Дмитрий Герег "Трейдер"

Говоря это, он кладет руку на плечо Раджи, который бормочет что-то непонятное. Тогда Антонио обращается к Конору:

– Пойдем со мной.

Конор на лету распечатывает лист и берет его с собой. Они в решительном темпе пересекают торговый зал и входят в коридор, освещенный двумя непрерывными неоновыми линиями. Останавливаются перед дверью из матового стекла с надписью: «Алекс Смит».

Антонио открывает дверь. Перед ними кабинка три на три метра, буквально заставленная «финансовыми книгами». На сером металлическом столе стена томов не позволяет увидеть то, что находится за ними. Они повсюду: сложены высокими колоннами вдоль стен или сложены на полках. Входя в этот офис, Антонио всегда испытывает чувство угнетения и удушье. Он несколько раз пытался приблизительно оценить количество книг, забитых в этом месте, но сдался перед загадкой числа, которое не поддается никакой оценке.

– Вот и мы, Алекс, – говорит он, как будто разговаривает с той непроницаемой стеной бумаги, которая стоит на столе.

– В Италии не стучат? – голос приходит из ниоткуда.

– У меня нет времени на твой юмор.

Мужчине, который явился из-за стен томов, перевалило за шестьдесят. Его лицо круглое, а волосы седые и неопрятные. За густыми линзами с красной оправой скрываются пара серых глаз, излучающих иронию и интеллект. На нем твидовый пиджак, который он носит поверх темно-серого свитера с высоким воротником – это явное нарушение офисного дресс-кода. Это бунт против обязательности носить синие костюмы и белые рубашки без пальто, даже в самые холодные дни зимы. Но он мог себе это позволить, потому что он – Алекс Смит, одним из лучших стратегов. При первой встрече с Джей и Антонио он заявил: «я всегда говорю то, что думаю. Если вы ищете ассистента, то вы не нашли того, кого искали». Он прибыл к зданию за Бэнк-стейшн после триумфального марша, диплом Оксфорда. Исследования елизаветинского театра, диссертация, посвященная розенкрейцерскому символизму у Шекспира, и престижная степень MBA по экономике. Затем десять лет во Всемирном банке, столько же в Банке Англии. Никогда не меняя своего образа действий и жизни.

Алекс снимает очки и кладет их на стол.

– О чем ты говоришь? – серьезный вопрос.

– Речь о последнем казначейском аукционе. Из Нью-Йорка они поставили на баланс 250 миллионов, – отвечает Конор, размахивая бумагой.

Алекс позволяет себе мимолетную улыбку.

– Мы знали, что все меняется.

– Ты знаешь, что я не разделяю твоих взглядов на американские облигации, Алекс, – Конор не скупится на грубость – но, если что-то изменится, я передумаю! Так что попытайтесь изменить мое мнение. Однако сделай это быстро, время летит слишком стремительно.

Антонио Моретти молча наблюдает за происходящим, скрестив руки на груди и прислонившись одним плечом к дверному косяку.

– Плохие манеры, Конор Маккарти, – Филип оглядывается по сторонам с олимпийским спокойствием. Затем он смотрит в неопределенную точку в комнате, между Конором и своим боссом, и снова начинает говорить под хмурым взглядом ирландца.

– Баланс Китая и Америки подскочил!

Китай. Америка. Два гиганта, две страны, два континента. Единый стратегический пакт о взаимопомощи. Экспорт азиатских промышленных товаров на американский рынок. Фиксированный обменный курс юаня к доллару, чтобы не ставить под угрозу экспорт с Востока. А китайцы финансируют ненасытного зарубежного потребителя, покупая тонны долгов под брендом США. Они наводнили Штаты дешевой продукцией. Они создали американскому среднему классу иллюзию богатства. Заводы США переносились в Азию, каждый год десять миллионов китайских крестьян превращались в рабочих. Одна из самых жестоких урбанизаций в истории, и в этой истории не останется ни одного слова. Музой был Федеральный резервный банк. Сверхнизкие ставки стимулировали деиндустриализацию в Соединенных Штатах, заставляя деньги бежать быстрее. Легкий доступ к кредиту. Безумие в сфере ипотечного кредитования. Мечта о доме для всех, которой хвастались демократы в Вашингтоне. Пузырь, который вскоре начал надуваться. Он изящно парил над рынком недвижимости, пронесся по небу Манхэттена, наполненному деривативами и субстандартными кредитами, и, наконец, неизбежно лопнул, потрясая сами основы банковской системы. Однажды в сентябре поток мужчин и женщин покинул небоскреб на Уолл-стрит, занимаемый Lehman Brothers, одним из основных операторов на рынке ценных бумаг США. Голова опущена, шаг неуверенный, в руках коробка. Это уже было похоже на конец, но все должно было начаться. Терапия была немедленной. Страшная инъекция долларов. Реки ликвидности. Центральный банк, который печатал доллары очередями, чтобы купить как можно больше токсичных ценных бумаг в кратчайшие сроки. Это были дни первого количественного смягчения. QE: триллион долларов вкачали в умирающее сердце. Пациент встал с постели, и все, казалось, вернулось на круги своя. Но никто не рассчитывал на возможный рецидив, по крайней мере, так казалось. Однако Алекс много думал об этом и теперь стоя перед Антонио и Конором он, кажется, совсем не удивлен.

– Мы в конце игры. С развитием внутреннего рынка китайцы будут продавать все больше промышленных товаров в Китае и все меньше экспортировать в США. Вы понимаете? Таким образом, им больше не нужно будет финансировать американских потребителей, покупая долговые обязательства под брендом США.

– Вы хотите сказать, что, поскольку Китай больше не покупает долги, Соединенные Штаты рискуют объявить дефолт? – голос Конора колеблется между иронией и недоверчивостью.

– Я никогда этого не говорил и даже не думаю. Долг будет оперативно рефинансирован.

– Кем?

– Нет, Конор, вопрос, который мы должны задать, не: «кем?» А «как?».

Алекс начинает рыться в столе в поисках чего-то в этом хаосе бумаг, открыток и томов. Наконец он достает скомканную зеленоватую бумагу и расправляет её. Взгляд Конора Маккарти пересекается с иератическим взглядом Джорджа Вашингтона и надписью: «Соединенные Штаты Америки». Купюра в один доллар.

– С этим! Они снова начнут печатать, и это безумие. Мы близки ко второму количественному смягчению, и последствия будут ужасными. Подумайте…

– Если снова начнут печатать, то, скорее, доллар не выдержит инфляции и рухнет… Не говоря уже об облигациях! – прерывает Антонио.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе ответил? Американцы печатают деньги и покупают на них наши долги, поэтому они определяют цену. А если бы мы рассуждали в терминах свободного рынка, то увидели бы, как ставки подскочили на один пункт, на два, на три… А с их дефицитом, вы понимаете, что это значит?

Искра озаряет взгляд Антонио Моретти, но Конор это предвосхищает:

– Да ладно, мы же говорим о Соединённых Штатах Америки! Ты понимаешь?! Ты действительно думаешь, что федеральный долг больше не будет считаться убежищем?

– Сегодня безопасно, но завтра…

Конор делает глубокий вдох. Антонио смотрит на доллар, следуя за вихрем мыслей. Затем он кивает, и они оба в унисон выходят из комнаты, но Алекс еще не закончил:

– Сегодня безопасно. Перл-Харбор тоже до утра 7 декабря 1941 года считался безопасным.

Они останавливаются в дверях, обмениваются взглядами, прежде чем отвернуться. Антонио кивает.

– Эволюция сотрудничества Китая и Америки тема, за которой мы с Антонио следим уже несколько месяцев, – разъясняет он Конору.

– Нас интересует процентная ставка в долларах США. Либо они отказываются от казначейских облигаций, либо от денег. Если они возобновят печать, они не смогут поддерживать работу обоих. Скажем так, это выглядит как беспроигрышная ситуация. Что бы ни случилось, прибыль гарантирована. Это серьезная игра. Самый главный вопрос – когда в нее играть.

Большую часть своей жизни Антонио Моретти посвятил исследованию значения этого слова ища подходящую возможность, точный момент для действия. С годами он обнаружил, что причины движения имеют меньшее значение, чем способность поймать момент. Он даже ошибся в своем прогнозе, но хорошо вошел в сделку и победил. Другие вместо этого угадали значение среднесрочной перспективы, не найдя правильного времени. В конце концов они занервничали или, что еще хуже, начали надеяться, что предсказанное событие произойдет и они проиграли.

«Когда ты начинаешь надеяться, ты мертв», – сказал однажды Джей Морган.

– У нас есть катализатор, Конор. И оно в ваших руках.

Ирландец смотрит на распечатанный лист, прежде чем отойти от стола. Он почти забыл об этом. Казначейство США двести пятьдесят миллионов – заказ на покупку на последнем аукционе облигаций «Европа

– Теперь время пришло, – подчеркивает Антонио с полуулыбкой на губах.

Конор комкает бумагу, поворачивается спиной к стратегу и в полной тишине возвращается к своему столу.

Глава ?

КОРОТКАЯ ПОЗИЦИЯ

В последние дни Антонио часто думал об американском долге. Он беспокоился о размере и устойчивости американского долга. Ведь огромный объем государственных обязательств мог создать риски для финансовой системы и мировой экономики в целом. Он думал о том, как можно использовать ситуацию с американским долгом в своих инвестиционных стратегиях. Может ли он извлечь выгоду в краткосрочной перспективе из возможного изменения в стоимости долговых инструментов или валютных курсов? Он сообщил о своем решении Конору и Радже: они займут «короткую позицию» по десятилетнему контракту за границей. «Европа» с фиксированным доходом собиралась сделать ставку против американского долга. Антонио Моретти чувствовал, что это было смелым решением, и оно несло за собой высокий риск, но он был решителен и готов бросить вызов дядюшке Сэму. Продажа ценных бумаг, которыми вы не владеете, с последующим выкупом и ставкой на разницу в цене. Взятие «короткой позиции», как считают некоторые, представляет собой обычную спекуляцию. Согласно другим мнениям, это выражение передовой финансовой стратегии. По мнению Антонио, это всегда нечто большее.

– Во всем виноваты эти двести пятьдесят миллионов, но кто сказал, что они сделали это впервые? Может быть, так продолжается уже какое-то время, и никому в голову не пришло продать облигации.

– Они просто хотят создать какую-то очередь возле клуба. Обычный механизм, – выразил свое мнение Раджа.

Но Антонио смотрел на это иначе:

– В этот раз место останется пустым.

– Моя интуиция подсказывает мне, что, возможно, ты прав, но наши аналитические модели указывают на другой сценарий: они, возможно, способны на это, они могли бы устоять. Это касается как курса доллара, так и низких процентных ставок. Если они выиграют, это будет пагубно для нас. Слишком дорого покупать, слишком дешево продавать… Я не уверен, но скажу следующее: давайте двигаться вперед, но с осторожностью. Давайте не рисковать сразу всем, и поищем наилучший момент для борьбы с Казначейством.

Раджа, как всегда с осторожностью и легкой неуверенностью относиться ко всем рискованным сделкам.

– Никто не может точно сказать, сколько людей держат облигации, ожидая изменения процентной ставки, чтобы их продать. Но сейчас эта возможность находится в наших руках. Мы контролируем её и, по моему мнению, есть только один способ выполнить эту сделку: сделать ставку и идти до конца, обладая полной уверенностью в наших действиях.

Конор молча следил за разговором, сохраняя свой скептицизм внутри себя. Затем его выражение стало более решительным, и он вернулся к своему посту. С этого момента он начал разрабатывать сделку так, словно полностью разделял эту идею, как будто она была его собственной. Его принципы не позволяли ему скрывать свои сомнения или критику, но как только решение было принято, он вступал в бой. Он всегда был на передовой, всегда осторожен, чтобы не поддаваться сомнениям и колебаниям.

В течение трех дней царило странное безумие и необъяснимая для многих решимость, которую Антонио не ощущал уже долгое время. Причина была проста: эта торговля не была похожа на любую другую. Это была уникальная задача – столкнуться лицом к лицу с переменными, которые подрывают любую традицию. В современной торговле риск фрагментирован, и каждое движение уравновешивается другой сделкой. Таким образом, прибыль является результатом сложной сети балансов, результатом математических структур, основанных на коррелирующих значениях. Вы больше не делаете ставку на тренд или направление, которое может принять рынок, а играете на многих фронтах одновременно и, следовательно, относительное преобладает над абсолютным. Таким образом, «короткая позиция» по казначейским облигациям имела особую привлекательность. Это была ставка против американской длинной ставки, которая напоминала нарушение догмы: непоколебимой веры в доллар и в обещание Казначейства США платить.

Моретти смог найти в себе смелость, чтобы проверить, действительно ли дискотека заполнена. Кто-то мог пойти до конца и решить «зафиксировать» этот момент, разоблачив возможный американский блеф и это должен быть он. Напряжение овладело его телом на несколько дней. Его ноги дрожат, он чувствует, как напрягаются мышцы у основания спины, вдоль икр, на лице. Он усердно пытается вдохнуть глубоко, и его тело все еще дрожит. В комнате царит странная, почти неподвижная тишина. Это ожидание кажется каким-то зловещим и медленным. Он осознает, что бывают моменты, когда необходимо забыть о всем и сфокусироваться на задаче. Поэтому на этот раз он понимает, что подход к «короткой позиции» казначейских облигаций должен быть особенным. Он отлично понимает, что не всегда можно рассчитывать на надежный доход, но он всегда остается на грани, стараясь не упасть в ловушку жадности. Именно поэтому он на этот раз решил не следовать двум правилам, которые вдохновляли его все эти годы. Два принципа были изучены на страницах книги Сунь Цзы «Искусство войны», которая сопровождала его на рынках.

Первое правило гласило: «Не унижай противника», что в переводе означало – не поддаваться жадности. Позволяйте себе получать прибыль, не втаптывая в грязь противника. Униженный в отличии от побеждённого, всегда будет искать возможности отомстить.

Второе правило советовало вести легкую битву и избегать сложных сражений, ибо они истощают все ресурсы. Иными словами, зарабатывайте деньги там, где вы уверены, что сможете это сделать.

Антонио пробует сфокусироваться на мониторе. На мгновение он перестает видеть цифры и теряет геометрию линий и столбцов. Ноготь левого указательного пальца ищет точку у основания большого пальца. Он проходит по компактной поверхности эпидермиса, пока не достигает бороздки разреза. Между двумя грубыми, пухлыми краями плоть живая. Он вонзает в неё ноготь, и от боли ему становится лучше, по крайней мере на мгновение. Замедляется поток мыслей. Восстанавливаются цифры на экране. Затем он встает. Теперь у него решительное выражение лица. Идя по офису, он чувствует, как все взгляды обращены на него. Он чувствует, как ожидание растёт. Он приближается к Конору, который сгорбился перед компьютером. Кладет руку ему на плечо и шепчет:

– Давайте закоротим миллиард. Половину «короткий» доллар, наполовину «короткий» казначейский долг. Я бы сказал, в пару траншей, но ты сам знаешься как это делается.

Ирландец кивает и снова смотрит на экран. Конор Маккарти родился в Нортсайде, на противоположной стороне Дублина. Проклятая обратная сторона города, где любому, кто спрашивал, какая культурная программа вечера, всегда отвечали: «Какую хотите, но ничего легального». Он сам установил законы дорожного движения и узнавал цены на героин на тротуарах, испытывая на собственной шкуре колебания более гибкого, чем когда-либо, рынка. Он все записывал, проверял силу лжи и опасность слабости, но никогда не терял надежду найти выход. Он знал, что рано или поздно найдет способ освободиться из того мира.

– Нам нужна осторожность. Требуются продуманные действия и точные шаги, нужно сделать так чтобы миллиард никто не заметил.

Конор быстро понял, как это сделать. Не задавая вопросов, переходит сразу к делу, берет трубку и набирает номер. Как только слышит «Привет», он начинает придумывать небольшую историю. На другом конце провода находится хедж-трейдер живущий на экзотических берегах Каймановых островов, где пальмы наклоняются к соблазнительному бирюзовому морю и солнце играет на белоснежных песчаных пляжах. Конор рассказывает ему об идиоте из Парижа, который неправильно оформил заказ на 10-летнюю американскую покупку.

– Он перешел границы дозволенного, даже не осознавая этого, и теперь паникует. Он должен закрыть позицию, а у нас нет казначейской книги. Вы покупаете все дешевле, что-то зарабатываете, а я оказываю услугу покупателю в Париже.

Несколько секунд тишины.

– Я согласен, – отвечает голос на том конце телефона. – Я покупаю по 102,25.

Щелчок мышью. Сделка совершена и не важно, что в Париже нет идиотов. Не так уж важно, что книга находится прямо на мониторе перед ним. Большой банк не просит об одолжениях и Конор Маккарти тоже. И вот уже размещены первые казначейские облигации. Он поворачивается к своему боссу и кивает едва заметным движением головы. Началась торговля сделками. Они обмениваются понимающими взглядами, которые в одно мгновение суммируют годы инвестиций, опасностей, расчетов и вероятностей. Они знают, что много играют. «Есть время терять», – повторяет себе Конор. Но это время не сегодня, это время «коротких» позиций Казначейства. Это вызов догме. Это вызов самому себе.

– Антонио, – Камилла стоит возле рабочего места с бутылкой воды в руке. Она одета в свой обычный черный костюм, куртку и брюки.

– Мне нужно с тобой поговорить, – шепчет она, ставя бутылку рядом с клавиатурой компьютера. Антонио наполняет пластиковый стаканчик и выпивает его залпом.

– Не сейчас, Камилла.

– Это важно.

Он вздыхает и откидывается на спинку стула.

– Если важно, тогда говори.

– Не здесь. Я бы предпочла, чтобы мы поговорили наедине.

Взгляд секретаря встречается с Раджой, который беседует с Джузеппе в нескольких метрах от неё. Он посылает ей воздушный поцелуй. Камилла закатывает глаза и прикрывает рот рукой, изображая смущение. Раджа улыбается, а Джузеппе прекращает говорить. После разборок с Рене, Антонио сразу заметил перемену в мальчике. Возможно, самые худшие унижения – это те, которые помогают тебе расти: вот уже несколько дней Джузеппе пытается взвешивать свои слова, больше слушать, меньше теории, меньше высокомерия и пустой болтовни.

– Хорошо, – говорит Антонио, вставая и провожая Камиллу в одну из комнат на краю офиса. Это конференц-зал с большим прямоугольным столом в центре и доской. В углу и стеклянная стена с видом на большую комнату. Он садится на край стола. Одна нога подвешена, другая стоит на земле.

– И что случилось?

Камилла вдыхает.

– Тебе нужно поговорить с Николь. Ты не можешь продолжать игнорировать ее.

– И ты прервала меня из-за этого?

Вопрос Антонио звучит резко, смешанно с негодованием. – У нас нет даже минуты на такие разговоры.

Он встает на ноги и идет к двери, качая головой, его глаза полны раздражения.

– Подожди!

Камилла делает шаг к нему и кладет руку ему на плечо.

– Я еще не сказал тебе, но есть кое-что, что тебе нужно знать, – её хватка усиливается. – Для меня это последний год. Я всё решила!

– Каждый январь у нас одна и та же речь. Камилла, ты знаешь, что в конце концов я всегда смогу тебя переубедить.

– Не в этот раз! Ты обещал мне…

Он внимательно изучает лицо женщины в поисках признаков уступчивости, но в зеленых глазах появилась новая убежденность, которой он не видел прежде. Раздражение переходит в удивление, заполняющее его разум.

– Что ты говоришь? Посмотри, куда мы пришли, как высоко поднялись. Я бы никогда не справился без твоей помощи. Это безумие, ты не можешь уйти. Не сейчас!

– Да, но, ты бы добился этого в любом случае. Я поняла это сразу, с тех пор как впервые увидела тебя. Возможно, однажды ты даже ошибешься, но ты всегда будешь лучшим. Потому что ты отличаешься от всех остальных. Никогда не забывайте об этом!

– Но предстоит еще так много сделать. Ты увидишь, что…

Она прерывает его взмахом руки.

– Я стара, Антонио, я стара для всего этого и ты должен понять.

– Да, ладно, ты же маленькая девочка, – говорит он, обнимая ее за талию, с натянутой улыбкой на губах.

– А ты галантный и лживый итальянец, – шепчет она ему на ухо, прежде чем высвободиться из объятия.

Он подходит к доске, берет губку и стирает несколько цифр. Цифры превращаются в размытое белое пятно.

– Есть одно место…

Мелом он рисует точку, над которой пишет «Барселона», а потом еще одну, сдвинутую вправо.