Прутиков простудился. Часть вторая
Геннадий Кирюшин
Случайно попав в турбулентный поток времени, забросивший его в 31 декабря 1981 года, Прутиков, молодой научный сотрудник ГИПТРАНС, действуя интуитивно, сумеет вернуться к себе домой, но амплитуда его временных перемещений такова, что ему не удаётся удержаться на нулевой отметке (в настоящем времени), и следующая волна переносит его на 40 лет вперёд, откуда он, опять же благодаря случайному везению, возвращается в свою квартиру. Но не один.
Геннадий Кирюшин
Прутиков простудился. Часть вторая
Глава 8. Как вас зовут, прекрасная незнакомка?
Лев увидел на противоположной стороне улицы Иришу и помахал ей рукой. Она остановилась и посмотрела на него с той самой улыбкой и тем выражением лица, что запомнились Лёве с момента их последнего расставания.
Он с лёгкостью перемахнул через железный, с облупившейся синей краской, трубчатый барьер, отделяющий тротуар от проезжей части, и побежал к ней, пересекая наискосок пустую дорогу.
С каждым шагом его движения замедлялись. С трудом уже удавалось оторвать от асфальта ногу и поднять её, еще сложнее получалось наклониться и переместить тело на один шаг вперед, преодолевая сопротивление странного бесшумного встречного ветра, переходящего в тропический ураган, хотя никаких завихрений пыли над землёй не наблюдалось.
Лёва заметил, что и с Ириной начали происходить странные изменения. Она вроде бы становилась старше, взрослее, её взгляд теперь не был взглядом той Иришки. Задорный блеск в глазах исчез вместе с улыбкой, уступив место вначале спокойной созерцательности, а потом и всё более возрастающему недоумению…
Пробуждение Лёвы сопровождалось тем же подсознательным и быстро меняющимся ощущением, с каким ныряльщик стремится наверх после глубокого погружения на дно. С радостью, что можно набрать воздуха в лёгкие, и сожалением, что не хватило времени добраться до красивой ракушки.
***
Меня разбудил звонок телефона в девятом часу утра. Третьего января можно позволить себе поспать подольше. Но, как оказалось, не в этом году. Звонил Женька с работы, просил срочно приехать. Пришлось быстро собраться, – вместо кофе глотнул холодного чая, разведённого вареньем и, надев куртку и шапку, выскочил на улицу.
Ускоренным шагом, переходящим в бег трусцой, я двигался в сторону своей автобусной остановки, стараясь оказаться на месте к появлению из-за поворота автобуса.
Впереди в свете утренних фонарей по тротуару медленно шествовал какой-то старичок с палочкой. В такую рань. Не спится же им. Куда они идут? Покататься на автобусе по городу?
Палочка старика скользнула по наледи прямо передо мной и упёрлась в окаменевшую гряду сугробов, оставшихся от прохода тротуарной снегоуборочной машины. На бегу носок моего ботинка зацепился за эту неожиданную преграду, и твёрдое асфальтовое покрытие устрашающе быстро стало приближаться к моему лицу. Я успел выставить руки и тут же почувствовал, как нагрелась кожа на ладонях от скользящего соприкосновения с холодной шершавой поверхностью. Переступая руками, я смягчил удар от падения, а моя голова оказалась в нескольких сантиметрах над асфальтом.
Сидя на тротуаре мне оставалось разочарованно наблюдать за автобусом, медленно отходящим от остановки. Голова кружилась.
Вокруг суетился тот самый старичок, делая попытки отряхнуть снег с моей куртки. Я так же неуклюже отпихивал его от себя, одновременно стараясь осмыслить произошедшее.
Я бежал за автобусом, споткнулся и упал на тротуар. Автобус уехал, а меня ждут на работе по срочному вызову. Что-то случилось важное. Надо ловить такси.
Старичок уже звонил по своему телефону, глядя на меня. Я поднялся под звук его дребезжащего голоса с интеллигентными командными интонациями, намекающими на занимаемый, возможно в прошлом, руководящий пост в допенсионной жизни:
– Сейчас подъедет машина. Я вызвал такси. А вот и мотор. Тысяча извинений. Я оплачу.
К остановке подъехал автомобиль с жёлтым светящимся гребешком на крыше, с надписью, почему-то латиницей, «taxi».
Я открыл дверь и, усаживаясь на заднее сиденье, назвал адрес, стараясь не хлопать дверцей при закрывании, это всегда нервировало водителей, переживавших за своё личное орудие труда.
Но сейчас таксист не среагировал на этот звук и резво стартанул с места. Я пристегнулся и рассеянно стал смотреть в окно на пролетающие мимо деревья. Сквозь их голые ветви проглядывались редкие огоньки освещённых окон в домах. По два-три на этаж. Никому сегодня не хотелось рано вставать.
Дорога казалась незнакомой.
– Объезд. Ремонт теплотрассы, – пояснил водитель, предугадывая мой вопрос, – не переживайте, успеем.
Машина набрала скорость с явным превышением лимита. Таксист, не отрывая взгляд от дороги и придерживая руль левой рукой, достал из нагрудного кармана и показал мне через плечо раскрытую обложку какого-то удостоверения с фотографией и неразборчивым текстом. Я никогда не понимал смысла такого действия, часто демонстрируемого в кино всяческими агентами из всяческих спецслужб. В реальности ни фото сличить, ни название организации прочитать за такой короткий промежуток времени просто невозможно.
Между тем водитель, не дав времени опомниться, начал свой монолог, неожиданно назвав меня по имени:
– Лев Семёнович, не беспокойтесь. Сначала я должен отвезти вас в другое место, для встречи с нашими экспертами. На работе всё хорошо, не волнуйтесь. Вам зададут несколько вопросов…, – но договорить он не успел.
Грузовик, маячивший какое-то время впереди на правой полосе, стал поворачивать влево, и таксист, стремясь избежать столкновения, резко нажал на тормоз и быстро крутанул руль сначала влево, потом вправо.
Ледяная корка, на неразъезженном за выходные после-праздничные дни асфальте, заскользила под колёсами автомобиля, почти не замедлив его движение, и мы въехали левой частью капота в фонарный столб. Меня остановил ремень безопасности.
Пока я приходил в себя, в мою уцелевшую дверь уже стучали снаружи. Удары были сильными. С третьей попытки дверь открылась, и чьи-то заботливые руки помогли выбраться из машины. Вокруг суетился пожилой мужчина в длинном чёрном пальто. Он осматривал меня со всех сторон, поднимая и опускал мои руки, похлопывал по ногам.
– Как же так, ай-я-я-й. Вы целы? Слава богу. Как же вам повезло.
Его голос показался знакомым. Не тот ли это чудаковатый старикашка с собакой, встретившийся вчера утром на школьном стадионе? Но сейчас он выглядел гораздо бойчее в своих движениях. Рядом с ним стоял человек среднего возраста в короткой серой куртке с накинутым поверх вязаной шапки капюшоном, надвинутым по самые глаза. Должно быть это он принимал участие в моём вызволении из машины, а теперь изучал меня внимательным взглядом и время от времени оглядывался.
– Евгений Сергеевич, пора, – проговорил он нетерпеливо и направился через дорогу к обочине, где стоял ещё один автомобиль – белый микроавтобус-фургон без окон, с синей мигалкой на крыше.
Старичок, которого назвали Евгением Сергеевичем, потянул меня за руку, говоря в приказном тоне голосом оперного тенора, трудно воспринимаемым всерьез:
– Пойдемте со мной, вас отвезут в травмпункт.
– Мне на работу. Меня вызвали срочно, – лепетал я в ответ, идя за ним в сторону фургона.
– Сначала вас осмотрит врач. Возможны внутренние повреждения. Если состояние позволит, вы сможете пойти на работу. Но я рекомендовал бы взять отгул, хотя бы на день. У вас шок после аварии.
Когда мы дошли до автомобиля, мужчина, ожидавший нас там, с грохотом сдвинул боковую дверь, и старичок помог мне подняться в салон.
В машине было светло, стояли несколько кресел, перед каждым небольшой столик. В одно кресло сел я, в другое – старичок. Мужчина забрался в кабину водителя, и мы поехали. Изредка водитель включал сирену и сбавлял скорость.
– Мы на «Скорой помощи» едем? – спросил я удивлённо.
– Да, – усмехнулся старичок, – это специальная скорая помощь. Вам повезло, – повторил он, – мы вовремя оказались на месте.
– А вы кто? – задал я следующий логичный вопрос.
– Мы – Служба спасения.
– Я видел вас сегодня утром на стадионе, с собакой. Вы со мной поздоровались. Мы знакомы? Это вы были?
– У вас признаки ретроградной амнезии. Нарушение воспоминаний о событиях, предшествующих аварии. Отдохните пока и ни о чём не беспокойтесь.
Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Сразу после этого я почувствовал, как меня осторожно потрясли за плечо. Когда я открыл глаза, пожилой мужчина в серой куртке с капюшоном убрал руку и улыбнулся:
– Ну и славно. Я уже волновался. Приехали. Сами сможете выйти?
Я выбрался из салона микроавтобуса. Старичка рядом не обнаружилось.
Прямо передо мной, в метре от фургона, находилась открытая настежь небольшая железная дверь в кирпичной стене длинного здания без окон, куда незамедлительно вошел разбудивший меня человек. Мне оставалось следовать за ним, не отставая. Коридор оказался длинным и пустым, с переходами и поворотами, в которых легко запутаться.
Наконец мы добрались до нужной двери, выбранной моим проводником из ряда других точно таких же, по какому-то одному ему известному признаку. Она была ничем не примечательна, без указателей и табличек.
Всё это нисколько не напоминало медицинское учреждение, даже отдаленно.
Открыв дверь, человек пригласил жестом зайти первым, после чего закрыл её с обратной стороны, сразу, как только я сделал два шага.
Я остался один в комнате.
Оглядевшись увидел на стене с потёртыми бумажными обоями и плакатами на медицинские темы вешалку с тремя крючками для одежды, на одном из них висел белый халат.
Кабинет без окон освещался настенным плафоном, закрепленным над столом, стоящим у стены, напротив входной двери. В боковой стене слева ещё одна дверь. Перед столом два стула, а у стены справа – длинная широкая скамья, обитая светло-коричневой кожей. В углу раздвижная ширма.
Я кашлянул для приличия и задал преувеличенно шутливым тоном вопрос:
– Есть кто-нибудь?
Когда приходилось ждать в учреждении или магазине, накапливающееся внутреннее раздражение всегда придавало ощущение собственной правоты и уверенности, выражающееся в решительном действии, – громко позвать кого-то, кто должен быть на рабочем месте, но, почему-то отсутствует.
Я снял куртку, повесил на вешалку, шагнул вглубь комнаты и уселся небрежно на один из стульев, повернувшись правым боком к столу.
За боковой дверью послышались шаги. Дверь отворилась и передо мной предстала молодая женщина в таком же халате, как на вешалке, и в высокой белой шапочке, скрывающей прическу, со стетоскопом на шее, неловко придерживаемым рукой, чтобы он не съехал. Из нагрудного кармана её халата выглядывала авторучка с мигающим зеленым огоньком на колпачке.
В правой опущенной руке она держала белую папку с развязанными, свисающими тесёмками.
Женщина посмотрела строгим взглядом, не очень-то соответствующим её неуверенному вопросу:
– Лев Семёнович?
Я ответил, продолжая в том же шутливом ключе, – он самый, – и стал ждать ответной реакции.
– Пройдите за ширму, разденьтесь до трусов и лягте на топчан. – Она указала на скамейку.
Проделав то, что от меня требовалось, я улёгся на холодную белую простыню, постеленную доктором, пока раздевался за ширмой. Коротко рассказав о случившемся, я стал выполнять по её команде различные движения руками и ногами, сначала лёжа на спине, а потом перевернувшись на живот. Проделав дальнейшие необходимые манипуляции с моим телом и головой, и помахав своей авторучкой с мигающим светом перед лицом, доктор подтвердила: в организме повреждений нет.
Я оделся, сел на скамью и стал ждать. Женщина что-то писала в своей папке.
Я спросил:
– Ну как, мне можно на работу?
– Минутку, – ответила она, не отрываясь от своего занятия, старательно выводя буквы. Затем протянула заполненный бланк и сказала:
– Предъявите по месту работы. Больничный на три дня. Продлевать и закрывать не требуется, но советую показаться своему терапевту. Вам предписан покой, физические нагрузки исключить.
Я взял густо исписанный крупным почерком листок, надел куртку, попрощался и вышел из кабинета. Коридор оставался всё таким же безлюдным. Мой сопровождающий отсутствовал.
– Так. Когда мы шли сюда, дверь в кабинет была справа. Значит выходить нужно, оставляя дверь слева. А дальше куда?
Я решил уточнить у доктора, как выбраться отсюда, вернулся в кабинет, вновь оказавшийся пустым, и крикнул:
– А можно спросить? Подскажите, как мне выйти!
Прислушался. Тишина. Тогда я приблизился к боковой двери, откуда появлялась женщина в белом халате, постучал, опять прислушался. Ни звука, ни шороха. Открыл дверь, нажав на ручку, выглянул. Перед моими глазами предстал ещё один длинный пустой коридор с закрытыми дверями.
Я возвратился в кабинет, ничего не понимая, и почему-то решил накинуть поверх куртки белый халат, одиноко висевший на вешалке. Может быть здесь принято носить белые халаты, и я сойду за своего. Всё это отчётливо начинало мне не нравиться.
После недолгих блужданий по коридорам и переходам, мне показалось, что я вернулся назад – к кабинету врача. Тогда я стал дергать за ручки всех дверей подряд, но мои попытки открыть их оказались тщетными. Сегодня же 3 января, – догадался я, – учреждение не работает. Но свет горит. Наверное, это дежурное освещение.
Наконец, я заметил на полу перед одной из дверей блеск подсыхающей пленки воды. С облегчением сообразив, что это может быть растаявший снег от ботинок, занесённый при входе с улицы, я направился туда. Ещё бы чуть-чуть и пол мог высохнуть, лишив меня надежды обнаружить выход из этого лабиринта.
Но я рано радовался. Дверь, как и все остальные, оказалась запертой. Я посмотрел в замочную скважину, но ничего не увидел. Железная дверь снаружи, – вспомнились мне обстоятельства своего прибытия в фургоне к этому кирпичному зданию в сопровождении человека в серой куртке.
Как он уверенно шагал по этим коридорам. По каким признакам здесь можно ориентироваться?
Я решил внимательно присмотреться к стенам, полу и потолку. Но ничего, заслуживающего внимания, обнаружить не удалось.
