– Я посылку привез – сказал Никита, которому все меньше нравился этот странный старик.
Он казался ему персонажем из какой то второсортной сказки, хотя если честно, напоминал бомжа.
Словно прочитав его мысли, дед нахмурился и сжал папиросу пожелтевшими костлявыми пальцами.
– Уезжал бы ты отсюда парень… – задумчиво выпустил дым старик и замер, опустив голову.
Со стороны казалось, что он спит.
– Вообще то я тут по работе, дедушка. Говорю же, я посылку привез.
Для Столыпова. Ты не подскажешь, где он живет?
Никита помахал рукой перед глазами старика, пытаясь того разбудить.
– Эй, ты тут? Ау…
– Да подсказать то не мудреное дело… – Очнулся дед.
– Вон там – он почесал свою давно не мытую бороду и махнул рукой в сторону дома
– У старой мельницы ты найдешь то, что ищешь!
И у Никиты появилось ощущение, что несмотря на свою слепоту, старик прекрасно ориентировался на местности.
– Ну спасибо, дедуль! Бывай здоров! – ответил Никита и направился к дому.
– Ну это вряд ли…. – ухмыльнулся тот и достал пачку папирос.
– И тебе не хворать…
Глава 2. Анисия
Далеко за лесом багровел закат, но июльское солнце все еще припекало, пока Никита добирался до мельницы.
Он оглянулся напоследок, но старика уже не было. Он как сквозь землю провалился. На завалинке не было ни души.
– Чертовщина какая-то… – подумал Никита.
Вблизи дом оказался намного больше. Когда-то, много лет назад, он был добротным и крепким.
Но теперь, провалившаяся крыша и трухлявый, покрытый зеленой краской забор, уже не делали его таким привлекательным. На стене одиноко висела табличка с цифрой семь.
А это означало, что он был на месте.
Покосившаяся от времени калитка была настежь открыта и жалобно скрипнула, когда Никита зашел внутрь, оглядываясь, нет ли по близости собак.
Но во дворе никого не оказалось. Ни кур, ни гусей, ни прочей домашней живности. Отсутствие животных показалось ему странным, ведь обычно в деревенских домах их в избытке. Но здесь стояла гнетущая гробовая тишина.
Двор был завален разным хламом, как будто хозяева в спешке уезжали отсюда, побросав всю домашнюю утварь. На стене сарая гордо висел портрет товарища Сталина в позолоченной деревянной раме. Вождь строго смотрел в светлое социалистическое будущее и как будто не замечал разрухи, царившей повсюду.
«Слава КПСС!» – гордо гласила под ним надпись.
Никита ухмыльнулся и пнул ногой плюшевого медведя, который грустно таращил на него свои глаза – пуговицы.
– Очень странное место… – подумал он.
Пройдя вглубь двора, Никита направился к дому и тут же споткнулся об пустое ржавое ведро. Он едва не наскочил на острые вилы, торчащие из темной дыры в сарае.
– Черт возьми! – в сердцах выругался он, переводя дух.
Кругом царило невероятное запустение. Он осторожно приоткрыл дверь амбара, но не увидел там ни коров, ни свиней. Изнутри потянуло сыростью и чем-то очень старым. Такой запах был ему хорошо знаком.
Когда-то в детстве, будучи на каникулах у бабушки, они с приятелем забрались в заброшенную баню, в надежде увидеть призрак белой дамы, которая, по утверждению местной шпаны, иногда появлялась там в окне.
Когда-то эта баня принадлежала помещику Ипатову, равно как и сама деревня.
Но после революции, его угодья разделили между собой безземельные крестьяне, а самого бывшего барина повесили на местной колокольне. И забавным было то, что вздернули его именно на той же самой церкви, которую он и построил.
Болтая ногами под позолоченным крестом, Ипатов с ужасом наблюдал, как революционные крестьяне, во главе с каким-то бравым матросом, волокут в баню его единственную дочь, красавицу Елизавету. Ипатову страшно повезло, что он так и не увидел то, что сделали с его Лизой эти будущие колхозники. Такова была его помещичья плата за тяжкие годы крепостного права.
С тех пор, на каждую полную луну, призрак Лизы появлялся в окнах бани, в которой ее жестоко изнасиловали и убили. Поговаривали даже, что в этой самой бане сгинули двое детей, которые по неосторожности или по незнанию забрались туда.
Но в эти деревенские байки, Никита, конечно же не верил, а при удобном случае не смог отказаться лично проверить эту легенду. Они с приятелем Яшкой Седельниковым залезли внутрь, но ничего, кроме груды пустых бутылок и голубиного помета там не нашли. Ни белой Дамы, ни следов ее убийства. Но запах сырости и плесени от старой помещичьей бани навсегда отпечатался в памяти Никиты.
Он тряхнул головой и поморщился, отгоняя воспоминания.
Все это было очень-очень странно.
– Ну да ладно – подумал он. – Деревня есть деревня… и закрыл дверь амбара.
– Вы кто? – раздался у него за спиной испуганный голос.
Никита даже подпрыгнул от неожиданности.
Перед ним стояла девушка. Он была в сером рабочем халате и в высоких резиновых сапогах. В руке она держала наполненное до краев ведро с молоком.
Никита только рот открыл от удивления, ведь он был абсолютно уверен, что ни коров, ни коз в амбаре не было.
Девушка стянула с головы платок, выпустив наружу светлые, как солома волосы.
– Кто вы? – переспросила она, с недоверием осматривая его с головы до ног.
– Я посылку привез – пробормотал Никита. – для Столыпова.
– Фу ты… – выдохнула с облегчением девушка. – А я-то уж, грешным делом, подумала, что грабитель какой забрался.
– Нет… нет, что вы! Я не грабитель! Я курьер… – воскликнул Никита.
Девушка заметно успокоилась и теперь приветливо улыбалась ему.
– Так пойдемте в хату! – кивнула она в сторону дома, и они пошли, лавируя между разбросанными по двору вещами. Но ее совсем это не смущало. Казалось, что она вообще не замечает беспорядка в своем дворе.
Она осторожно поставила ведро с молоком на крыльцо и зашла внутрь. Никита последовал за ней.
Ну вот! – девушка обвела рукой светлую прихожую, тут мы и живем…
– Круто! – кивнул головой Никита. – а хозяин где?
– Дедушка? – вскинула брови девица. – Так он скоро придет.
Вы проходите пожалуйста, будьте как дома! Он в соседний поселок за керосином поехал, но к ночи обязательно должен вернуться.
– К ночи? – Никите совсем не хотелось ожидать старика так долго, но он должен был получить его роспись за доставку.
– Да вы присаживайтесь! – ласково сказала она – Отдохните с дороги, чаю попейте!
Небось путь то был не близкий… А я вас блинами с вареньем угощу! С земляничным!
Ее щеки вмиг залились румянцем, а Никита отметил, что она вполне даже симпатичная, несмотря на то что из деревни.
Ей бы немного косметики и бьюти процедур – подумал он. – и ее запросто можно было бы принять за городскую. Девушка была среднего роста и худощава, но даже за простеньким ее халатом, легко можно было разглядеть стройное и красивое тело.
На вид ей было не больше двадцати. Значит, они были почти ровесники.
Хотя что-то в ней все-таки настораживало… и это не давало Никите покоя.
Ее необычные глаза, как будто лишенные зрачков, смотрели пронизывая его насквозь. Такие глаза обычно бывают у наркоманов. Но он сразу же отбросил свою догадку, хотя ее бледная, полупрозрачная кожа, с прожилками вен, выглядела пугающе.
Она как будто никогда в своей жизни не видела солнца. И на фоне всего этого, ее румянец на бледных щеках, смотрелся как неумело сделанный макияж.
Хотя, наверное, деревенским девушками нет времени ухаживать за собой, ведь работы по хозяйству и прочих забот у них хоть отбавляй!
Тем временем она по-свойски усадила Никиту на широкую лавку возле самого окна, из которого открывался чудесный вид на яблоневый сад. Позади, за деревьями виднелись ряды ульев, а это означало, что хозяин разводит пчел. Девица ловко подвинула стол и через минуту на нем появился пузатый медный самовар, плошка меда и керамическая миска ароматного варенья.
– А как мед в этом году? Хороший будет урожай? – поинтересовался Никита, добавляя себе в чай полную ложку.
– Мед? – переспросила девушка. Ах, мед! Так это вам лучше у дедушки спросить… это он пчелами занимается. А на мне все остальное хозяйство.
Внезапно она остановилась и как будто зависла.
Девушка была словно в прострации, она закрыла глаза и ее губы бесшумно что-то шептали. Как будто она пыталась вспомнить что-то.
Наконец она очнулась от своих мыслей и не обращая внимания на Никиту, села за стол и уставилась в окно.
Никита молча наблюдал за ней.
– А бабушка где? – отхлебнув ароматный чай спросил он.
– Бабушка…? – она повернула к нему голову.
– Так она на лесное озеро по малину пошла. Нынче ее там тьма тьмущая!
Она размешивала ложкой варенье и отрешенно смотрела сквозь Никиту.
– Чего это она так уставилась? – подумал он, но виду не подал.
– Щепотку сушеницы… три веточки багульника и Иван чай… – прошептала она, словно вспоминая что-то.
«Какой странный вкус…» – Никита выпил уже больше половины чашки и чувствовал, как по его телу разливается приятное тепло.
Наверное, домашний мед в сочетании с травами сделали свое дело. Ему вдруг стало легко и по-домашнему комфортно. Тревога исчезла, а мысли стали ровными и словно плыли теперь по точно заданному маршруту.
А девица теперь разглядывала его, подперев подбородок руками и довольно улыбалась.
– Вкусный чай? – спросила она, не сводя с него глаз.
И тогда к нему пришло чувство эйфории, как будто в каждую клетку его тела впрыснули какой-то наркотик. Как будто в тумане, он посмотрел на ее лицо, которое каким-то необъяснимым образом начало медленно расплываться у него перед глазами.
Он попытался сконцентрировать зрение, но это не помогло.
– Ой, какая же я невежа! «Я ведь не представилась!» – спохватилась девушка и протянула ему руку.
– Анисия!
– Никита – он машинально пожал ее руку, отметив, что она теплая и чуточку влажная.
– Что это со мной происходит?
Голова кружилась, а во рту страшно пересохло.
– Это я вам особенный чай приготовила, из местных травок, что на болоте у нас растут. А то у вас такой усталый вид, что мне смотреть на вас страшно! – добродушно улыбнулась она. – А мой волшебный отвар даже мертвого из могилы поднимет…
Никита почувствовал вдруг такой зверский аппетит, что ему показалось, дай ему быка, то он с легкостью бы его проглотил.
И словно прочитав его мысли, Анисия вскочила и бросилась к печке.
А когда она вернулась, то на широком деревянном подносе перед Никитой лежал теплый, с ароматной хрустящей корочкой хлеб. А также кувшин топленого молока и большая миска творога.
– Отведай, Никитушка, чем богаты! – сказала Анисия и ловко отрезала большую краюху.
От этих запахов у него едва не закружилась голова. Безумно вкусный хлеб захрустел на зубах, чуть не отключив его сознание.
Он так давно не испытывал радость от таких, казалось бы, простых, но настоящих продуктов.
