СВОя Война
Станислав Букаткин
Наверное, у каждого писателя есть произведение, в котором война проходит сквозной темой. Особенно интересны и пронзительны опубликованные воспоминания непосредственных участников боевых действий.Макс Шутилов пришел в армию после окончания военного училища. Приобретя опыт бойца спецназа в Сирии и Таджикистане, он становится участником СВО, а затем в составе ЧВК отправляется в Африку. Там, в пустыне, парень вспоминает поразительные события, произошедшие в феврале – мае 2022 года на территории России и сопредельной Украины, описывает вызванные ими чувства и эмоции – страх, отчаяние, гнев, ненависть. Он вел тогда и ведет сейчас свою войну – со своей совестью.Верить или не верить этим историям, поддержать ли Макса в его нравственной борьбе – выбор читателя…
Станислав Букаткин
СВОя Война
КОМАНДИРУ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ
ИНСТРУКТАЖ
Мы, нижеподписавшиеся, тем самым подтверждаем, что прошли инструктаж по требованиям безопасности при обращении с данной книгой. Мы ясно представляем себе, что края бумаги остры и могут представлять для нас опасность, а также упав на ногу, даже с небольшой высоты, книга своим весом может причинить вред. За ущерб, который может нанести её содержание, мы не переживаем, ведь нас хорошо обучали в воинских частях, мы всегда получали все положенные выплаты, и к нам всегда были справедливы. Нам никогда не приходилось скидываться с зарплаты в ротную кассу, мы не покупали себе экипировку и инструменты, нам всё всегда выдавали. Мы любим смотры и всегда соблюдали регламент служебного времени. В боевой обстановке наши старшие начальники всегда принимали верные решения, связь всегда работала отлично, а артиллерия попадала точно в цель с первого раза. Поэтому какие бы выдумки мы ни встретили на страницах этой книги, мы им не поверим.
Предисловие
Эта книга состоит из разбросанных вне хронологического порядка флешбэков – о тех событиях, которые происходили со мной и моими товарищами в феврале – мае 2022 года. Воспоминания эти посещали меня во время командировки на африканский континент в составе Частной Военной Компании, в которой я начал работу после завершения контракта с Министерством обороны. Я не претендую на правдоподобность. Не призываю к каким-либо действиям. Книга не может быть использована как учебное пособие. Она – извлечённые из памяти человека события, воспринятые им когда-то.
Настоящие ветераны, прошедшие через горнило войны гораздо дальше, чем я, те, что выживут, ещё напишут свои книги. Я лишь хочу сохранить свои воспоминания такими, какие они есть, не подвергнутыми коррективам, связанным с личными потрясениями и дальнейшими событиями. Думаю, что самые ценные исторические очерки должны писать непосредственные участники произошедшего и по горячим следам, чтобы потом, когда всё закончится, политики и другие заинтересованные лица не выставили всё под нужным для себя углом. Я очень переживаю, что, когда мы победим, а мы обязательно победим, радость победы заретуширует ошибки, которые были допущены, и история многих трагедий, которых можно было избежать, повторится вновь. Поэтому я надеюсь, что «СВОя Война» внесёт свой вклад в борьбу с романтическими представлениями о войне и с негодяями, которые бесчинствовали по глупости или ради очередных погон.
Спешащим объявить меня дискредитатором вооружённых сил скажу прямо: воры, убийцы и умалишённые дискредитируют себя своими поступками сами! Я лишь перенёс свои
выдумки на бумагу. Спешащим объявить меня трусом, предателем или нытиком! Сидящие сейчас на передовой в первой линии окопов имеют на это полное право, мнение остальных меня не интересует. Мужество не выдаётся в равной мере всем вместе с членом и яйцами при рождении. Истинное мужество – это ежедневный личный выбор, предмет длительного специального воспитания и работы над собой. Этой книгой я стремился заполнить в себе те пробелы, которые, очевидно, у меня существуют, – чтобы вернуться на путь мужества и продолжить борьбу.
К концу моих письменных рассуждений я твёрдо решил, что теперь вернусь на фронт, мне больше нечего бояться преследования каких-либо силовых ведомств, поэтому я обещаю не восхвалять и не принижать никого из участников моего повествования. Напишу так, как я это запомнил. Тем более что всё это вымысел и плод моего воображения, а любые совпадения случайны. Я также выражаю благодарность оркестру, который принял таких потеряшек, как я, дал нам возможность перевести дух, вернуть себе уверенность, чтобы с новыми силами продолжить борьбу с врагами нашей великой Родины. Если мне удастся выручить какие-то деньги от продажи этой книги, я направлю их на изготовление носилок для раненых.
Кадры решают всё
Августовская поволжская жара поднимала температуру под парадной формой до некомфортных значений, а добавляющееся к этому волнение усиливало количество капель пота, стекающих вдоль позвоночника вниз, к известному месту. Дверь КПП отворил солдат среднего роста в начищенных берцах, вооружённый штык-ножом, висящим на ремне «кольцом к яйцу».
– Пройдите к дежурному.
Проследовав через решётчатую клетку к турникету и преодолев его, я оказался в небольшом узком помещении. В конце него за стеклом сидел прапорщик лет сорока и заполнял один из четырёх журналов. Я покорно ждал, несмотря на нескрываемое волнение и жар, когда он закончит, и не торопил его. Заводить врагов в первый же день службы на новом месте было совсем ни к чему. Наконец он поднял глаза.
– Хр-так, ага-хр, здорова-хр, – пока он произносил эти несколько слов, он трижды хрюкнул в нос. Как я узнал позже, это ежесекундное шмыганье было его отличительной чертой. Над ним подшучивали из-за этого, но зато знали его абсолютно все, и все с ним общались.
– Здравия желаю! Прапорщик Шутилов прибыл для дальнейшего прохождения службы!
– Понял, понял, хр… Тебя зовут-то как?
– Максим…
– А меня Серёга, хр… Ты в какой батальон назначен?
– Я… эм… вот предписание… вот цифры, я не знаю, это какой.
– А, дак это мой! Хр… Смотри, сейчас я тебя провожу к комбату нашему, представишься ему, а потом пойдёшь в штаб бригады и представишься начальнику отдела кадров-хр…
– Мне сказали сначала представиться начальнику кадров…
– Можно и так, только потом служить будешь хер знает где, а не у нас. Просто сделай, как я говорю!
Не знаю, почему он вызвал такое доверие? Связано ли это с его речевым дефектом или видом зрелого мужчины, но этот прапор не казался обманщиком и доходягой – такой образ сформировали 90-е годы. Хотя что я знаю о том времени? Знаю только по фильмам да рассказам. На дворе 2017 год, а мне всего двадцать один, и из этого следует, что в 90-е я ещё под стол пешком ходил. Прапорщик указывал мне дорогу к кабинету комбата, попутно проводя экскурсию по бригаде.
– Так, здесь мы строимся, здесь тоже, и тут. А вот тут стрижём газон летом и убираем снег зимой.
– А где места для занятий тактикой?
– Да-а-а… тяжело тебе будет… Я десять лет тут служу, пока такого места не нашёл. В основном сами себе такие места придумываем, когда не занимаемся какой-нибудь хернёй.
– И часто приходится «придумывать»?
– Мне пока не приходилось…
К этому моменту мы уже прошли по длинным извилистым коридорам и остановились у двери с табличкой «Подполковник Серъёзенко».
– Давай, не ссы, будь поуверенней! Хр…
– Да, спасибо.
Три стука, открыл дверь, не стоя в проёме, зашёл и закрыл дверь за собой. Принял строевую стойку. Подбородок поднял, молодцеватый взгляд включил. Что-что, а вести себя так, чтобы не раздражать начальника, в училище меня научили. В конце большого кабинета, за Т-образным столом сидел здоровый, широкоплечий лысый мужик, в одной ладони зажата ручка, а в другой разрешённый кнопочный телефон, по которому он отдавал сложные должностные инструкции:
– ДА! ХРЕН ЕМУ! БЫСТРО! ЗАЛУПА! НЕТ! Давай…
Он положил трубку и поднял на меня глаза. Я чётким строевым шагом, но ставя ногу мягко, так чтобы не стучать по паркету, подошёл к подполковнику.
– Прапорщик Шутилов для дальнейшего прохождения службы прибыл!
– Шутилов? Шутить любишь? – Он улыбнулся.
Этот «уникальный, неповторимый» прикол я слышал от каждого человека, с которым знакомился впервые, но в данный момент он был к месту, так как грубое лицо комбата стало как будто мягче.
– Шутить люблю, но только во внеслужебное время!
– Давай документы свои, посмотрим. Так, диплом с отличием… Умный, что ли?
– Скорее старательный.
– Тридцать девять прыжков… Ты где столько напрыгал? Или в Рязани сейчас такая программа?
– В тринадцать лет сделал первый с Ан-2, затем в кадетке ещё шесть, из них три с АН-28, потом в училище прыжков двадцать пять где-то за три курса. Из ИЛ-76 три раза, остальные с Ан-2 и Ми-8. Шесть за время стажировки во Псковской…
– Так, а это что за карточка? – он прервал меня, потому что на самом деле задавал вопрос ради вопроса, на ответ ему было насрать. Таких, как я, у него несколько сот человек.
– Это свидетельство подводного пловца, в программу подготовки у нас это не входило, но я накопил денег и прошёл курс самостоятельно.
– Сколько и какие осколки содержатся в МОН-50?
– Шарики или ролики 489/540, соответственно.
– Сколько полос на тельнике?
– У нормального солдата две: голубая и белая, у плохого три: голубая, белая и грязная.
Комбат совсем расплылся в улыбке.
– Сработаемся. В отделе кадров был?
– Нет ещё.
– А почему?!
– Я решил, лучше сначала к вам, чтоб куда попало не попасть!
– Это правильно, это предусмотрительно. Ладно. – Он встал. – Сейчас идёшь в отдел кадров! Служи как положено!
Он протянул руку. Я, не опуская глаз, крепко её пожал. Всё сейчас важно. Встречают по одёжке…
К моменту, когда я прошёл к кабинету начальника кадров, там уже находились ещё двое моих сослуживцев из училища. Один из них не оканчивал факультет применения подразделений спецназа, но почему-то был здесь, хотя огромное количество тех, кто такую подготовку проходил вместе со мной, были направлены в части ПВО, в танковые и мотострелковые части. Почему? Не хочется начинать книгу с дискредитации вооруженных сил. Давайте так… Просто «так совпало», что он учился на «автомобилиста», а женат был на дочери уважаемого человека, и ввиду слияния этих двух удивительных обстоятельств, после торжественного распределения по воинским частям в направляемых документах появились изменения. У него и у того спецназовца, которого он подвинул. И человек, который три года учился на спецназёра, поехал заниматься важными для Родины делами, жаль, что не теми, которым обучался. Кстати, большую часть командиров бригады, в которую я попал, тоже составляли не выходцы из спешл форсес, это были военные строители, танкисты и прочие. Но если непрофилированность человека на низших должностях неоднократно перекрывалась личным мужеством, то на более высоких должностях этого не наблюдалось, ведь если человек строитель, то он в любой ситуации будет стремиться к вечным построениям, а не дерзновенным, продуманным решениям. Зачастую это не потому, что он плохой или тупой, а просто потому, что его другому учили. Ну вот представьте: студентка, будущий педиатр, вдруг забеременела от сына «уважаемого» человека, и поэтому поехали молодожёны не в Мухосранск лечить детей, а в столицу оперировать взрослых. Вы бы хотели попасть в руки такого хирурга? Подобное сравнение кажется диким, но лишь до тех пор, пока ночью вблизи от противника этот «педиатр» фонарик не включит. Очень странно, что это никого наверху не беспокоит… хотя, быть может, они просто учились не на управленцев и кадровиков, а на барабанщиков. Да и, в общем-то, хрен с ним, с образованием, одна известная ЧВК вообще людей без дипломов берёт. Тут принцип простой: приходишь, учишься, справляешься – растёшь, не справляешься – до свидания, и никаких ложных карьерных «стимуляторов» в виде воинских званий. Да, и в ЧВК есть кумовство и тому подобное, но там, в отличие от Министерства, если ты облажаешься, не переведут в другую часть просто потому, что у тебя звёздочки, просто вышвырнут и занесут в стоп-лист. Да и у того «тягача», что подтянул долбоеба, тоже могут возникнуть проблемы.
Начальник кадров пригласил нас в свой кабинет, и мы выстроились в ряд по росту, как говорят в армии, «по ранжиру». Кстати, ещё одна армейская фишка – усложнять. Тратить время на выдумывание, описание инструкции к выдуманному и требование его неукоснительного исполнения в установленный срок, вместо того чтобы сделать что-нибудь действительно значимое. Так клоуны прячут свою некомпетентность за формулировками и смотрами всякой дряни. Полковники ходят и, рассматривая бирки, измеряют на них расстояние между стежками, разглядывают берцы с клоунскими носами и лопнувшими подошвами в поисках «неуставных», мнут в руках карточки, бумажечки, справочки, инструкции, проверяют расположение карандашей в командирских сумках и… блять… КОМАНДИРСКИХ СУМКАХ! Боже мой, покажите мне хотя бы одну фотографию с СВО, где командир группы спецназа ебашит по лесу с этой сумкой. НАШЛИ? Отлично, распечатайте в формате А3 и отправьте в ближайший штаб военного округа – они будут в восторге! Кто-то, возможно, даже повесит её у себя в кабинете, возможно, даже будет мастурбировать, представляя, что там, в сумке, карандаши разложены уставным порядком, стирательная резинка со слоником не тронута, а в кармашке лежат штатные военные конверты для писем в количестве десяти штук! Зачем эта сраная сумка вообще нужна? Чтобы клоун мог задать вопрос по своему уму.
Длинный начальник кадров с худым лицом и тонкими прямыми пальцами был противоположностью комбата. Он сразу произвёл впечатление офисного работника, был приторно вежлив, скорее даже наигранно официален и всем своим существом показывал, как мы обременяем его своим появлением.
– Так, господин Петров.
– Я! – ответил «автомобилист».
– Вы знаете, в какое подразделение назначены?
– Так точно!
– Хорошо… так… господин Иванов, – он обратился к моему соратнику по «специальной» учёбе, – вы идёте в тот же батальон, что и Петров. В курсе?
– Да.
– Не да, а так точно. Чему вас только в вашей Рязани учат?! Понятно… А вы, Шутников… – он исковеркал мою фамилию умышленно, думая, что он крутой выдумщик.
– Шутилов, – поправил я.
– Ах да, Шутилов. А вы почему-то назначены в другой батальон. И это определённо ошибка! Сейчас я всё решу. Все выйдите из кабинета!
Мы выполнили приказ, но я не стал уходить далеко и слышал обрывки фраз по телефону, так что смог догадаться об их содержании. Начальник кадров звонил моему новому командиру батальона.
– Здравия желаю… Знаете, к нам из РВВДКУ пришли прапорщики, один такой зелёный совсем, назначен к вам. Ну совсем никакой! А у меня есть отличная кандидатура, кстати! Так вот давайте мы с вами… но…
Предполагаю, комбат ответил следующее: я с бойцом поговорил, он нормальный парень, я его беру, твои ставленники мне не нужны. Только, вероятно, всё это он сказал матом – для краткости и лучшего понимания.
Выпучивший глазки, раскрасневшийся, злой кадр вышел из кабинета и велел двигаться всем троим за ним. Мы были представлены комбригу.
– Прапорщик Петров для прохождения службы прибыл!
– Товарищ прапорщик, сколько вам лет, вы женаты, дети есть?
