Татьяна Чекасина "Батальонная любовь"

В итоге у неё более крепкая аргументация. Уходит ободрённой.

Капитанша Ухарева:

– Утром – майка на правую, а вечером на левую! У любовницы раздевался! Отравить курву, – и в Мелитополь…

– Не травить, а на юг с детьми!

– Он и в то лето берёт увольнительную, и – к вам…

– Детей любит, – милеет Ухарева.

Батальон – проходной двор. Старожилов мало. Молодые, окончившие военные училища, и те, кто с дальних окраин, первое время идеальны. «Глядят в загранку», в «зэгэвэ»[1 - – Западная группа войск, в советское время была расквартирована на территории Европы.]. Но не все туда глядят долго. Преграды на боевом пути: водка и дамы. Иным нет ходу. И тем, кто оттуда (как правило, они щёголи, но печальные). Кто-то веселеет, кто-то – никогда. И плывут мимо нашего внимания, вплоть до отправки в отдалённые гарнизоны (Чирчик, а там и Кандагар…)

«Клиентки» уходят в канцелярию к пишущим машинкам… Мы с Кукурузовой – выправлять для них оригиналы. Довольны, но не так… От Лёки (инопланетный объект) дуновение критики. Она – вверху, мы в яме.

Дневник

О, новые лица! Меня явно принимают за кого-то другого, нечто гоголевское. И нет ответа на патетику Милки: “К чему тебе этот батальон!”

Первое мая, пикник. Жухлая трава и новая, зелёная. Ожившие деревья. Берёзовый сок для запивки водки. На раскинутом брезенте крутые яйца, куры, домашние соленья…

Мы с Кукурузовой на бревне (театральная ложа).

Морковников один, одинокая Лёка.

– Какая звёздочка в «спецчасти»!

– Не на вашем погоне, товарищ командир! «Капитан, никогда ты не будешь майором», – перекрикивает магнитофон.

– Кто так режет хлеб, молодой боец! – он отбирает у неё тесак, реквизит предстоящей вендетты.

– «Где ж ты мой сад, вешняя заря!» – поют тёти-канцеляристки.

Их пение прогоняет от костра молодых. И я когда-то: пальцы «в замок», а голову – в небо, мяч легко сбывшейся мечтой падает в руки. У деревьев корки льда, а над игроками солнце прямо радиоактивное. Офицеры, молодые офицерши и Лёка объяты общим азартом, в котором и азарт индивидуальный. Шаровая молния – от неё к Морковникову и обратно.

«Стриптиз» Лёки: в открытой маячке она фарфоровая. И другие игроки кидают куртки на ветки. Кое-кто голый до брюк. Но не Морковников. Некоторые думают: стеснительный. Никаких пикантных анекдотов, говорит мало… Мы, бывало, ляпнем (маленькая фривольность), а он краснеет от алого до терракотового. Супруга нам кое-какие интимные детали, и никаких с ним фривольностей.

Он немало лет как из военного училища. Тогда – длинный, худой. В новенькой охровой форме, как недозрелая морковка бледного цвета. Фамилия к облику идеально. Но годы идут и, пардон, хрен, но молодой (тридцать пять).

Публика выдохлась, эти играют. На бревне вывод: спортсменка.

Конец маёвки – будим рядового. В крытую бортовую, и – вперёд с песнями. Морковников накидывает куртку на плечи деве. У контрольно-пропускного пункта вылезаем, офицеры ссаживают дам. Нам с Кукурузовой не в военный городок. А где эта пара? Да, он куда-то с ней!

Накрапывает. В голове круг играющих, генеральская родня, капитан Морковников… На обратном пути она тихая, он робкий, но опасный. Н-да… «Звёздочка слетела…»

Зависть наполняет меня. На кухне опять окно не на шпингалете! Бухаю рамой: палец до крови (какой там маникюр!) Вовка храпит. Кровать пора другую, но: «Где деньги, Зин?» И… месячных нет три недели! О, только не это!)

Дневник

Как с тренировки (давно: спортивная школа, я капитан). А с этим капитаном мы под дождём. И во дворе вода. Ноги мокрые. Хохочем, напугав охранника. В лифте зеркало, где я в его куртке – девчонка в коротеньком пальтишке, не отпускали, но надела куртку брата. У меня не было брата, я никуда не сбегала. «От и до», как военный.

Едем три минуты, но это – перемещение во времени. Мраморный пол, зелёно-красный ковёр, цвета фуражки пограничника. Далёкая застава. Молодые мама и папа. Тут территория демаркации, а мы нарушители границ. На двери ремни – грудь великана-вояки.

Хватит об ерунде: лифт, дверь, ковёр… Надо звонить! Открывают! Мы входим. На лице вдовы майора Турсинa лишнее выражение на миг: «О, вы не одна». Тут же вымуштрованное: «Нормально, что вдвоём».

У меня индивидуальная ванная, – удобство нравится гостю. Вдова вкатывает молоко и бублики, но мужчине надо еду, выпивку. Вкатывает гастроном. Её немое удивление: «И вы будете это есть и пить?»

Едим (и я). Ледяные ноги пробую растирать. Он берёт мою ступню. Греет обе, трёт руками. Его лицо…

– Что с вами, товарищ капитан?

– Дверь закрыть?

Магнитофон, «Битлз». В дуэте могу выдать не ту партию, и неверный шаг разбудит обоих, как лунатиков вдали от окна. Ему доверяю, отдаю и ноги, и руки, и он руководит.

– Ты хороший руководитель.

– …с таким подчинённым.

Не врач, но я его не стесняюсь (докторов до сих пор).

– …Together! – магнитофон.

Жар его тела. Рыжий-рыжий жар… Новое облучение.

Впервые отворяю дверь в пять утра. Его кеды – нейтральной полосой, которую переступил. О, милый преступник, ломающий льды!

В окно ванной комнаты видно, как выходит из ворот… Я счастлива. Но реально быть ещё счастливей?

Завтрак. «Иди, остынет». Им хватило ответа в одном моём взгляде! Как я их люблю!

Тук-тук, и:

– Пардон, заспалась!

Одета в белое (прямо невеста).

И «жених». Бумаги в его руках подрагивают, вроде компрессора, – под окном долбит асфальт (и в этот май на этом месте).

– Добрый день! – нам, и – к Лёке.

Его слова глушит рёв отбойного молотка. А её ответ в интервале:

– Нормально.

Он – к дверям. Мы с Кукурузовой громче перфоратора:

– Документы, Сергей Григорьевич!

Папку – на край моего стола. И Лёка выбегает.

Мы – к окну. Они – двором. У клумбы, где вольная трава, жестикулируют: она обеими руками, он одной. Вторая в кармане брюк (против Устава): не готов козырнуть старшему по чину. Вроде, отдельно они, но близость крайняя. Скорость космическая, – переглядываемся мы.

С обеда крадёмся к двери: она там!

– Мне давно надо было в батальон! Милка, не плачь! Наберу домашний вечерком…

Подруга? родня? Ей «давно надо было в батальон»! Болтовня и на работе, а у обеих дома телефоны! Нам – шиш проведут.

Кукурузова пыхтит, как паровоз, готовый к отправке:

– Сергей Морковников капитально женат.

– О, да!

Лёка боится мою огромную напарницу или делает вид, думая, – отстанем.

В нашем тандеме я – амортизатор:

– К сожалению (надо бы – к счастью, да оговорилась), он любит жену. Она – идеал.

– О, да.

– Дочка копия Инна Викторовна, а малыш, – копия Сергей Григорьевич. Имя, как у папы, Сергей.

– Отца нет, и дети – наполовину сироты. Вот я потеряла родителей рано, – унылая поэма Кукурузовой.

– Дети – цветы, – одёргиваю, управляя этим асфальтовым катком. – Одиноких хватает. Эдуард Носырев, например.

Лёгок на помине.

– Эдуард Трофимович, удалось вам на концерт Магомаева?

– Да! Я ради великого искусства… Три года в музыкальной школе на фортепианном отделении…

Так может долго. Выглядит неплохо. Нос, правда, – клюв глупой птицы.

Лёка его не помнит: игра, где был не один Морковников. Эдуард крикнул: «Лёка, вам не взять мой пас!» Отбивает. Но не ему…

– …билет купил на улице у какой-то старушки. Её старика отправили в больницу.

– И чем кончилось? – Лёка разглаживает на столе дерматин в мелких ромбиках, не глядя на Эдуарда.

– Арией Фигаро.

– Нет, со стариком.

– С… каким?

– С тем, по чьему билету вы… Умер или жив?

У него рот открыт, глаза – хлоп-хлоп… А Лёка – в автоматический режим: руки всплеснулись, с них брызгами огоньки колец.

Кандидат линяет.

– Бу-бу-бу, гу-гу-гу, ду-ду-ду, – громоподобный хохот Кукурузовой и – добавление: – зану-ну-да…

– Эрудит, холостой, – напоминаю цель.

– …пунктуация, орфография, – опоминается она.

Мы ей доклад Морковникова. Увидит, каков грамотей. А вот и автор: китель нараспашку:

– Где тут моя сводка по стрельбам?

– Дочитывают, – киваю на Лёку.

Он от меня отходит к ней.

– …медленно, надо в военном темпе: раз-два.

– Предлоги, товарищ капитан, вы пишите слитно.

– …но «с водка» правильно: «с» отдельно?

– Одно правильно.

– Нецензурное проскочило!

Она поднимает глаза, в них – распластанность перед ним.

Дневник

Источник любви не в нём, а в ней. Именно её одаривает небо. У меня так не было никогда. Подарок, на который не надеялась.

В гастрономе колбаса… Начальники не против беготни по магазинам (берём и на них).