимир ещё удивился, что не синей, и прокомментировал: «готичненько». Обшарив всё, Владимир закрыл гроб, завинтил барашки, вылез на улицу и тупо встал, наблюдая, как над трубами промзоны поднимается розовое и ещё совсем не тёплое весеннее солнце, пробиваясь через утренний туман и смог. По всему выходило, что бумажку он где-то посеял. А учитывая, что с утра, когда он садился в машину, он точно помнил, что теребил бумажку в кармане куртки, оставались два места, где он ещё мог её выронить: больница, откуда он забирал тело, и заправка, куда он заехал сразу после.

Заправка

Заправка находилась недалеко, на окраине той самой промзоны, где Владимир встретился с Германом. Заправка была не брендированная, обшарпанная, со старыми советскими топливными колонками, и производила впечатление давно заброшенной, если бы не изредка заправляющиеся на ней промзоновские грузовики, да исправная подсветка стелы с ценами на въезде. Впрочем, заметить это можно было только после наступления темноты. Сам бы Владимир на такую заправляться никогда не поехал, но у Платона с владельцем был какой-то договор, и конторским катафалкам отпускали топливо с существенной скидкой.

Владимир хотел сразу подъехать к третьей колонке, где заправлялся пару часов назад, но там стоял какой-то микроавтобус. Владимир встал за ним, заглушил мотор и вышел из машины.

Утренний ледок уже начал подтаивать, и на раздолбанном асфальте заправки начали появляться предательские лужи, скрывающие под собой нерастаявший лёд. «Плохо дело, если я и обронил её где-то тут, она уже размокла, да колесами растащили», подумал Владимир. Но для очистки совести всё же осмотрел окрестности колонки, поскальзываясь и матерясь себе под нос. Обошёл микроавтобус, заглянул под него, аккуратно присев, чтобы не запачкать брюки нового костюма. Водитель микроавтобуса, стоящий у колонки и караулящий отстрел пистолета, смотрел на Владимира с любопытством, но молчал. Владимир снова поскользнулся, едва не упал, выругался и прошел к кассе.

– Здравствуйте, – он поискал взглядом бейджик или табличку с именем кассирши, ничего не нашел и продолжил, – Извините, я тут с утра был, возможно бумажку обронил, такую, половинку А4, может кто находил да вам принёс? – с надеждой спросил Владимир.

– Колонка какая, молодой человек? – резким дребезжащим голосом его вдруг спросил небольшой динамик, прилепленный к стеклу.

– Третья, – растерянно ответил Владимир, думая, что его спрашивают, на какой колонке он заправлялся с утра.

– Там сейчас заправляются, ждите, – продребезжал динамик, и кассирша отвернулась от окошка, в центре которого были по кругу просверлены отверстия. Тринадцать штук, зачем-то посчитал Владимир.

– Тьфу ты, – тихо сказал он, затем прокашлялся и постучал в стекло. Кассирша повернулась, но увидев, что это снова Владимир, устало вздохнула и потянулась к кнопке интеркома, видимо, чтобы снова попросить его подождать. Тогда Владимир приблизил лицо к отверстиям в центре окошка и громко, как пионер на линейке, повторил свой вопрос, пытаясь угадать по мимике кассирши, понимает ли она его и слышит ли вообще.

– Нет у меня никаких бумажек, не задерживайте людей, молодой человек! – раздраженно рявкнул динамик и недовольно зашипел. И тут же обратился к мужику из микроавтобуса, который уже закончил заправляться и стоял позади, – Проходите, третья колонка, сорок пять литров у вас!

Владимир понял, что продолжать допрос бесполезно, и отошел от окошка. Водитель микроавтобуса расплатился и ушел, а он так и стоял посреди заправки, погрузившись в свои мысли. Ему вдруг представилось, что вредная кассирша – не отдельный человек, а часть этой заправки, уж очень она гармонично тут смотрелась: такая же неухоженная и советская. Воображение сначала нарисовало кассирше корни вместо ног, которыми она плотно вросла в рабочее место, потом по корням побежали провода, соединяя напрямую с кассиршей динамик, а затем поползли под землёй, подчиняя себе управление бензоколонками и даже освещением стелы. Когда в разгулявшемся воображении провода дотянулись до его дома и поползли по подъезду к квартире, Владимиру стало не по себе, он волевым усилием скомкал стоящую перед глазами картинку и со злостью посмотрел в сторону кассы. Только сейчас он заметил, что помимо листа с прейскурантом на бензин на скотч к стеклу изнутри были приклеены пачки сигарет с написанными прямо на них ручкой ценниками.

– Что вам опять, молодой человек? – устало просипел динамик.