Без права быть жертвой
Елена Пани-Панкова
О семейном насилии Маруся знает не понаслышке. Пытаясь изжить свой триггер, она тайком от мужа Лёхи смотрит видеозаписи заседаний кружка философов, рассуждающих о расширении сознания, выходах в астрал и дхарме. Тем временем её мать Лиза после измены мужа ищет спасения в промискуитете, а мать Лёхи вынашивает план мести вору в законе, молодчики которого когда-то изнасиловали и ограбили ей.
Елена Пани-Панкова
Без права быть жертвой
Прелюдия. Наши дни
Она теперь ненавидела его. Нет, лучше сказать так – она его больше не любила. С каждым его ударом по её телу от некогда большой, просто-таки вселенской любви отваливался кусок. Чувство стало инвалидом.
«Ну, успокойся! Ты же умная девушка, и ты знаешь, что он тебя любит. Дело не в какой-то там пошлой пословице, а всего лишь в банальном обесценивании другого человека. Он ведь псих, ментальный инвалид, слабак… Его надо жалеть. И потом, бьёт ведь несильно. Подумаешь, синяки…»
Павел. Наши дни. Плохая новость
Жена опять не ночевала дома. Сын Роман исправно заявлялся ближе к полуночи, но в последнее время вёл себя странно и пах тоже странно. Наркоман? Ритка и Ромка пошли вразнос после недавней смерти тёщи Оксаны Валерьевны. Та была чревоугодницей, к своим шестидесяти с хвостиком накопила массу болячек, и от чего она скончалась, Павел так и не понял.
Супруга Ритка с годами всё больше походила на покойную мать-жабу. Пикантная полнота её стала чрезмерной, но Маргариту это ничуть не смущало, и она меняла мужиков как перчатки.
Воскресенье. Восемь утра. Отпрыск ещё дрыхнет, а жены дома до сих пор нет. Чем занять очередной пустой выходной? Пиликает сотовый.
– Слушаю!
– Ваш сын вам не родной…
– Что вы сказали?!
Гудки…
Римма. Много лет назад. Трагедия
Душа Риммы умерла знойным августовским вечером. Лучше бы, как у Лёни, чей мотоцикл расплющил грузовик, умерла её плоть. Но нет, совершенное и пока ещё далёкое от увядания тело зрелой женщины продолжало хотеть жить. Краешком сознания Римма понимала, что спустя время оно, ненасытное тело, опять победит душу. В самом деле, ну, не Вера же она из «Героя нашего времени», истратившая все свои душевные запасы на негодяя Печорина… Не любила Римма Лёню, ни капельки не любила, только использовала, как и всех своих мужиков. Но почему же ей так невыносимо больно?! Отчего она каждый день приходит на могилу и воет на ней, как смертельно раненная волчица?!
А может, убивается она вовсе не по Лёне, а по своей проходящей молодости? И то, что стала вдруг задумываться о жизни, чего раньше не делала никогда, – тоже признак наступающей старости?
Римма ни разу не сходила замуж, но дважды побывала в гражданских браках. Первым её невенчанным супругом стал воровской авторитет Фазиль по прозвищу Фаза. У них рос сын Лёха. Впрочем, Фаза его не привечал: подозревал, что Лёша не от него.
– Чё, он белобрысый-то? Нагуляла? – бухтел Фаза.
– В меня пошёл, – отшучивалась Римма.
Впрочем, деньги на мальчика сожитель давал безропотно, а жену и вовсе в золоте купал. Красивую жизнь портил только сын. А атмосфере никомуненужности Лёха рано озлобился. При этом был очень любознательным и жалостливым: без конца таскал в дом уличных собак и кошек.
Когда Лёшке было тринадцать, он сбежал из дома. До этого не раз заявлял Римме, что бросит школу, потому что устал зависеть от Фазы (отцом он мужа матери никогда не называл), и будет работать. Фазилю Римма ничего об этом не говорила. Муж в последнее время как-то отдалился от неё.
Вор неделями где-то пропадал, а приезжал, казалось, только для того, чтобы проверить, в порядке ли его драгоценная недвижимость. Ну и фиг с ним! Главное, деньги даёт. Ну а развлекать себя Римма всегда умела.
Дольче вита рухнула в один момент. Как-то поздним вечером, переступив порог родных апартаментов, Римма к своему ужасу узрела вора в законе Шнягу, который вольготно полулежал в кресле и смачно курил сигару.
Ранее этого коротышку она видела всего раз: он забегал к ним за какими-то деньгами. С Риммой тогда не поздоровался, зыркнул на неё как-то странно и спустя пять минут ретировался. И вот это чмо ввалилось в её жилище…
– Что… что вы здесь делаете?! – Голос её не слушался.
– Во-первых, здравствуй. Или тебя, шалаву, здороваться не научили?
Вор говорил тихо, но так страшно, что бойкая и никого никогда не боявшаяся Римма помимо своей воли пролепетала приветствие.
– Вот так-то лучше. Садись, разговор есть.
Диван и все кресла были заняты. Римма опустилась прямо на палас.
– Фазу убили, – ровным тоном произнёс Шняга. – Похороны я беру на себя. Вижу, тебя это не слишком расстроило, а, шлюха?
Женщина дернулась, но ничего не сказала. Этим отморозкам ничего не стоило прибить её в собственной квартире.
– А как он умер?
– Этого я пока не знаю. Жильё, уж извини, мы у тебя отберём. Не твоё оно. А Фаза в последнее время беспредельничал, в общак ничего не вносил.
– А… – заикнулась было Римма, но под немигающим взглядом продолжить реплику не решилась.
– Молодец, умная, хоть и сука, – продолжал унижать её мерзкий карлик. – Слушай сюда. Жить будешь в селе, мы там тебе домик дарим. Живи и помни доброту мою. А вякнешь что-то ментам, сама знаешь, что будет с тобой и выблядком твоим. Выметешься завтра утром!
Римма покорно молчала. Вдруг её повалил на пол один из Шнягиных быков. Женщина попыталась закричать, но второй бандит ловко зажал ей рот, а третий мгновение спустя начал вливать в Риммин рот водку.
Пока одни ублюдки насиловали, другие деловито выносили из квартиры всё подряд. Проснувшись, Римма не узнала жилища. Она лежала на полу голая, и вокруг всё тоже было голое. Тело болело так, что встать она не смогла. Застонав, Римма поползла к ванной. Вода её немного подлечила, но внутри, в самом сокровенном месте, всё горело огнём. Отыскав упаковку анальгина, Римма проглотила сразу три таблетки. Отворилась дверь, и перед ней возникли двое амбалов.
– Не боись, не тронем мы тебя, – заметив испуг жертвы, заржал один из молодчиков. – Шняга сказал, чтоб выметалась ты.
Римма поковыляла к шифоньеру. Он был теперь так же пуст, как и всё вокруг. Лишь старые джинсы, майку да стоптанные туфли оставил ей Шняга.
В сопровождении бандитов Римма навсегда покинула квартиру. Уже через полчаса их иномарка доставила её в село Егорка.
Лёха. Много лет назад. Выживание
«Адресок платный, молодой человек», – высокомерно проронил лысоватый вертлявый типчик.
«Вот жулики, бля!» – про себя возмутился Лёха и полёз за купюрой. «Очень рекомендую также командировочное прикупить». – Голос пройдохи заметно потеплел. Пришлось потратиться ещё на одну бумажку. А что делать? Без этого в Москве нынче не обойтись.
Наивный, а он–то думал, что по адресу, указанному в газете бесплатных объявлений, попадёт прямо на предприятие. Но наткнулся всего лишь на посредников, которых в последние годы повсюду в России стало пруд пруди. Дурачков, кстати, тоже хватает. Вон сколько их оказалось у дверей этой шарашкиной конторы. Наверное, со всего СНГ сюда съехались…
По адресу, выданному гешефтником, ждал очередной облом: подсобников на стройку уже набрали. Лёха машинально опустился на лавку у проходной и пригорюнился. Билет куплен только в один конец. Что ж, придётся ехать на какой-нибудь вокзал, ночевать там, а завтра искать другую работу.
«Желаете трудоустроиться, молодой человек?» – Возле Лёши нарисовался хлыщ, вертлявостью и бегающими глазками напомнивший утреннего «бизнесмена» из посреднической фирмы.
Парень набыченно кивнул. Когда тип назвал таксу, Алексей уже привычно полез за деньгами и через пять минут оказался в странном крытом помещении, битком набитом мужиками разных национальностей. Вероятно, для ночёвки этим бедолагам выделили пустующий цех. В углу нашлись доски. Лёха постелил на них предусмотрительно захваченное из дома ветхое покрывало и неожиданно для себя заснул.
Пробудился от гула голосов. «Мужики, который час?» – спросил у лежавших и сидевших рядом чернявых соседей. Многие отрицательно замотали головами, но один понял и ответствовал: «без пятынадцати сем».
Ужасно хотелось есть. Лёха достал из рюкзака пачку «быстрой» лапши, кипятильник и кружку. Розетку он заметил ещё вчера. Началась новая жизнь.
Работать подсобником Лёшке доводилось и раньше, и от тяжкого физического труда он совсем не страдал. Куда мощнее давил груз моральный, ибо словечком тут перекинуться было не с кем. Компанию составляли одни лишь гастарбайтеры. Ну, с ними-то всё понятно, а он-то, гражданин России, что делает в этой компании нелегалов? Как он дошёл-то до жизни такой?! Не дошёл, довели! Точнее, довела. Мать.
На пятый день Лёхино уединение прервал один из мигрантов – тот самый, что говорил по-русски.
– Твоя поможешь мне?
– Что случилось?
Парень поведал, что поссорился с главарём их группы, из-за чего отлучён от еды.
– Вечером подойди, угощу. Но смотри, у меня «Анаком» только.
После работы он вручил узбеку закупленную дома дешёвую лапшу. А спустя два дня к Лёхе подошли трое – поблагодарить за Саню (азиаты взяли себе привычные в России имена). Тот, переводя их горячие фразы, поведал, что группа их раскололась, и пригласил Лёху переселиться к ним. Алексей охотно согласилась: узбекам удалось устроиться комфортнее других приезжих. Ковры, подушки…
Вечерами он в одиночестве гулял по Москве. Ужасно тянуло домой, к серьёзной сероглазой и русоголовой Марусе. Кроме этой тоненькой девушки он не нужен был никому на свете. Их, как Достоевского и первую жену писателя Марью Дмитриевну, связало страдание. Но какая разница, что их связало?
Маруся. Много лет назад. Изгой
В родном селе со смешным и странным названием Егорка Марусе всегда было душно: летом – физически, из-за жары, зимой – морально. Их семью односельчане считали малахольной. Мама, библиотекарша Елизавета, была далека от сельского хозяйства, как от планеты Марс. Папу уважали чуть больше: местный всё-таки, да и механизатор. Но друзей у Павла не было. Ни грядок, ни живности их семья не имела, хотя в Егорке, как говорили односельчане, дать урожай могла даже палка. Вот так, без хозяйства, жили здесь только алкаши. Но ни Лиза, ни Паша не пили. Значит, полоумные, заключали егоркинцы.
Презрение к родителям автоматически распространялось и на Машу. К тому же и выглядела она типичной белой вороной. В их селе отсутствие золотых сережёк у женщины, даже если была она всего лишь школьницей, считалось позором. А Марусе уши не прокололи.
Как-то, когда возвращалась после уроков домой, как всегда одна, её окружили одноклассницы. «Облезлая, облезлая, облезлая!» – орали они. Войдя в раж, одна из этих мелких гоминидок стала бить Машу портфелем. Вторая колотила жертву сумкой для сменной обуви. Если бы не прохожий, школьницы могли забить парию и до смерти…
Маша никому об этом ЧП не рассказала, но попросила маму купить серьги, пожаловавшись на то, что все её травят. Лиза стала читать дочери лекцию: дескать, обращать внимание на всяких нищих духом – глупо. Но Маруся в такие минуты глупой считала как раз мать.
А может, мама её просто-напросто не любила? Ну, как объяснить, например, пытку, которая повторялась каждое утро? Лиза нещадно раздирала Машины тонкие спутанные волосы, причиняя дочери адскую боль, а когда та протестовала, с садистским равнодушием изрекала: «Зато какие чудесные косы получились, красавица ты моя!». Слёзы на мать тоже не действовали. «Ну, потерпи, Машенька, я же ради тебя стараюсь!», – причитала Елизавета.
Маша попробовала найти союзника в лице отца, но тот заладил: «Маме виднее, дочка». И если с Лизой он постоянно сюсюкал, то с маленькой дочкой, применительно к которой такие проявления чувств выглядели бы куда органичнее, даже разговаривал редко.
Поняв, что родители не прошибаемы, Маруся пошла на крайние меры: как-то, когда была дома одна, обрезала ненавистные локоны по плечи. «Паша, мы вырастили чудовище, которое не ценит родителей!», – разрыдалась вечером Лиза на плече мужа, увидев этот «ужас». Тот никак не реагировал. Стоял и молчал. Молчала и Лиза.
«Она дура! Сумасшедшая! – колотились в голове ужасные мысли о матери. – А отец ещё хуже! Ему я вообще не нужна!».
Маша развернулась и, рыдая, понеслась куда глаза глядят. Родители вскоре догнали её. Мама прижала к себе ребёнка, тоже заплакала. «Ну, прости, доченька, мы же тебе только добра хотим», – причитала маман, гладя чадо по некрасиво остриженным прядям. Приласкал Марусю и Павел. Кажется впервые в жизни.
Там же, у какого-то оврага, Маша взяла с них слово, что никаких косичек в её жизни больше не будет. В свои девять лет она пришла к двум важным, но крайне неприятным выводам: даже от родителей не стоит ждать любви, и даже самые убедительные слова часто проигрывают слабым поступкам.
Трое в «лодке». Тайный наблюдатель
«Вот этот твой жизненный опыт, Воин, ценен, конечно. Но можно создать и пережить его и искусственно. Я имею в виду исследования Тимоти Лири», – назидательно изрёк записанный на камеру сухопарый, наголо бритый мужик. Это был Родион, у которого недавно гостил муж. Именно к нему и обращался высокомерный мужчина. У них, в этой маленькой секте философов, так было принято – называть друг друга только по прозвищам.
Инициатор этих встреч, он же хозяин дома Родион, имел ник Адепт. Лёху именовали Воином. Третьего, самого молодого, здесь называли Странником, а настоящего его имени Маша не знала и знать не хотела. Ей почему-то были неприятны члены секты . Может, коробил их сексизм (в кружок принципиально не брали девушек)? Кажется, как говорил ей Лёша, противный Адепт игнорировал женщин из-за своей теории о разделении всех людей на Земле на так называемых детей Адама, то есть рождённых от потомков Адама и Евы, и детей Лилит… Первых, по его мнению, было большинство, а «правильных» фемин так и вовсе почти не осталось, отчего проистекали многие беды человечества.
Или была какая-то общая нарочитость во всём этом, что ли… Ибо пережитые Воином и Странником эксперименты с наркотой и другими веществами, расширяющими сознание, эти люди обсуждали, демонстративно, на камеру, попивая безобидный чаёк. За столом никто не курил (Лёха для этой цели выходил на улицу и время от времени выпадал из кадра) и не матерился. Чем не клуб джентльменов? За глаза Маруся иронично называла это сборище снобов так – «трое в лодке».
Для чего Мария сейчас так усердно пялилась в экран? Что хотела в нём разглядеть? Может, при помощи этой любительской в основном и довольно нудной записи хотела понять, что случилось с ней и с её мужем? Почему умерла их любовь? И почему, несмотря на эту тихую смерть, они всё ещё вместе?
«Не только то, чего я достиг, имеет смысл. Все мои выражения здесь имеют смысл! А жизнь одним высоким всегда заканчивается плохо. Только труд по крупицам имеет значение», – тем временем заявил с монитора Адепт.
