Сгнить мне совсем не хотелось и я выбрал вариант, дававший некоторые шансы, а Лядов на радостях и проболтался:
– Ну выручил, ну выручил! В районе план горит по добровольцам на стройку, а у меня горит разборка в райкоме по этому делу, – он недвусмысленно щёлкнул пальцами по горлу…
(А ещё говорит, что никто пьяным не видел! Брехло…)
– …А мне, – продолжал разглашать служебную тайну Лядов, – пообещали это дело замять, если дам добровольца.
Для получения комсомольской путёвки нужны были характеристика комсомольской организации, медицинская справка, паспорт со штампом «выписан», военный билет со штампом «снят», трудовая книжка с записью «уволен».
– Характеристику тебе уже печатают, – объяснил Лядов, трудовая книжка уже в райкоме: на руки не дают, чтоб до того не сбегли. Ну а в область приедешь, – смотри по обстановке…Паспорт, военный, – если спросят, скажи, уже снялся и выписался: всё равно никто не проверяет… А если до стройки доедешь, – тамошний комсомол всё сделает, не в первый раз. Медицинская справка? Сейчас сделаем.
Он открыл сейф и достал уже заполненный с снабжённый в положенных местах штампами «здоров» бланк медицинской справки.
– Фамилию и год рождения не забудь поставить, – Лядов протянул мне справку, – сейчас ставь: в райкоме проверят…
И вот я уже шагаю к райкому ВЛКСМ. Последним документом, который я получил в нашей шараге была моя характеристика. По последнему слуху, который я слышал в нашей шараге, у Марины, которая печатала эту характеристику, от смеха лопнул бюстгальтер. И не мудрено. Ибо спустя несколько часов как я был публично объявлен шефом «законченным алкашом», в характеристике на моё имя сообщалось обо мне, как «активном борце с пьянством, подающим пример трезвого образа жизни».
В райкоме согласно подробной инструкции Лядова я нашёл нужный кабинет. Дверь оказалась запертой. Но проходящие по коридору комсомольские работники пояснили, что искомое мною лицо заседает на конференции и велело всех интересующихся им ждать до окончания сего мероприятия. Я, любопытства ради, всё-таки заглянул в замочную скважину кабинета и… увидел заседающего на конференции мирно спящим за рабочим столом. Но, поскольку спяще-заседающий товарищ велел его ждать, то я решил следовать указаниям.
В это время к кабинету подошёл парень по манерам и внешнему виду весьма подходивший на вернувшегося из мест лишения свободы. С несвойственной для него вежливостью и деликатностью он поинтересовался, не за комсомольской ли путёвкой я стою? Познакомились. Разговорились. Семён, – так звали парня, – был направлен за комсомольской путёвкой нашим пригородным совхозом. Сеня был длительное время хулиганом районного масштаба. И, возможно бы, никогда не удостоился чести представлять свой совхоз на комсомольской стройке, если бы не одно торжественное собрание, на котором судьба свела Семёна и ответственного товарища из области. Это было в общем – то, рутинное собрание, которое никому – бы и не запомнилось, если бы не Сёма. Чтобы как-то разнообразить унылое однообразие заседания, Семён поймал ужа, и, принесся его на собрание, сунул в карман соседа. Сосед в разгар заседания сунул руку в злополучный карман… Бедный уж! Брошенный в ужасе перепуганным соседом как можно подальше, он угодил на неумеренно декольтированную грудь одной дамы, и, проскользнув через декольте внутрь дамского туалета, сорвал собрание… Вобщем-то, совхозники были даже довольны столь неформально прошедшим собранием. Но было одно «но», серьёзно изменившее судьбу Сёмы. Дама, посредством которой уж сорвал собрание, была супругой ответственного товарища из области. Ответственный товарищ топал в кабинете директора совхоза ногами и требовал вздрючить негодяя, оскорбившего честь его жены по всей строгости закона, а если закона такого нет, то найти, всё равно, если директор совхоза не хочет быть сам вздрюченным. Закон был найден: ст. 206 Уголовного кодекса «Хулиганство», возбуждено уголовное дело, проведены следственные действия, по результатам которого установлено лицо, виновное в указанном безобразии. С Сёмы сняли подписку о невыезде…Но в это время у секретаря комсомольской организации совхоза наметилась вздрючка по всей строгости Устава КПСС. Маленький сын секретаря по вредности или из злого политического умысла нарисовал в партийном билете папы рожки на портрете В.И. Ленина. Папа, не ведая подвоха, пошёл платить партийные взносы. Секретарь парторганизации совхоза, открыв партбилет, завёл персональное дело. Секретарь понял, что спасти ситуацию может только из ряда вон выходящий поступок. Таковым, по мнению райкомов комсомола и партии, могло стать отыскание добровольца на комсомольскую стройку. И незадачливый секретарь предложил Семёну за освобождение его от уголовной ответственности освободить секретаря от партийной. Ударили по рукам – сделка районного масштаба состоялась. Секретарь комсомольской организации на радостях поставил свечку в местной церкви, за что снова был привлечён к партийной ответственности. Правда, чем дело кончилось на этот раз, Семён не узнал, ибо как раз прибыл в райком комсомола, когда в райкоме партии началась партийная казнь секретаря комсомольской организации совхоза.
Подошли две миловидные девушки и тоже поинтересовались, кто за комсомольской путёвкой. Познакомились. Девушек звали Катя и Ника. А вот разговор с ними почему-то не клеился. Что (или кто) привело их за комсомольской путёвкой, – узнать так и не удалось. Это стало известно потом, когда этим вопросом занялась специальная комиссия ВЛКСМ, которая была создана по настоятельным просьбам руководства комсомольской ударной стройки, ставшей из-за того, что половина рабочих рук ушли на больничный по причине триппера, распространителями коего стали эти миловидные девушки. Вот тогда-то и стало известно, что участь ударной комсомольской стройки незадолго до того постигла один из рабочих посёлков нашего района. Надо заметить, что власти долгое время смотрели сквозь пальцы на то, что небольшой заводишка посёлка может вот-вот стать из-за эпидемии триппера в среде его рабочих. Но терпению пришёл конец, когда на больничный отправился сам директор предприятия. Секретарь комсомольской организации, несмотря на больничный, вызван на ковёр в райком комсомола, где ему был предъявлен ультиматум: в 24 часа найти способ выдворить «этих проституток» за пределы посёлка, иначе секретарь с недолеченным триппером отправится на ударную комсомольскую стройку. Угроза возымела своё действие: в 24 часа секретарь комсомольской организации собрал все необходимые документы (в том числе справку поликлиники со штампами «здоров») и с почётом выдворил милых девушек из посёлка. Но это стало известно позже…
А тут дверь кабинета открылась и в дверях появился заспанный товарищ, который до того, якобы, заседал на конференции. Несмотря на изрядную плешь, он очень хотел остаться молодым и, наверное, следуя словам известной песни, не расставался с комсомолом. На его заспанной физиономии отпечатался текст газеты, на которой он только что мирно спал, но навыки, выработанные за многие годы комсомольской работы, позволили придать лицу деловое выражение в несколько минут.
– А-а-а! – радостно воскликнул он, спешно протирая осоловевшие от долгого сна глаза, – это наши добровольцы! А я, вот, с телефонов не слезаю, – всё звоню нашим комсоргам, – выехали ли вы?..
По случаю наших проводов в райкоме был устроен маленький митинг с участием представителей общественности, пионеров и школьников, ветеранов комсомола.
Пионеры прочли какое-то стихотворение в нашу честь. Одна девочка так старательно, с таким чувством выводила:
– На кого же вы нас покидаете!?
…что у меня даже закрутило в животе. Или это от клизмы, что мне ночью сделали в вытрезвителе?
Секретарь райкома долго перечислял льготы, которыми облагодетельствовало государство комсомольцев-добровольцев.
– Проезд оплачен, подъёмные выплатят, тринадцатая зарплата будет, – в общем, за всё оплачено, – он завершил свою речь оригинально, – в общем, всем желаю на новом месте жениться и выйти замуж, за всё оплачено.
Это не менее оригинально поняли некоторые добровольцы. Катя и Ника о чём-то хихикнули, а Сёма тотчас толкнул меня в бок:
– Слышь, Аполло, что наши бабы базарят, – алименты в случае чего комсомол тоже уплатит?
Я только удивлённо пожал плечами. А Сёма с серьёзным видом повторил несколько раз: «Надо спросить… надо спросить…»
На трибуну поднялась благообразная старушка, – видимо одна из ветеранов комсомола.
– Друзья мои!.. – начала было, она, но, прослезившись, сошла с трибуны под гром аплодисментов.
– Слышь, Пол, – Сёмка опять пхнул меня в бок, заговорщицки с тревогой прошептав, – нас часом не в Афган отправляют?
– Да ну что ты? – попытался я опровергнуть его предложение, но на душе кошки скребли, ибо провожали нас так, будто отправляли чёрт знает куда. По меньшей мере, – на войну…
Душа успокоилась, когда нам вручили комсомольские путёвки, в которых каллиграфическим почерком значилось место нашего назначения: Кемеровская область, трест «Кузбассшахтострой», а далее – язык сломаешь выговорить.
Потом мы расписались за командировочные, выслушивая наставления инструкторов:
– Понимаю вас, что хочется отметить отъезд Но убедительно прошу: пока в область не доедете, начинать не надо! А то в другой город можете заехать, были случаи, … А в области начинайте, там уже за вас обком отвечает. Там можно…
Когда после трогательных проводов мы покидали райком, Семён, приметив первого секретаря, устремился к нему с самым серьёзным видом.
– Скажите, пожалуйста, – весьма серьёзно обратился Семён к первому, – я хочу спросить по поводу алиментов: правда ли, что комсомол…
Какая беседа состоялась у них, я не слышал, ибо привлекло меня прелюбопытнейшее зрелище.
В коридоре райкома вытанцовывал какой-то дикий танец давешний инструктор райкома. Его огромное брюхо с шумом носилось из стороны в сторону и таскало за собой своего владельца. Казалось, что пляшет не инструктор, отрастивший живот, а живот, отрастивший инструктора.
Наконец, отдышавшись, комсомольский работник перевёл дух и, истово перекрестившись на портреты членов политбюро ЦК КПСС, висевшие на стене, облегчённо вымолвил:
– Славь, те господи! Спровадили…
Буревестник сексуальной революции
Когда я пришёл домой и сказал, что еду на ударную комсомольскую стройку, мама упала в обморок. Поскольку времени оставалось мало, я написал папе записку, чтобы он привёл маму в чувство, и уехал на стройку. Но до стройки не доехал.
Нас посадили в поезд по разным вагонам и мы с Сёмой оказались по соседству с профессиональными пьяницами и, вдобавок, картёжниками.
Почти 4 часа мы играли в покер «на интерес», но потом «на интерес» нам стало неинтересно. Ставкой стали уши проигравшего, по которым выигравшие лупили колодой карт. Когда от такой игры мы стали похожими на Чебурашек, единственная дама из нашей картёжной компании предложила одарить победителя поцелуем взасос. Когда от такой игры наши губы опухли, а все бутылки с водкой были опустошены, в хулиганской голове Семёна родилась невероятная идея: набравшего в покере наибольшее количество очков единственная дама нашей компании одаривает прямо же здесь в купе своей любовью, а набравший наименьшее количество очков будет освещать место любовного сражения посредством свечки. Что останется делать остальным игрокам, мы так и не успели оговорить, так как, увлечённые идеей, кинулись в игру.
Играли мы навылет и первым вылетел Сёма. Проклиная себя за то, что сам подал такую идею, Семён отправился на поиск свечки. А мы продолжали играть ещё часа три. Но когда определился победитель, вдруг обнаружилось, что предмет любви, на который шла игра – исчез. Наверное, дама сошла с поезда и, возможно, ещё в начале игры. Просто с пьяных глаз мы не заметили.
Едва прошло наше изумление, как под конвоем лейтенанта милиции появился Семён. Сема оказался слишком честным игроком: он пошёл через весь поезд и, будя спящих пассажиров, вежливо просил свечку. Да ещё объяснял – зачем. Свечку он не нашёл, но среди прочих пассажиров разбудил работника линейного отдела милиции, которому тоже объяснил цель своего визита…
– Это же надо! Весь вагон из-за этих мерзавцев не спал!!!! – орал какой-то старикашка, – Все ждут и ждут когда же они кончат!
– Да как же кончить, – пытались оправдаться мы, – дама то ушла.
Пассажиры материли и костерили нас. Непонятно – за сорванный сон или за сорванное зрелище? Тем временем, лейтенант милиции стал заполнять протокол. Мы с Сёмой пытались апеллировать к нашей почётной миссии добровольцев, но милиционер заметил:
– Я уже половину Ваших добровольцев с поезда снял: полвагона спьяну разгромили. Сейчас и вас сниму.
Наконец, поезд остановился на какой-то станции и мы под конвоем лейтенанта двинулись на выход, одариваемые пинками, щипками и укусами пассажиров.
На замызганном, разбитом перроне вышла заминка: на пути, отделявшем нас от станции, проходил товарный состав. И тут один из нашей компании в один прыжок заскочил на площадку проходящего вагона.
– Стоять!!! – заорал милиционер, но в этот же момент на проходящий поезд сиганули ещё двое моих партнёров по покеру. Под конвоем остались я и Сёма. Семён обалдел от такого развития событий и, не сориентировавшись правильно в ситуации, просто бросился бежать по перрону. Лейтенант бросился вдогонку, а я, оставшись без присмотра, не теряя времени, запрыгнул на проходящий товарняк.
Я примостился в вагоне среди каких-то мешков и после бурной бессонной ночи заснул и спал долго-долго. А поезд шёл и шёл, увозя меня черти куда.
Проснулся я от страшного злорадствующего крика:
– Вот он, ворюга!!!
Меня полусонного схватили за руки-ноги и приволокли в какое-то помещение.
– Вот он, ворюга!!! – кричал детина в спецовке, приволокший меня, – Вот кто цемент тащит из вагонов!!!
– Ты что, Саня, этот хлюпик что ли? – недоумённо спрашивал мужичок в форме военизированной охраны, к которому меня приволокли, – и что, снова пол-вагона нет?
– Ага, – радостно продолжал детина, – как всегда пол-вагона! Акт надо составить, Мироныч.
– Акт я то составлю, – неуверенно протянул Мироныч.
Тут я совсем проснулся и до меня стало доходить, что здесь происходит, и заорал:
– Брехня!!! Вагон был полный до потолка!!!
– А ну молчи, ворюга!!! – заорал Саня и так заехал в ухо, что я отключился.
Меня кто-то грубо бил по щекам, ласково приговаривая:
– Вставай, воришка, вставай!
Я открыл глаза и увидел над собой дядю милиционера. Мой пленитель Саня с гневом и бурной жестикуляцией пояснял ему:
– …а он таким агрессивным оказался, – как бросится на меня!
– Этот то? – недоверчиво вопрошал милиционер, – слабенький он, по-моему, для агрессий.
– Ничего себе, «слабенький»! – продолжал Саня, – как тигр набросился! Ну, пришлось его охладить… В пределах необходимой самообороны.
Я хотел вскочить, взвопить, что всё это брехня, но почувствовал, что рот забит кляпом, а сам я связан по рукам и ногам.
– Так-так, – с сомнением продолжал страж порядка, – что-то, Александр, аккурат в твоё дежурство цемент воруют.
– Так вот он, вор! Больше воровать не будет! – воскликнул мой пленитесь и пхнул меня ногой.
Меня связанного, с кляпом во рту зашвырнули в милицейский Уазик, из окошка которого я увидел, как Саня грузит мешки с цементом в свои «Жигули». А когда я рассмотрел на чем я сижу, то совсем обалдел и начал хныкать: подо мной лежал штабель из мешков цемента, на котором я спал в злополучном вагоне.
Уазик доставил меня в какой-то перекосившийся сарайчик, оказавшийся местным отделением милиции. Напротив стола дежурного сидел, как я подумал, жертва хулиганства: интеллигентного вида мужчина с изрезанным вдребезги лицом и изорванным элегантным пиджаком.
– Прошу убедительно Вас понять, что я защищал честь дамы… – говорила «жертва хулиганства» дежурному.
– …И разбили стекло, – оборвал его дежурный.
– Я не разбивал стекло! – воскликнул изрезанный мужчина, – просто в процессе защиты меня бросили в окно и мною было разбито стекло.
– Вот-вот! – вскричал дежурный, – сами же говорите: «мною было разбито стекло».
– Моим телом, в процессе полёта, – пытался объяснить потерпевший, но дежурный его резко оборвал:
– За ваше тело отвечаете Вы, а не я!
– Но я…
– Так Вы будете платить штраф и стоимость стекла?! – вскипел дежурный
… и увидел меня.
– А это что за чучело? – изумился он.
– Да вот, вагон с цементом обчистил, – пояснил мой конвоир.
– Сам, что ли? – недоверчиво спросил дежурный.
– Сейчас протокол составлю… – уклонился от ответа дядя милиционер.
Пока разбивший своим телом стекло мужчина платил штраф, мои пленители быстренько сляпали протокол и протянули мне для подписи. В связанном состоянии я ничего не мог подписать и дежурный принялся меня развязать, а я тем временем прочёл протокол: «…задержан на месте хищения…», «… похищено тридцать тонн цемента…» и первым делом, когда меня развязали и вынули изо рта кляп, заорал:
– Ничего я подписывать не буду! Всё это враньё!!!
– Напиши, что от подписи отказался, – спокойно сказал своему коллеге дежурный, а мне заметил, – а следователь потом учтёт и не твою пользу…
– Привет, зять! – на пороге появился дородный мужик в хорошем костюме, с красным носом и в знак приветствия хлопнул дежурного по заднице.
– Здравия желаю, Николай Николаевич, – откликнулся дежурный и приложился к ручке тестя.
Мой живописный после всех приключений вид сразу привлёк к себе внимание пришедшего:
– А это что за ушлёп?
– Да вот, обчистил пол-вагона цемента, – пояснил дежурный.
– Наверное, на дежурстве Сашки Ослова, – догадался Николай Николаевич.
– Как всегда, – подтвердил дежурный.
– Ослов все гараж никак не построит, – высказал версию хищения один из доставивших меня стражей порядка.
– Да нет, – откликнулся другой, – он себе давно построил, теперь куму строит.
– Ещё немало воров Ослов поймает, – заключил дежурный.
Николай Николаевич тем временем разглядывал мои документы, лежавшие на столе дежурного и вдруг спросил меня:
