Татьяна Чекасина "Батальонная любовь"

Батальонная любовь
Татьяна Михайловна Чекасина

Мой детский кошмар. Ангина, температура, чёрная скала, но ещё страшнее – пропасть. И я могут туда улететь. И мне так страшно!

Что после смерти, как там? Об этом мы все думаем, пока живём. Мои произведения – это пути открытия того, что будет там. Может быть, ради того, чтобы узнать, что там, и пишу, и занимаюсь литературным творчеством, которое неразрывно с философией бытия, с теософией, с поиском экзистенциальных ответов.

Практически все персонажи моих произведений ищут эти ответы. И кое-кто находит. Пути к просветлению разные, но человеку европейскому, образованному, доступны многие пути, ими идут те мои персонажи, кто имеет интеллектуальный багаж.

Разумеется, главный персонаж и этого произведения интеллектуальная дама Лёка Воробьёва идёт к познанию не эмпирическим путём, она много читала, и над многими сложными вопросами думала. И её ситуация уникальна тем, что она точно знает, что её уход вот-вот состоится.

Это её продвижение в мир иной куда главней того, что происходит на бытовом уровне, что называется, в миру, так как Лёка уже давно не от мира сего, и не по законам этого мира она живёт и дальше будет жить. То, что происходит с ней на земле, лишь подчёркивает её неземную сущность. И на этом острие высвечивается главное: до чего мир обывательский, мещанский, низкий, земной далёк от тех, кто готов к отлёту.

Татьяна Чекасина, писатель

Татьяна Чекасина

Батальонная любовь. Маленький роман

«… Чтобы, испытывая желание, она пылко отдавалась любовному наслаждению и оно пронизывало её насквозь»

    Марон Публий Вергилий
    («Георгики». «Земледельческие стихи»)

«… и завидовать мёртвым»

    (из библейских пророчеств)

© Оформление. ООО «Издание книг. ком», 2023

© Татьяна Чекасина, 2023

Об авторе

Татьяна Чекасина – писатель-реалист, работающий в великой традиции русской и зарубежной литературы. Её интересуют, прежде всего, тайные, тонкие движения души человека, именно они и исследуются на страницах её книг, написанных захватывающе, современным ярким языком художественной литературы с использованием широкого спектра образных средств.

Каждое произведение – это целый мир, и происходящее может находиться в любой плоскости, на любом пространстве; и персонажи, соответственно, совершенно разные, живущие разнообразной и очень динамичной жизнью.

Пролог

Огненный шар упал рядом с ней в Казахстанской степи… Жаром тянуло от него. Рыжий-рыжий жар… Золотое свечение. «Я счастлива» «Пока нет» «Но можно ли быть ещё счастливей!»

Когда её находят, никакого шара. Никто не верит: голоса?! Ты перегрелась, идя без шляпы из Кызыл-орды в Кызылжар…»

1. Звёздочка слетела

День яркий, апрель.

Мы с Кукурузовой работаем.

Входит Дуськова. А с ней – главный предмет будущих догадок.

Накануне информация: дают кадр, вроде, генеральская дочь…

– Лёка Воробьёва! – тонко, но громко лёлёкает новенькая.

У нас приняты полные имена, воинские звания, у кого имеются.

Облик кукольный. Лицо – молочно-фруктовая смесь. Кудри – антенны. Тряпки провоцируют у других косоглазие. Духи – дуновение лёгкой грозы. Немного, – и в «спецчасти» (так именуют кабинет) радуга.

– Работа с пунктуацией, орфографией, – я, как гувернантка.

На стол, утром отмытый целой ротой, кладу бумаги:

– Видите: ди-сло-ка-ция, де-мар-ка-ция, ре-ко-гнос-ци-ров-ка…

– А кто-то пишет неверно? – удивлённое дитя.

Длина и колер ногтей ввергают меня в лёгкую оторопь.

Кукурузова пыхтит:

– Хорошо нигде не работать?

– О, да! – кивает, как иностранка.

– И я бы дома на диване, да денег нет.

У Лёки недоумение: она в трамвае и пристаёт пьяный.

– С пятнадцати лет нелёгкий труд почтальона. Техникум, университет…

– А целина, Казахстан, – напоминаю о главных подвигах.

– На целине я трактор водила, – с небрежностью аса. – Школу одолели?

– Да-да-да! – И – в некий «автоматический» режим…

Так отпадает «тема труда», но впереди другие… Нам неведомо, с кем имеем дело. Молодая, не образованная. Мы – немолодые, научим. Родные дети натерпелись от нас немало добра. А тут второе дыхание: даём рекомендации «общему ребёнку». К концу дня работает, как мы! Наверное, пятёрка по русскому. Я отбарабанила три года преподавателем.

Вторая тема: внешний облик. Мы одеты в старо-безобразные юбки и кофты. И головы отвратительные. У Кукурузовой – мелкие кудряшки вокруг огромного лица, у меня тугой хвост, голова, как лысая. Никакого макияжа. На территории воинской части любая на виду. Лёка кивает: «О, да!» На другой день – юбка `уже, глаза эффектней, волосы – фейерверк. Серьги ненормальной длины с египетской богиней!

Начальник штаба майор Анатолий Иванович Звягинцев – наша подружка. За окном лето. «Вывези на природу!» «Есть». Автомобиль минует город. И вот мы под дубом в неприглядном белье. «Подружка» поодаль, выкатив брюхо. Отдохнём – и обратно.

– Это – Нефертити?

Другие офицеры немы. Такого не бывало никогда. «Никогда», как Воинский Устав.

Врубаю «учительскую» улыбку (тема духовного бытия):

– Наверное, танцульки на уме, фильмы индийские? Так убиваем время?

Лёка прикрывает рукой лицо.

– Рекомендую литературу: «Как закалялась сталь» Николая Островского, Макаренко «Педагогическая поэма»…

– О! Благодарю! – и хохот (некий «автоматический режим»).

Цирк! Одним – с метлой на арене, другим – под куполом. Мы в тревоге: ладно бы генеральский ребёнок, – ненормальная, с Луны.

Дневник

Я гомункулус в колбе. Дзинь! – передо мной ландшафт. Напоминает гогеновский. Толкование вдовы: посуда бьётся и во сне к счастью. «Разбилась реторта»! Ашот Меружанович о сенсорной недостаточности… Наконец-то найден выход.

Мы с Кукурузовой «докладаем» друг другу. Новенькую как глухонемую не берём во внимание.

– Зарраза, номера на руках! Ранним утром – в Дом книг. Народу! Я триста двадцать пятая! Бегу отправлять в школу Димку. Он время не теряет: на новом ковре гуашь. Давай отчищать, номер стёрла, но вот цифра «три»! Бегу обратно. Моя очередь у прилавка (крайние – на улице). «Номер не полный!» И не пускают!

Не вышло у неё подписаться на многотомную Всемирную литературу. Шикарное издание.

– В другое утро выйдет! А у меня… Бегу к открытию в молочную. Мне солёного. А продавец: «Я несолёного отрезала!» Мол, бери, а то никакого!.. К директору! Наконец, масло куплено!

Увлеклись, а девушка не глухонемая: на лике фарфоровом (маска театра Кабуки) эмоций нет. Но флюиды! Я, когда-то отличница по «диамату», готова верить в парапсихологию.

– Вы открываете иногда «Литературную газету»? – вряд ли (не «Весёлые картинки»)…

Выщипанные брови немного – вверх.

– О «телефонах доверия»? Как инсулин для диабетика, чтобы не оказаться в коме…

– В какой… ко-ме? – впервые не хохот, не «автоматический режим».

– Психологической. Мы говорим друг другу о неприятном. И вам предлагаем…

На лице, картонном от тупости (неверное определение!), нечто горькое, родное мне (муки мамы, мои недомогания, не говоря о детских болезнях детей). Но доля минуты:

– Ах, благодарю! – Хохот.

Какой у неё «негатив»! Но напрасно «не берём» «во внимание»!

Мы не только выправляем ошибки в бумагах (пунктуация и орфография). Мы для коллектива не телефон, а «кабинет доверия»! Процедуры для дур на темы: «Муж-пьяница» или «Муж-гуляка». Жена такого мужа выходит на работу в слезах, тихих, а то и буйных: не одинаковы и характеры, и глубина пьянства или загула. Но одинаково кидаются к нам, в «спецчасть». Остальная канцелярия в бывшей казарме. А мы отдельно. Лампу – в морду и «докладай», как говорит комбат.

С воем благоверная лейтенанта Подзаборина. И «докладает»: в выходные она с детьми у мамы. А его в квартире – на ключ, дабы не мог купить бутылку. Но он – балконами к соседу… На обратном пути (не эквилибрист) на перилах. Вызов пожарных.

– Он говорит: «Я пью, как другие».

Мы с Кукурузовой в этот момент наркологи:

– Другие не ходят по балконным перилам!

– …и по карнизам…