Марианна Кисс "Босс мафии. Одержимость"

Безупречная, продуманная, идеальная подстава.

Человек, все это сделавший, – гений, каких поискать. Прямо чувствую занесённый над моей тупой головой меч хитрого убийцы. Только меня убивать он не намерен был. Зачем? Если можно навесить на меня всех собак, всё, что можно. И если меня заметут, тогда с зоны уже никакой свободы век не видать, даже из-за прутьев решётки.

Очень умно.

Так умно, что от страха быть пойманным у меня не то что подмышки, спина и жопа вспотели. Как загнанный зверь метнулся к лестнице.

Память подбрасывает единственное правильное в этой ситуации решение. Только вот хер поймёшь, тут за эти годы все поменялось, от моих задумок мало чего осталось.

Было дело, сделал когда-то тайный ящик, схрон, для всякой незаконной херни. Если он ещё есть, то может быть мне сегодня… повезёт. Не стал раньше времени предвидеть удачу, рано загадывать, можно спугнуть. Стремительными, метровыми шагами иду наверх.

В доме никого. Оставили, свалили, чтобы мне одному сольная ария досталась.

Что ж, суки, посмотрим!

У меня уже выбора никакого: либо в ящик, либо на зону до конца своих дней. Так все обставлено, чтоб не выбрался я уже никогда.

Подхожу к спальне, когда-то своей, теперь хрен знает, что за комната. Толкнул дверь. Так и есть – спальня. И кровать та же. Слегка сменили интерьер, но не сильно. Даже вспомнились некоторые моменты, но сейчас не до них. Животный инстинкт добычи толкает прятаться.

Я упал на пол, на пузе полез под кровать. И мне уже похер, знает кто-то про шкаф или нет. Хочу спрятаться, даже если это будет последнее, что я сделаю, перед тем как навсегда потеряю свободу.

Шарюсь под кроватью, а в висках пульсирует звук сирен.

– Где она, сука?

Паника начинает овладевать впервые за много лет. Животная паника загнанной в угол жертвы. Ещё соображаю, нельзя трогать окровавленными руками, но под кроватью уже не до того. Похер. Приходится водить ладонями по полу, в поисках рычага.

Понимаю, именно эти движения выдадут меня, стоит кому-то пришедшему заглянуть под кровать. Но мне уже на все насрать, лишь бы свалиться в потайной ящик и возможно спастись. Это единственная, последняя возможность. Другой просто нет.

Слышу стуки, шаги разбежавшихся по дому людей.

– Полиция, выходите, подняв руки! – выкрикивает кто-то ещё внизу, и я понимаю, что у меня всего несколько чертовых секунд, начинаю в отчаянии бить по полу и… автоматическая крышка открывается, и я проваливаюсь в подпол, под кроватью.

Движение. Ставлю крышку на место, закрываю щеколду.

Замер, не дышу в ящике длиной в человеческий рост и шириной в метр. Как под себя делал. Видно, не зря. Я тогда мужикам хорошо заплатил за секретность. Даже Машка не знала про этот шкаф. Если бы узнала, что спит над схроном с калашами и всякой хернёй, не сильно была бы довольна.

А мне тогда не до сантиментов было. В опасность игрался и мне даже в кайф было мнить себя оружейным бароном. Вернее, Графом. Тогда мне такое погоняло дали. Типа Романов, давай царем будешь, а я типа нет, Граф – хорошо звучит.

И сейчас лежу, херов Граф, слышу как ходят легавые подо мной и надо мной.

Замер. Найдут – найдут.

Ну, а нет, тогда я, сука, найду того, кто весь этот замес устроил. Найду и печень вырву, за Лёху, ну, и за брата. И хоть он говнюком был, но он – брат мне.

Глава 9

Домой вернулась и чтобы отключиться, не думать об этих событиях, занялась уборкой. Я когда сильно нервничаю, начинаю убирать.

Думала, отвлекусь, куда там. В голове засело и никакими способами оттуда не вытянешь. Честно сказать, струхнула я. Испугалась. Федора испугалась. Голоса и этого жёсткого взгляда, совершенно чужого.

Я-то за эти дни решила – мой он человек. Ошиблась. Даже если Илью не Фёдор убил, с ним мне тоже водиться не стоит. Вон, какие бандиты им интересуются, не простые люди. В их мире всё предсказуемо опасно. Пострелять, ножичками помахать. Не хочется однажды стать жертвой их криминальных разборок. Мне о ребёнке нужно думать, а не о мужиках.

В комнате пропылесосила, полезла пыль протирать на люстре. Встала на табуретку, ажурные цветочки стеклянные протираю и дальше рассуждаю.

Всё, потрахались и разбежались. Забыли. Фёдор в свою сторону, я – в свою. Ещё бы работу поменять совсем, хорошо было бы. Достало уже ноги перед уродами раздвигать. Эх… если бы. Может, сходить в ДК, попробовать хоть на неполную неделю танцы преподавать.

А деньги где брать? Там, с тех танцев, копейки, только на квартплату и хватит.

Вздохнула. Никак не получается разрулить свою жизнь, чтоб легко пошла, непринуждённо, беспроблемно. Вечно какие-то крутые в ней повороты. Тишины хочу. Спокойствия. А уж будет человек, хорошо. Не будет – ну, и не надо. Одной нелегко, но всё же полегче, чем с мужиками и их проблемами.

Нет, все забыла. Оставила. Придут эти уроды, скажу – он меня выгнал, не понравилась.

И тут же взгляд Фёдора вспомнила – раздевающий. Эх.

– Лиля! – хриплый голос Николаевича потревожил мысли.

Я спрыгнула с табуретки. Пошла в комнату к свёкру.

– Ну? Чего орёте?

Смотрю, за грудь держится, пальцы в кулак сжал и как будто надавить пытается.

– Ты это… вызывай… наверное, скорую… что-то плохо мне…

– Вы чего это, Николаич? Что? Сердце? – кинулась к тумбочке за таблетками.

– Лиля, дай нитроглицерин, таблетку.

Нашла, дала ему, он быстро ее в рот и снова за грудь держится. Я к телефону, трясущимися пальцами набрала номер.

– Алло, скорая? Тополёвая двадцать три, квартира пять! Человеку плохо! Наверное, сердце! Скорее, пожалуйста!

Десять минут бегаю по квартире, все время подбегаю к Николаевичу. То воды несу, то полотенце мокрое на голову, то ещё что.

Набрала малого, сказала, чтоб домой быстро бежал.

– Держитесь, Николаич, сейчас будет лучше, – уговариваю свёкра.

Вернулся Егор.

– Где ты лазаешь, деду плохо, скорая сейчас приедет. Иди, внизу подожди, доктора проводишь.

Егор вышел, как всегда недовольный, что гулянку ему прервали.

Приехала скорая, врач, невысокий, молодой мужчина, посмотрел, медсестра сделала укол. Успокоили немного, но всё-таки решили Николаевича в больницу забрать, под наблюдение.

Я манатки собрала, села с ними в машину, ехать в больницу. Малого на хозяйстве оставила.

Доехали быстро. Скорая остановилась, я выскочила. Свекра на каталку переместили и повезли. Мне сказали зайти с другого входа. Остановилась, смотрю в след удаляющейся каталке.

Страшно. Чего это он вдруг? Не хочется, чтобы Николаевич помер, родной ведь человек.

Пока стою, ещё одна скорая подъехала. Двери открылись, врач ловко выпрыгнул и говорит кому-то, кто в машине остался:

– Подожди, тут у них нормальная столовка. Тебе сколько пирожков? Этому-то всё равно уже, а мне работать ещё до вечера.

Он отошел. А я только на секунду голову повернула, на одну долю секунды и… увидела знакомое лицо. Вернее… мертвое лицо, мертвого человека.

Тот самый – Лёха.

Трудно не узнать. Кажется, лицо его мне теперь в кошмарах будет сниться.

И вот он, этот самый человек, лежит в машине скорой помощи, абсолютно мертвый. Цвет лица, запекшаяся на шее кровь, стеклянный взгляд, мутные глаза мертвеца.

Обалдевшая, смотрю на него, не могу пошевелиться.

– Ну, что же вы, пойдёмте оформлять дедушку, – выкрикнул кто-то и я, вздрогнув, вспомнила, зачем здесь нахожусь.

Поспешила за медсестрой в приемный покой. Там уже, не торопясь, рассказала доктору всю подноготную болезни Николаевича. Даже забыла про увиденный мной только что труп мужчины.

Меня провели в палату. Я села на стул у кровати свёкра, грустно смотрю на него. Только сейчас, в другой обстановке, заметила, как он постарел. Когда-то сильный, волевой, властный мужчина, теперь почти старик, больной и немощный. Рядом аппарат, в вене игла капельницы. Одно не поменялось, выражение его лица, как всегда, сердитое. Вечно мной недоволен.

– Говорил я, твои гулянки до добра не доведут, – выдыхает слабо.

– А при чем тут вы и мои гулянки, как вы их называете? – огрызаюсь.

– При том. Все взаимосвязано, Лиля. Всё вокруг взаимосвязано.

Разговор, как обычно, не заладился. Я не стала долго сидеть.

Когда вышла из больницы, на улице было уже темно. Почему-то, глядя в тёмное небо над головой, снова в голове прокрутила слова Николаевича «Все вокруг взаимосвязано». Тут же вспомнился стеклянный взгляд мертвеца.

Но если этот Леха сейчас в морге, что могло произойти и где теперь Федор по кличке Граф?

Всего лишь вопросы в моей голове. Не пойду же искать Федора, чтобы узнать, что случилось с Лёхой. Это их, бандитские разборки, и мне туда лучше не соваться.

Достала телефон, вызвала такси. Сегодня в ночную смену и уже пора на работу. Из такси позвонила малому, сказала, что придется ему сегодня самому ночевать. Он как будто даже обрадовался. Я-то знаю почему. Сейчас позовет Макса ночевать или к нему пойдет.

– О, мам, я тогда к Максу пойду ночевать. Можно? – говорит довольный.

Это и лучше. Там он под присмотром мамы Макса.

– Можно, только веди себя прилично, чтобы потом его мама мне на тебя не жаловалась.

– Окей, мама, спасибо!

Пусть хоть так, лишь бы не один.

-–

В клубе, на удивление, народу немного. Три столика перед сценой заняты и ещё несколько подальше.

Я прошла в гримёрку, там уже Мими и Софа в костюмы одеты. Красятся.

– Привет всем, – бросила сумку на свой стул.

– Лиля, привет. Слышала новость, Романова завалили, – Мими с выпученными глазами ко мне повернулась. Как будто только и ждала, как войду, сразу выдать новость.

– Какого ещё Романова? – говорю недовольно. – Мне своих проблем хватает, Николаевича в больницу забрали с приступом.

– Ого, ничего себе. Как он?

– Да вроде нормально, капельницу поставили. Так что за Романов?

– Ты с луны свалилась? Романов – самый главный бандит в городе.

Вспомнилось лицо Лехи, точно, наверное, была перестрелка. Лёха этот, что ли Романов.

– Говорят, его брат убил – Граф. Он типа, только из тюрьмы вышел и пошел сразу мстить брату, за то, что тот его туда засадил. Ну, вроде. Он и убил…

– Что? – ещё даже не села, повернулась к Мими.

Внутри все так и перевернулось. Только ещё сегодня я видела Федора, сказала ему обо всем и теперь убит Романов.

Черт, так, наверное, это он или его люди Илью и убили. А Федор, значит, пошел разбираться с ним из-за меня?

Стоп! Стоп! Придумается же такое. Причем тут я, это их разборки? Не мои!

Начала торопливо переодеваться в костюм. В голове теперь полная сумятица.

Глава 10

Пустота ящика заполнена звуками, не то чтобы отличная слышимость, но о чем говорят, соображаю. Обрывочно вникаю в беседы.