– На могилу? – спросила девочка. Мать кивнула.
Нарвав пышный букет из кроваво-красных цветов, они подошли к зеленому холму. На нем не было цветов. На нем вообще не росло ничего, кроме странной травы. Мия снова взглянула вниз, снова увидела, как смятые травинки тут же выпрямляются, скрывая следы матери, не оставляя и намека.
Они поднялись на холм. На его вершине стоял еще один, самый большой и высокий, словно дозорная башня, столб. Он был вырезан из другого камня. Темно-бурого, кровавого камня. Дина взглядом окинула окрестности. На севере, сколько можно было выцепить взглядом, простирались болота. На западе и юге был густой лес. И лишь, далеко на востоке, виднелась искрящаяся полоса реки. Несколько мгновений мать смотрела на реку.
– Это Эрау-Пре! Слава четырем надзирателям! – сказала она обернувшись. – Мы пойдем в ее сторону и тогда точно выйдем в деревню. Главное, чтобы по пути с нами ничего не случилось. Идем, Мия! Быстрее, пока тот монстр не дал знать о нас старосферам!
– Погоди. Мам, смотри. Вот тут!
– Что там?
Мия указала рукой на какое-то растение, а затем, подошла к нему и села на корточки.
– На картофель похоже, – сказала девочка. Сзади подошла мать.
– Да. И правда, похоже. Только листья красные и какие-то странноватые.
– Может, это и не картофель?
– Сейчас я проверю. Мать опустилась на колени рядом с Мией и начала раскапывать землю у растения. Наконец, в ямке показался большой, алый клубень. Мать взяла его в руки.
– Алый? – с подозрением спросила Мия.
– Да какая разница? Нам так повезло! Так повезло! Картофель! Похоже, здесь действительно раньше жили Унку. Теперь у нас есть еда! И какая! Мия, давай поищем, может, здесь есть еще. Мия молча кивнула. Мать поднялась. – Смотри! Смотри! Вон еще картофель. И вон! И Вон! Мия, они здесь всюду растут.
Мия вскочила на ноги и, нервно крутя головой, осмотрела весь холм.
– Их… Их тут не было! – сказала она испуганно. – Когда мы поднялись на холм, на нем не росло ничего кроме травы!
– Да брось ты! Мы так устали и голодны, что не обратили на них внимание. Но это, просто дар! Дар четырех надзирателей и Великого Кьяла. Если собрать все это! – воскликнула мать радостно, – нам хватит еды на несколько недель или… Ох! – воскликнула она возбужденно, – или даже месяцев!
– А как же та тварь? Птица, что приведет к нам старосферов. У нас нет столько времени, чтобы собрать это все. Да и не унесем мы…
– Да, ты права. Поэтому нам стоит поторопиться. Иди собирай! – приказала она дочери.
Мия послушалась. Повторяя за матерью, она начала раскапывать землю у других растений.
«Эти клубни, черт, какие-то они страшные», – думала она.
Достав точно такой же большой клубень, Мия осмотрела его. Из клубня, словно ноги и руки, росли четыре корня. Она положила его в корзину к зейманиловой каре и принялась выкапывать следующий.
«Такой же большой и корней столько же?» – удивилась она.
Выкапывая новые клубни, она заметила, что все они как на подбор похожи. Все имели четыре корня, словно четыре конечности.
«Несъедобные они. Чую, несъедобные! – подумала она, выкопав больше дюжины. – У них тут и глазки какие-то странные. А вот у этого как будто даже рот есть».
«Фтя! Фтю!»– Громко запищал клубень.
– А-а-а-а! – закричала Мия и отшвырнула его далеко от себя.
– Мия! Мия! Что случилось? Чего кричишь? – спросила прибежавшая мать.
– Оно живое!
– Кто?
– Картошка!
– Дай гляну. Мия показала пустые руки.
– Ты, что, ее выкинула?
– Да! Она же живая!
– Живая? Да что ж ты, дура, едой разбрасываешься? – сердито сказала она. – И еще и орешь на весь лес! А ну как старосферцы прибегут сюда! Девочка, мать и картошка – удобно! И обед, и ужин. Так что тебе в ней не нравится? Ну? – требовательно спросила мать, попутно рассматривая другой клубень, взятый из корзины.
Мия нерешительно взяла клубень из маминых рук, покрытых землей.
– Все с ними хорошо, – сказала мать.
– Она пищала! Мерзко так! – не сдавалась девочка. Она крутила в руках клубень. – Я не вру! Зачем мне врать?
– Я и сама не пойму зачем? Но, может, ты просто переутомилась? Не ела несколько дней, и тебе почудилось.
– Нет, это правда было! – упиралась Мия. – И смотри, – Мия взяла в обе руки по картофелине, – они такие похожие, одинаковые почти. У каждой из этой кучи по четыре корня, как руки и ноги.
– Ох… – тяжело выдохнула мать. – Мы обе утомились. Пойдем домой. У меня корзина почти полна, а идти далече.
– Я ее не буду есть.
– Не ешь. Только пошли скорее отсюда. Ты так громко кричала, что тебя было слышно на весь лес. Оставаться здесь очень опасно.
– Хорошо, Мама. Пойдем скорее. Я возьму твою корзину, она тяжелее, – сказала Мия и они спустились с горы.
Идя по лесу, Мия взглянула на клубни, лежащие в большой маминой корзине. И ей показалось, что один из них подмигнул глазком.
«Мне это только кажется», – убеждала себя девочка.
Весь оставшийся путь она старалась не смотреть в корзину. В скором времени лес вокруг стал редеть. Хвойные деревья сменились лиственными и Мия уже ждала, когда они совсем-совсем сойдут на нет и покажутся поля. И вот уже мост через ручей Руве, а за ним дорога, ведущая на Лаору. Мия остановилась и сказала:
– Мама, подожди немного, я выстираю платье. А то болотная грязь совсем засохла и мешает двигаться.
– Хорошо, – согласилась Дина и встала на мосту, ожидая дочь.
За мостом на окраине леса, росло старое, толстое дерево. На его могучих ветвях, в такт ветру покачивалось несколько человеческих тел в странной, не агенорской одежде с капюшонами. Одежда была создана из диковинных полупрозрачных материй и отражала окружающие цвета, делая мертвецов неприметными. Их кожа, напротив, была бледно-серой и высушенной, а лица выглядели лишенными всех жизненных красок. Эти люди были старосферы Унку из племени Фир. Их поймали и повесили здесь агеноридские солдаты.
Четверо воронов сидели на ветвях и поклевывали остекленевшие очи повешенных. Дина посмотрела вниз. Там у ручья, ее дочь сняла заляпанное засохшей, болотной грязью платье.
«Как же ты исхудала, доченька моя», – подумала она, глядя на щуплое тельце девочки, на проступающие под бледной, почти серой кожей, кости и тонкие ручки и ножки. «И почему же она так удивительно похожа на старосферку?»
Мия постирала в ручье платье. Темная грязь поплыла вниз по течению. Затем, хорошенько его отжав, надела. Красивым, резным гребнем расчесала свалявшиеся волосы.
– Думаю, оно по пути высохнет.
– Не простудись. Я вижу, ты все время носишь гребень с собой.
– Конечно, – ответила девочка, – ведь он такой красивый. К тому же ты мне его подарила.
– Я рада, что тебе нравится мой подарок, – сказала мать и добавила: – Пойдем домой, Мия.
Лес, наконец, кончался и начались пустые выжженные пространства, где еще недавно были посевы пшеницы и ржи. Долго Мия и ее мать шли по пыльной проселочной дороге, пересекавшей покрытые пеплом поля. Вокруг не было слышно ни пения птиц, ни жужжания насекомых. Только пепел, подгоняемый ветром, летел в лицо. В одной из сожженных деревень путь матери и дочери преградил поваленный ствол дерева.
– Смотри, мама, на бревне кто-то сидит! – сказала Мия, пальцем указывая на сгорбленную фигуру в кирасе.
– Я вижу, это солдат, – ответила ей мать.
Они подошли ближе. Человек сидел спиной к ним. Его седые волосы свисали из-под шлема. Пожилой агеноридский солдат был одет в старую, погнутую кирасу. Рядом с ним, на бревне лежал тяжелый ранец и ножны с одноручным мечом. Внизу стоял большой, круглый щит с красным аистом на гербе. Солдат не обращал на них внимания, а лишь ворчал себе под нос.
– Вечно сиять! – поздоровались с ним мать и дочь.
Солдат взглянул на них.
– Вфечно фиять! – поздоровался он шепеляво и добавил: – Какие у вас корзины тяжелые! Я полюбопытфтвую что там?
Не дожидаясь ответа, солдат запустил в корзину левую руку. Дина только сейчас заметила, что правая рука солдата, была отрублена по локоть и перевязана лоскутами темной ткани. Солдат вытащил одну из картофелин. Мия ждала, что сейчас клубень мерзко запищит и мать, наконец, поймет ее. Но, клубень молчал. Солдат покрутил его в руках, положил обратно и сказал:
– Пофезло вфам! Пофезло!Столько картох! И одна к одной! А какое удобное брефныфко! Может присядете? Тоже отдохнете?
– Да нет, спасибо, мы спешим домой, – ответила мать.
– Да? А куда?
– В Шесельфоф, – ответила Мия.
– А! Так я пвфоходил через нее! Считай ничего, кроме храма от дефвевни-то и не осталось, – сказал солдат шепеляво. Сожгли все полудикие старосферцы! Набеги то, как участились! Таких крупных набегов я давно не помню.
– Да, – сказала Дина, – все эти деревни до самой Эрау-Пре, сожжены и разграблены.
– Да я фидел, – сказал солдат. – А я вот, потерял конечность, и ногу сломал при штурме проклятого леса Фир. Тапереча фот, наконец домой отпустили. Много лет семью не фидел. И чую уже не уфижу, – добавил старик, окинув сожженную деревню грустным взглядом. – А далеко ли до Нирнсдорта? Знаете?
– Энким восемь будет. К закату доберетесь.
– Благодарстфую, – сказал солдат. – А что уцелел Нирнсдорт, аль нет?
– Не думаю, – ответила Дина.
– М-да… – горько изрек он и прибавил скрипучим голосом: – Вот сколько мы федём с ними фойну?
– Много поколений, – ответила Дина.
– Фот! – поучительно сказал солдат. – И за фто это местным людям? Да пфосто потому что не хфатило места! Места в краях получше да пожирнее! Там, в столицах столько людей, что больше нет места людям. Хах! – горько усмехнулся солдат. И они еще хотят, чтобы мы фоевали за эти пфоклятые земли. А нас солдат и так мало! Но, отдам старосферцам должное, я хоть, наконец, сфободен от службы, – солдат улыбнулся беззубой улыбкой и похлопал себя по отрубленной руке.
– Ладно. Задержались мы. Да, Мия?
– Ага! – ответила девочка.
– Мне тоже ещё неблифкий путь предстоит, – ответил старик вставая. – Фечно фиять! – попрощался он уходя.
– Вечно сиять! – попрощались с ним дочь и мать, обходя поваленный ствол дерева.
Через пол часа пути они, наконец, приблизились к родной деревне.
– Шесельхофф! Ну слава Кьялу! – сказала Мать, увидев впереди остатки частокола. – Мия наконец-то!
Они миновали частокол и вошли в то, что осталось от деревни. Их встретило несколько десятков дотла сгоревших строений. Черные остовы домов смотрели на мать и дочь мертвыми глазницами окон. В центре деревни стояло высокое строение из белого камня. Это был храм хоргокиды. Пожар хоть и не разрушил его полностью, но нанес ему серьезный вред. Все, что было внутри сгорело. Однако сейчас в храме кто-то был. Оттуда раздавались звуки.
– Ты иди, Мия. Я тебя догоню, – сказала мать грустно. Мия понимающе кивнула и отправилась в сторону дома. Дина легонько толкнула обугленную дверь. Она с хрустом выпала с петель и грохнулась на пол, подняв тучи пепла и пыли. Около завала, что был на месте алтаря, сидел пожилой священнослужитель, одетый в измазанную сажей и пеплом галахиду светотени. Он обернулся на раздавшийся шум. Но без особого участия взглянул на создавшую его и продолжил рыться в куче.
– Вечно сиять! – поприветствовала его Дина.
– И да светиться во все… – начал было священник, – А, впрочем, это и уже не важно, – добавил он грустно.
Под ногами хрустели стекла от разбитых окон. Дина приблизившись к священнику, поставила корзину на каменный пол.
– Что вы ищете?
– Что-нибудь. Сам, честно говоря, не знаю. Дина молчала. – Наверное, я ищу что-то, что снова заставит меня поверить.
– Вы? И утратили веру? – удивилась Дина. – Человек, который должен вселять ее другим.
– Четыре раза этот храм сгорел. Четыре раза его отстраивали. Все это было на моем веку и, лишь потому, что старосферы не убивают жрецов. А вы хотели помолиться? Молитесь… Но уже поздно. Чем дольше я смотрю на эту груду камней, тем больше все осознаю… – недоговорил священник и сел на колени у того места, где недавно был алтарь, а ныне ничего.
Дина села справа от него и сложила ладони в знак рыбы. Вместе они четыре раза произнесли молитву «Благополучного переселения», более известную как «Молитва Онигия Оллания» и молитву «Предназначения». Затем произнесли молитву, обращенную к императорам рода Теллур – хранителям равновесия. И в заключение Дина поблагодарила четырех надзирателей: Панепра, Тиматура, Мсаха и Хувила за то, что позволили им с дочерью выжить сегодня. По окончании молитвы Дина спросила:
– Так что вы осознаете?
– Осознаю, что четыре надзирателя отвернулись от нас. Мы изничтожили унку, теперь унку медленно изничтожают нас. А четыре надзирателя просто не надзирают за этим. Просто устали надзирать. Двадцать две мертвые сферы в этой галактической рыбе. Двадцать два раза одно и то же. А сколько таких рыб и сфер во вселенском океане еще? Я поставил новое надгробие на могилу вашего мужа и других погибших, – сказал священник. – Давайте пройдем и посмотрим?
Вместе с Диной они вышли из храма. За ним было кладбище. Тень от шпиля черной рыбой лежала как раз по центру кольца из нескольких десятков свежих могил. На каждой из могил был установлен большой сферический валун с именем. Каждый из них, кроме имени и даты смерти, был исписан религиозными символами. Дина остановилась около одного из надгробий. «Дарний из Шесельхофа. Дата рождения и смерти – пятьсот энный год от высадки», – прочла Дина.
«Командир гарнизона Шесельхоффа. Носитель частиц нейнарис». Дальше шли специфические символы читать которые могли только служители церкви.
– Признаться, я, их, богов, понимаю… – продолжил священник – а вот вас с мужем нет!
