Дома Анну встретила натянутая тишина. Обычно к ее приходу квартиру заполнял шум телевизора и запах ужина, но сегодня не было ни того, ни другого. Кухня и гостиная пустовали. Анна заглянула в комнату дочери. Лиза сидела за столом в наушниках и не слышала, как вошла мать. Девочка что-то писала в дневнике. Стол был завален учебниками и тетрадками, кружками, сувенирами и игрушками поп-ит разных цветов и форм. А еще фантиками от конфет. Глаза Морозовой расширились, тело пронзило тревогой и гневом.
– Что это такое? – закричала она, вытащив наушник из уха дочери.
Лиза подпрыгнула и задрожала. Вначале девочка ничего не могла понять, но потом перевела взгляд на свой стол. Поднесла руку к губам и перестала дышать.
Она молча схватила фантики и побежала к мусорному ведру на кухне. Как будто это поможет вернуть все назад. Как будто мама забудет, что видела. Как будто Лиза ответственная умная девочка и не делает глупостей.
Анна заставила дочь измерить сахар. Он оказался гораздо выше нормы. Лиза, плача, сделала укол инсулина и заперлась в комнате, крикнув, что не хочет видеть мать.
А той и самой хотелось плакать. Она бы отдала все на свете, чтобы день, когда дочери поставили непоправимый диагноз “сахарный диабет 1 типа”, никогда не наступил. Но время не повернуть вспять, и нужно учиться жить с диагнозом. Три года прошло, но легче не становилось. Станет ли?
Женщина сидела на одинокой кухне за пустым столом и только через полчаса вспомнила, что Германа нет дома. Это было странно. Она набрала его номер и слушала тянущиеся, как резинка, гудки. Муж не ответил, а через пару минут прислал смс: “Задержался на работе, буду через час”.
Обычно не задерживался. Анна решила не беспокоиться и принять ванну. Нужна передышка: мысли, вопросы без ответов и волнения раздирали ее на части.
Проходя по коридору, заметила на полу какую-то бумажку. Это оказался чек из цветочного магазина на внушительную сумму. Она задумалась, перебирая в голове дни рождения всех знакомых женщин: общих друзей, родственниц. Никого не вспомнила. Наверное, для коллеги. Может, поэтому и задержался, что у них праздник? Анна выкинула чек и сомнительные мысли.
4 сентября 2015 года
Меня продолжает мутить по утрам. Иногда и в течение дня. Все время хочется спать. Месячные так и не начались. Я судорожно вспоминала, когда были последние. Но не вспомнила. Я вообще не следила за ними, потому что даже сама мысль забеременеть сейчас казалась абсурдной. Да и у нас был лишь эпизод на кухне… Неужели?
Сегодня купила тест, но пока не решилась сделать. Слишком много мыслей. Они копошатся, как куча мерзких тараканов в террариуме.
На прошлой неделе обсуждали с психологом книги. Сама не верю, но уже прочитала обе. Мы весь час говорили о тайных знаниях, как их получить и что они дают. Людмила, кажется, хорошо разбирается в этом. У нее есть ответы на все вопросы. Я спросила, разве может быть причина для того, что случилось со мной?
– Представь рисунок сакуры, японской вишни. Это важный символ японской культуры. Как думаешь, почему столько художников и поэтов используют ее в своих произведениях? А миллионы туристов слетаются полюбоваться цветением?
Я не нашла другого ответа, кроме того, что это красиво. Но решила промолчать.
– Ветку сакуры обычно изображают изогнутыми, ломаными линиями. Такая ветвь символизирует жизнь человека. Того, кто пережил болезненные, ужасные удары судьбы и остался верен себе и своим принципам. Его душа нашла силы снова расцвести, как цветок, несмотря на глубокие, почти смертельные раны.
Дома я поискала картины сакуры известных художников и поняла, о чем говорила психолог. Черные, кривые ветки дерева пугают и печалят, но розовые, нежные лепестки дарят надежду и радость.
Смогу ли и я расцвести? Забыть. Восстать. Обрести.
Сделаю тест завтра, перед сеансом терапии.
6
В офис группы “Кубок истины” следователи заявились без предупреждения. Дверь открыл тот же мужчина, что выступал вчера перед спектаклем. Сотрудники полиции показали удостоверения и попросили поговорить с главным. Бородач удалился, оставив их на пороге. До Морозовой донеслись крики попугая. Она молча переглянулась с помощником. Мужчина вернулся:
– Людмила Тимофеевна готова принять вас.
Комната мало походила на кабинет психолога, хоть стены и были увешаны дипломами и сертификатами местного и международного уровней. Пахло благовониями и шарлатанством. В полутьме на шикарном, словно трон, кресле сидела женщина в деловом костюме. Она вежливо поздоровалась глубоким бархатным голосом и пригласила следователей присесть. Представилась Людмилой Тимофеевной Петровой, психологом и организатором группы поддержки и театра независимых актеров.
– Мы вчера были на вашем спектакле, – начала Морозова.
– Очень интересно, – добавил Зотов. Скрыть ироничный тон не получилось, и психолог нахмурилась.
– Спасибо, – она сделала вид, что не заметила насмешки.
– Мы расследуем смерть одной женщины. Эмилии Мышковой. Насколько знаем, она состояла в вашей группе? – Анна положила снимок жертвы на стол.
– Смерть? Она умерла? – Психолог подняла брови и ахнула.
– Да, тело нашли в реке.
– Какое несчастье. – Людмила, не смотря на фотографию, встала и прошлась по кабинету. – Да, Эмилия ходила ко мне на консультации несколько лет и стала активно участвовать в деятельности группы и театра. Все шло хорошо, у нас были успехи, но в последний месяц она перестала появляться. Я думала, она уехала заграницу.
– Почему вы так решили? – Морозова внимательно следила за стоящей у окна женщиной. Та все время поправляла тонкие волосы, печально смотря вниз на улицу.
– Ее бывший муж живет, вроде бы, в Швейцарии. Она хотела вернуться к нему, ведь у них общая дочь. Думала, они помирились, и она уехала.
– Вы когда-нибудь видели дочь Эмилии?
– Конечно, она брала девочку с собой на репетиции. Прекрасный послушный ребенок.
– Она пропала. – Морозова старалась не упустить ни одной детали в лице и жестах Петровой.
– Пропала? – переспросила та и поднесла руку к губам.
– Да. Может быть, вы знаете, где могла бы быть девочка?
Психолог грустно покачала головой.
– Даже не знаю. Но надеюсь, вы как можно скорее найдете ее.
– Делаем все, что в наших силах, – вставил Зотов.
– Так когда, вы говорите, видели Эмилию в последний раз?
– Точно не помню. Сейчас проверю журнал. – Психолог подошла к столу и выдвинула ящик. Пролистала ежедневник. – Последний сеанс был в мае, 28-го числа. В июне у нас проходил ежегодный летний тренинг, Эмилия отказалась участвовать. И с тех пор не давала о себе знать.
– А что за летний тренинг?
– Групповая терапия на свежем воздухе. Две недели занятий и отдыха от рутины, – четко и без запинки выдала психолог, словно заученные для рекламы фразы.
– Скажите, Людмила Тимофеевна, мы можем поговорить с другими участниками группы? Может, они что-то знают?
– Конечно, если они не против.
Женщина покопалась в нижнем ящике и достала папку.
– Здесь контакты всех, кто когда-либо участвовал в моих групповых тренингах.
Список был внушительный. Следователи поблагодарили психолога и покинули квартиру. Морозову еще долго преследовал запах ванили и ладана, от которых ее снова затошнило, как на спектакле предыдущим вечером.
5 сентября 2015 года
Пять минут в туалете наедине с тестом показались вечностью. Не знаю, какой результат ждала. Но сердце давно выстукивало ответ.
Первый порыв – позвонить Марку. Но он не любит, когда его отвлекают от работы.
Ни с кем из подруг обсуждать не хотелось. Да и остались ли подруги? Последние полгода я пропускала все мероприятия и праздники. Уверена, меня позабыли.
Психолог в первую же секунду заметила мое возбуждение и спросила, что случилось.
– Я – беременна, – выдохнула я и глупо улыбнулась. Мне понравилось ощущение, когда произнесла это вслух.
Людмила вскочила с кресла-трона и обняла меня.
– Может, это непрофессионально, – шепнула в мое ухо, – но я рада за тебя.
Сеанс шел как обычно. Я рассказывала о своих страхах и сомнениях, потом мы говорили о духовных истинах. Психолог цитировала книги и известных философов, но что-то в ее поведении изменилось. Начинала говорить и не заканчивала мысль, перескакивала с темы на тему, блуждала взглядом, хотя обычно, не отрываясь, смотрела в глаза. Когда оставалось десять минут до конца, задумчиво сказала:
– Прости, я все время думаю, – она склонила голову и посмотрела в пол, – ты же понимаешь, что история может повториться?
Я задрожала так сильно, что, казалось, комната дрожит вместе со мной. В горле пересохло.
– Есть способ обезопасить себя.
Она долго молчала. Я хотела спросить какой, но не могла выдавить из себя ни звука.
– У меня есть связи, – произнесла и наконец взглянула на меня Людмила. – На острове Ладожского озера монахи-отшельники непрерывно поют псалмы, молятся за всех, кто к ним обращается. Их молитвы даруют наивысшую защиту.
Я отметила, насколько серьезным стало ее лицо. Она не отводила от меня взгляда, и я сжалась в комок.
– Иногда я обращаюсь к ним с просьбами. Даю имя человека, которому нужна помощь, и они молятся день и ночь.
Инстинктивно я положила руки на живот, думая о том, что меня ждет. Еще одной трагедии не переживу. Я должна сделать всё, что в моих силах.
– Ко мне приходила девушка с похожей историей, – продолжала Людмила. – У нее были две неудачные беременности, и она панически боялась за третью. Врачи прописывали неутешительные диагнозы и прогнозировали выкидыш. Мы поставили защиту в начале второго триместра, и уже через неделю гинеколог удивлялась идеальным анализам. Сейчас девочке четыре года, – психолог засветилась искренней улыбкой, – болтушка и хохотушка! Мы иногда пьём кофе, болтаем, девушка каждый раз благодарит меня.
Мне уже хотелось ответить, что я согласна, но Людмила добавила:
– Я не убеждаю тебя, подумай. Риска здесь нет: результат гарантирую.
– Хорошо, – прошептала я.
– Ты понимаешь, что это доступно не для всех? – Она что-то чиркнула в блокноте и оторвала листок. – Эта сумма идет на содержание монахов: жилье, еда. И на безопасность твоего ребенка.
Я посмотрела на озеро нулей и сглотнула. Марк, скорее всего, разозлился бы и сказал, что я дурочка. Но я пойду на все, чтобы обезопасить малыша.
Вечером перевела нужную сумму со своего банковского счета. Марку еще не сказала про ребенка.
7
Морозова с Зотовым обзвонили всех клиентов Людмилы Петровой. Многие не брали трубку, другие бросали после того, как следователи представлялись. Морозова выяснила, где и когда проходит групповая терапия, и они с Зотовым подъехали к современному офисному зданию, надеясь перехватить кого-нибудь после занятия.
Ждали долго. Солнце слепило, играло веселыми бликами на здании и сером асфальте. Лето выдалось жарким и пока не собиралось сдавать позиции. Морозова обмахивала себя блокнотом и щурила глаза.
Заходили и выходили люди в деловых костюмах, с кейсами и айфонами. Наконец на четвертом часу ожидания показалась группа из нескольких мужчин и женщин в повседневной и спортивной одежде. Зотов собрался выйти из машины, но Морозова остановила.
– Все равно не заговорят, – сказала она, внимательно разглядывая группу. – Давай лучше разделимся и проследим за кем-то из них. Может, увидим что полезное.
Зотов с сомнением взглянул на начальницу, но послушался. Он пошел за высоким мужчиной в джинсовой куртке, а Морозова – за худенькой хрупкой брюнеткой с длинной косой. Она, как бабочка, ловко летела вперед между людьми, магазинами. Следователь спешила, боясь потерять ее и единственный шанс что-то узнать.
6 сентября 2015 года
Сегодня гинеколог подтвердила беременность. Срок пока не рассчитать, неделя четвертая-пятая, может. Я выбрала врача в частной клинике по отзывам на мамском сайте. Не хотелось идти к предыдущему. В этот раз все должно быть по-другому.
Гинеколог Мария Анатольевна Родич, пухленькая и веселая женщина за сорок, задавала стандартные вопросы для составления подробной картины. Про заболевания, мои и семьи, аллергии, операции и так далее. Подошла очередь самого страшного вопроса:
– Первая беременность?
– Нет, – выдавила я.
– О, и сколько старшему ребеночку? – жизнерадостно пролепетала врач, не отрываясь от медкарты.
– Завтра был бы год.
Родич перевела взгляд на меня – я еле сдержалась, чтобы не заплакать. Ком уже подобрался к горлу, не давая выход словам.
– Простите, мне жаль, – она засуетилась, начала перелистывать страницы. – У меня нет вашей карты с прошлой клиники, но я потом найду в общей системе. И назначу дополнительные анализы.
Она продолжала что-то говорить и одновременно писать, но я перестала слышать, провалившись в воспоминания.
Прошлый раз начиналось всё так же. Я почувствовала первые признаки еще до того, как тест показал две полоски. Меня тошнило, болели голова и грудь, постоянно хотелось спать. Хотя специалисты утверждают, что можно что-то ощутить не раньше шестой недели, мой организм сообщает мне сразу, надо только уметь слушать.
Я сделала тест и, прежде чем сообщить мужу, решила удостовериться у врача. Мы планировали ребенка, но хотелось быть уверенной на сто процентов и подготовить настоящий праздник, на котором торжественно рассказать замечательную новость.
Гинеколог была хорошая. Добрая, понимающая. От нее шла такая позитивная энергия, что все страхи в секунду улетучивались. Она давала мне силы одним лишь взглядом. Ее заботливый тон и искреннее участие создавали теплую атмосферу и даже домашний уют, что редко почувствуешь в бездушном кабинете врача.
