Глеб Владиславович Пономарев "Золотые крылья"

Золотые крылья
Глеб Владиславович Пономарев

Россия, 1890-е.Александр Стефенссон – юноша, учащийся в столичном университете. С самого детства Александр мечтает полететь. Он придумал модель аэроплана, способного развивать невиданные доселе скорости и подниматься на такую высоту, которая раньше казалась недостижимой. Во время прогулки юноша встречает Гладерику Дельштейн-Орлову, которая – о чудо! – горит той же мечтой, что и он. С этого момента и начинается тернистый, полный испытаний путь к их заветной цели, пройдя который, их ожидает долгожданная и вожделенная награда…

Глеб Пономарев

Золотые крылья

Н. Е. Жуковский.

Они казались такими пушистыми… И тем не менее – такими исполинскими, величественными. С набором высоты облака всё больше и больше стали напоминать комочки белой шерсти, разбросанные по лоскутному покрывалу полей, озёр, лесов и речек и переносимые всевозможными порывами майского ветра. Впрочем, сидящему в кабине аэроплана человеку было совсем не до них.

Высотомер плавно отсчитывал набранные футы, прерываясь лишь на те моменты, когда аппарату необходимо было сохранить стабильную скорость. В такие моменты воздухоплаватель выравнивал аэроплан горизонтально относительно земли, и тот, поддавшись воздушным потокам, свободно парил в безграничном пространстве – царстве солнца, ветра и облаков.

Золотистые волосы лётчика, не до конца сокрытые шлемом, развевались на встречном ветру, словно тысячи змеек. Если бы на такой скорости у него отсутствовали защитные очки, его глаза бы уже давно высохли, а любая пылинка причиняла бы невыносимую боль. Кабина была стандартной: открытой, с небольшим лобовым стеклом, которое защищало разве что от прямого задува воздуха от мотора. Зашипело радио, и вскоре из наушников послышался узнаваемый даже через помехи голос:

– Гладерика! Гладерика, как слышно? Это «Эдельвейс».

– Саша? Но как? – воскликнула удивлённая девушка. Ветер заглушал её речь, даже когда та перешла на повышенный тон.

– Не ожидала, да? – голос рассмеялся. – Всё-таки подпустили меня наблюдать за полётом моей птички. Как самочувствие, капитан?

– В норме, – уже спокойным голосом ответила Гладерика.

– Назови эшелон, Гладерика.

– Эшелон два-три. Как тебе такое, «Эдельвейс»?

– Да вы умнички! И ты, и «Идиллия»!

Гладерика улыбнулась. В разговор вмешался другой мужской голос, донёсшийся из радио:

– «Эдельвейс», довольно болтать. Не трать заряд рации. «Аурус», бери два-шесть, затем по спирали на снижение.

– Так точно, Роман Иванович, – сказала Гладерика. – Связь по глиссаде?

– По глиссаде. Конец связи.

– Конец связи.

– Смотри не свались, птичка! – донёсся напоследок голос Александра.

– Так точно, «Эдельвейс»! – воскликнула девушка. На её лице появилась целеустремлённая ухмылка – верный знак того, что свою задачу она выполнит с наилучшим результатом.

Коротко прошипев, рация затихла. Предстояло преодолеть триста футов, а затем, замерив скорость аэроплана и собственное самочувствие, начать спускаться на аэродром.

«Два-четыре, – рапортовала самой себе Гладерика». Спидометр неумолимо замедлял вращение стрелки, в какой-то момент замерев на месте – скорость более не росла.

«Два-пять…». Чуть ранее этой отметки скорость постепенно начала ползти вниз. Зафиксировав этот факт, Гладерика направила рычаг немного от себя. «Идиллия» почти выровнялась горизонтально, и скорость вновь немного подросла. Забрав себе двадцать лишних узлов, лётчик вновь направила рычаг на себя. Задрожали рули высоты – она почувствовала вибрацию от них через тросы, что вели к рычагу. «Давай, малютка, – прошептала Гладерика, – давай, ещё сотню. Ты же Александрова дочь… Тебе и не такое должно быть под силу!»

Помогли не то уговоры, не то восходящий поток, не то увеличение расхода керосина – уже через пару минут Гладерика с радостью отсчитала про себя нужную цифру: «Два-шесть». Замерив на хронометре время пересечения потолка, одной рукой она вытащила из бокового кармашка небольшой блокнот с карандашом и, зажав рычаг между ног, сделала необходимые записи. Впервые за весь полёт девушка оглянулась вокруг кабины. Вокруг простиралась неописуемая, чарующая, поистине волшебная картина. На горизонте зелёные леса и поля мешались с бело-голубой небесной гладью, рисуя неуловимыми оттенками очертания гор и холмов. Чуть ближе к ней киноплёнкой плыли деревеньки, рощи и пруды. С такой высоты она не могла различить ни силуэты отдельных деревьев, ни волн на поверхности водоёмов, ни, конечно же, людей. Держа рычаг между ног, Гладерика спрятала блокнот и карандаш в кармашек, а затем в порыве восторга и триумфа раскинула руки в стороны.

– До чего же здорово! – воскликнула она, вдыхая полной грудью чистый высотный воздух.

Внезапно ей захотелось расстегнуть все ремни, что так неприятно сковывали её движения, снять жаркий и душный её волосам шлем вместе с очками и, расправив руки, словно крылья, полететь в тандеме с красавицей «Идиллией»!

– Вот, что чувствуют те, у кого есть крылья… – сказала про себя Гладерика. – Спасибо тебе, Саша… За то, что дал мне эти крылья. Спасибо, Саша!

Настала пора снижаться. Девушка осмотрела панель приборов и, удостоверившись в норме показателей, потянула рычаг вправо. Почувствовав крен, по указанию инструкторов она повернула голову в сторону земли, попутно оттягивая рычаг от себя. Вновь задрожали рули высоты. Аэроплан, доселе не видевший солнца за облаками, яростно сопротивлялся мощной стихии ветра. Вибрация нарастала. Гладерика заметила это, но, будучи сконцентрированной на снижении, списала это на работу элеронов. Оттянув рычаг ещё немного, девушка начала выравнивать аэроплан…

Внезапный толчок чуть не расшиб Гладерике лицо о приборную панель. К счастью, приложилась она лишь щекой, отделавшись ушибом. Она посмотрела на мотор, звук которого из равномерного шума превратился в то нарастающий, то затихающий гул. Из его выхлопной трубы с резкими хлопками вырывался язык пламени. Гладерика почувствовала, как её лицо мигом покрылось потом. Однако об этом явлении её предупреждали. Инструкции к действиям в чрезвычайных ситуациях она максимально чётко выучила до полёта. Переключив тумблер, лётчик потянула рычаг на себя. Мотор закашлял, захрипел, пламя прекратилось. Лопасти поддались набегающим потокам. Гладерика тотчас нажала на кнопку рации.

– Роман Иванович! «Эдельвейс»! Приём!

– «Аурус», Роман Иванович на связи.

– Внештатная ситуация. Предположительно – помпаж. Эшелон – два-два.

– «Аурус», сохраняй спокойствие. Держи курс ровно, избегай сваливания. Продолжай снижение по плану.

Из-под радиопомех Гладерика расслышала какой-то шум и стук. Вскоре до неё донёсся голос Александра:

– «Аурус»… Гладерика! «Эдельвейс» на связи. Доложи о самочувствии.

– Самочувствие в норме.

– Давление?

– В норме.

– Принято, – отрезал он. – Следуй инструкциям Романа Ивановича. Помпаж исправляется повторным запуском мотора. Попробуй дёрнуть ручку стартера.

Гладерика потянулась к рычагу под сиденьем. Однако даже после десятка вращений мотор не завёлся.

– Не работает, – доложила она.

– Не переживай, в крайнем случае аэроплан рассчитан на приземление без мотора. В таком случае след… – на этом моменте помехи полностью заглушили голос Александра.

– «Эдельвейс», Саша, приём, – сказала Гладерика в шипящую рацию.

Бесполезно. Связь оказалась прерванной. Запросив ответ ещё пару раз, девушка поняла, что дело безнадёжно.

– Чёрт!.. – выругалась девушка. – Надо садиться. Без мотора…

Внезапно «Идиллия» резко накренилась под напором бокового ветра. Гладерика машинально дёрнула рычаг в противоположную от крена сторону. Послышался треск и хруст разрывающегося полотна. Теперь девушка почувствовала первородный, поистине животный страх. Оглянувшись на крылья, она оторопела: лоскутки тканевой обшивки неистово болтались на ветру, а сквозь оголённый деревянный каркас виднелся обрывок троса. Аэроплан потерял управляемость и стал неистовыми толчками лететь в бездонную пропасть, ловя малейшие колебания воздуха, кои теперь стали для него словно барьерами и плотными заслонами…

Глава 1. Путь мечтателей.

– Что за ерунда? Пойдём уже, хватит здесь торчать!

Неожиданный возглас разбудил задремавшего за партой юношу. Тот вздрогнул, а затем, оглянувшись вокруг, забавной физиономией уставился на нарушителя его спокойствия.

– Ха-ха-ха, какая у тебя всё-таки смешная рожа! – засмеялся он, подойдя к нему. – Вставай, на прогулку опоздаешь.

– Коля? Чего тебе нужно? Какую ещё прогулку? Разве уже вечер?

– Седьмой час пошёл, ей-богу. Забился, как плесень, в глубокую каморку, света белого не видишь – разве так должен выглядеть образцовый столичный студент?

– Ради Бога, оставь меня в покое, – проговорил сонный юноша, протирая глаза. – Я зачитался трудом Лилиенталя и незаметно задремал.

– Неужто настолько скучное чтиво?

– Наоборот, Коля. Впрочем, вряд ли сия наука будет тебе интересна. Можешь не звать на прогулку. И так знаю, что это будет скучнейший вечер со смолянками.

– Ошибаешься, брат, – ответил ему Николай. – Это будет преинтереснейший вечер. Да, мы пригласили благородных девиц, однако совсем не для того, о чём ты можешь помышлять. Ваня Орлов будет демонстрировать работающую модель субмарины, о которой он вычитал в «Двадцати тысячах лье» Жюля Верна.

– Неужто ему это удалось выполнить? – с удивлением и некоторым недоверием спросил юноша.

– А то! Своими глазами видал. Здоровенная машина, натуральнейшее чудо, прости Господи.

– Чудес наука не знает. Есть лишь временно необъяснимое.

– Вот и проснулся наш маленький зануда, – в шутку ласково протянул Николай. – Вот что, Саша: пойдём сейчас. Если и дальше сидеть здесь, всю жизнь за формулами прозеваешь.

– Назови хоть один аргумент в пользу того, что мне надо идти туда, – настаивал он. – Мои идеи – и есть жизнь.

– Скучновато… Ну хорошо. Во-первых, свежий воздух. Поскольку мой отец – превосходный доктор, о полезных свойствах воздуха я могу рассказывать часами.

– Пожалуй, о пользе оного я сам наслышан. Однако этого недостаточно.

– Во-вторых, демонстрация субмарины.

– Эта посудина потонет, – скептически махнул рукой Александр. – У Вани отсутствует теоретическая база. Ха, а знаешь, почему я уверен в его провале? – он злорадно усмехнулся. – Он просто не взял меня в инженеры. Если бы я руководил теоретической частью проекта, успех был бы ему обеспечен. Хм… – на секунду призадумался он. – А знаешь что? Пойдём, Коля. Я хочу посмотреть лично на то, как эта ржавая бочка пойдёт ко дну Невы вместе с его косым паровым двигателем.

– Отрадно слышать, что хотя бы это увлекает тебя, – улыбнулся Коля. – Тогда собирайся и выходи.

– Погоди… Я возьму кое-что. Не хочу, пусть даже на время прогулки, зря терять время.

Сказав это, Александр пощупал книжную полку, а затем вытащил оттуда пару листов бумаги.

– Что это? – спросил Николай.

– Это чертежи моего аэроплана. Однако они всё ещё нуждаются в доработке.

– Ты ни разу нам не показывал эти чертежи, однако…

– Это правда. Хотелось сохранить в секрете. Впрочем, основная часть выполнена, поэтому я могу лишь поправлять некоторые детали.

– Это ты молодец. Ну ладно, идём, идём скорее! Девицы уже заждались!

В жаркую летнюю пору большинство студентов желали заниматься на свежем воздухе, поскольку в помещениях становилось невыносимо душно. Вечером же территория Васильевского острова оказывалась оккупированной учащимися – гимназистами и студентами. Александр Стефенссон, о котором недавно шла речь, не любил больших и шумных обществ, предпочитая им сидение в собственной комнатке или же посещение университетской библиотеки. Юноша справлялся со всеми заданиями и сдавал практически все экзамены на высший балл, исключая, пожалуй, лишь спорт. Внешности он был типично варяжской: гордая, осанистая фигура, широкие плечи, русые волосы, выразительные черты лица и большие, вечно любопытные, голубые глаза. Его не интересовали светские забавы его сокурсников, которые, по его словам, «вечно пьяны и не способны на великие свершения». Однако даже такой его оценки избежали двое парней: Николай Кирсанов и Иван Орлов. Первый ему приглянулся за необыкновенную живость и умение поглощать знания на лету. Именно Коля мог в самые трудные моменты вытянуть его на прогулку по вечерней столице, тем самым немного снимая накопившиеся тревоги и переживания. С Ваней же у Александра отношения не задались с самого начала, поскольку тот был таким же своенравным и упрямым, как и он сам. Однако было в Орлове что-то, за что юноша хоть и сдержанно, но всё же восхищался им. Это была невероятная работоспособность, трудолюбие и практичность. Не проходило и дня, как Иван не задумал бы какую-нибудь новую машину или устройство. Чаще всего его работы терпели неудачи, однако среди сотен различных поделок и изобретений попадались и толковые. Примером плода воспалённого ума Вани является пресловутая субмарина, прототипом которой выступил аппарат, выдуманный великим французским писателем.

Стоит сказать, что Александр не столько хотел увидеть крах его изобретения. Нет, он не был злорадным или завистливым. Больше всего ему хотелось именно взглянуть на это творение, полюбопытствовать о его устройстве, узнать о характеристиках, по возможности предоставив разумную критику. Именно в этом он видел смысл общения между людьми – в обмене опытом и знаниями, в совместном решении вопросов и проблем окружающей действительности. «В конце концов, если так подумать… Его практические навыки и мой багаж знаний вместе образовали бы превосходный тандем, – размышлял он. – А Коля был бы отличным Гермесом между моим и Ваниным миром. Сколько бы мы смогли создать вместе!.. Не только аэроплан. Нет… И в космос, и на Луну мы бы полетели!»

Тем временем, двое товарищей вышли на набережную Невы. На перекрёстке Университетской и Дворцового моста скопилось много народу. Александр узнал в этой массе то знакомое, с вечно горящими глазами, выразительное лицо – Ваню Орлова. Тот держал в своих руках довольно внушительных размеров медный сигарообразный предмет.

– Пойдём поближе! – воскликнул Коля и жестом руки позвал Александра следовать за ним. – Ваня!

– Вот он, гений нашего города, – иронично молвил Александр. – Ну, коль уж позвал, нечего отгораживаться.

Иван обратил внимание на зовущего, и, протиснувшись с моделью из толпы, подошёл к друзьям.