Мать достала из шифоньера пачку постельного белья и кинула Мишке на кровать.
– Смени, я завтра стирать буду.
Странно, но Мишке нравилась мысль, что у Кондрата Кондратьевича и его матери роман. Другой мысли в его голову не приходило.
Спать юноша лег с каким-то ощущением счастья. Долго не мог уснуть. А ведь правда: вот если бы его отчимом стал трудовик. Он бы не орал и не психовал, мать бы жалел. Да и с ним, с Мишкой, подружился бы. Про отца Миха ни разу не вспомнил, как будто его и не было вовсе. Часа в три Мишка, наконец, заснул.
Утром он собирался более тщательно. Хотел выглядеть поприличнее. Уроки труда в конце недели, но ведь трудовика можно встретить и в коридоре.
На уроках Мишка думал только о них: Кондрате и матери. Он понимал, что надо как-то освободиться от этих мыслей, но не мог. Уж очень понравилась ему мысль о счастливой семейной жизни.
Кондрат был одинок. Жил с родителями. Это, конечно, странно. Слухи ходили разные. Кто-то говорил, что его девушка из армии не дождалась, и он теперь никому не верит. Кто-то говорил, что он был когда-то женат, но то ли жена его бросила, то ли он ее. Впрочем, обычные сплетни. Причем, одни полностью опровергали другие.
Он, конечно, хромает, но для Мишки это казалось сущим пустяком. И то, что его звали Хромулем, тоже было пустяком. Больше никто не посмеет его так называть. Миха был в этом уверен, он сам позаботится об этом.
Мишка представлял себе душевные домашние разговоры, уютные семейные праздники, счастливую мать… Он даже представлял, как с отчимом поправят забор, заведут собаку… И много-много чего сменялось кадрами в Мишкиной голове.
Он хотел просто быть счастливым и свободным в своей семье, в своем доме. Он хотел ощутить тепло, домашнее мирное тепло, то тепло, которое присутствует во всех счастливых семьях. И пусть он уже совсем взрослый, но ему так хочется ощутить не только материнскую любовь, но и отцовскую заботу и защиту.
Но в какой-то миг простая мысль буквально обожгла его и вернула в реальность: «Да какой роман-то? Какой же я болван». Действительно, мать всегда строго по часам дома. Всегда занята домашними делами. Она никуда не ходит, не наряжается. Значит, нет ничего, нет никакого романа. Это все он сам придумал. И разговор, который он слышал в парке, возможно, был каким-то пустячным, не имеющим никакого смысла. Вот почему мать в тот день была такой, как всегда. Да и почему он забыл про отца? Тот-то куда делся? Испарился что ли?
Нет. Все, как всегда. Ничего и никогда не изменится! Мишке так жалко было всего того, что он уже как будто даже ощутил. Он вдруг потерял все силы. Наступила какая-то апатия.
Уроки он отсидел, не ощущая ни времени, ни себя. Благо сегодня его не спрашивали. Домой пошел сразу после уроков.
Пришел и, не раздеваясь, прошел в свою комнату мимо спящего на диване отца. Хлопнул дверью так, что мгновенно прервался храп, отец вздрогнул и начал руками протирать заспанные глаза.
Миха бросился на кровать лицом в подушку и …завыл. Отец довольно резво соскочил и заглянул к нему в комнату.
– Ты чего? Случилось что?
Мишка выл.
– Что случилось, спрашиваю? – отец начинал злиться. Он схватил парня за плечо и попытался заглянуть к нему в лицо. Но тот с силой вырвался и завыл еще громче.
– Я с кем разговариваю? – закричал отец.
Миха неожиданно сел на кровати. Лицо у него было красное. Белки глаз тоже покраснели.
– Ты… Это все ты… Ты во всем виноват! – Мишка захлебывался собственными словами. Он всхлипывал, сотрясаясь всем телом.
Отец ошалело смотрел на него.
– В чем я виноват? Да что случилось –то?
– Уйди… Уйди отсюда… Из-за тебя все…
Отец был напуган, он ничего не понимал. В голове его сложились и распались за это короткое время десятки версий.
– Мать? Что с матерью?
– Что? А ты не знаешь?
Мишка хотел бы многое высказать отцу. Хотел бы высказать все свои накопившиеся обиды. Обиды за мать. Хотел рассказать о том, что не раз слышал, как она плачет в подушку, когда думает, что все уже спят. Но не мог. Не хватало слов и сил.
Отец вдруг сорвался с места и кинулся куда-то бежать, но тут же вернулся, схватил Мишку за плечи и начал трясти.
– Мать где?! Говори!
Мишка вырвался из отцовских рук и снова упал лицом в мокрую от слез подушку. Он рыдал.
Неизвестно, что было бы, если бы в это время не пришла мать. Она буквально кинулась к сыну.
– Миша, сынок, ты что? Что случилось? Уйди, – коротко бросила мужу. Тот, ругаясь про себя, ушел. Мать стала гладить сына по голове.
– Мишута, сыночка, ну ты чего это, а?
Плечи его еще сотрясались, но он уже всхлипывал, как маленький, пытаясь успокоиться. Мать села к нему на кровать, он тоже сел и обнял ее.
– Вот и хорошо. Вот и слава богу, – приговаривала мать, гладя сына по голове, целуя его мокрый от слез висок.
– Ну ты чего? – спросила она.
– Не знаю… Мам, а почему все так?
– Как так? – мать терялась в догадках. Она ни разу не видела сына в таком состоянии. Что могло произойти? Она знала одно, что бы ни случилось, она будет на стороне сына.
– Мам, а почему ты вышла замуж за отца? Он ведь злой.
Маргарита Александровна ожидала многого, но не этого. Она удивленно заглянула сыну в лицо.
– Тебя отец обидел?
– Нет. Расскажи. Почему?
– Почему? Ну, … он любил меня…
Мишка, уже почти успокоившись, сел удобнее.
– А ты? Ты не любила?
Мать виновато улыбнулась.
– Сначала нет, а потом полюбила.
– Это как?
– А вот так. И он вовсе не злой. Он просто несчастный…
– Несчастный?! Ага, не высыпается и…
– Ты не должен так говорить об отце. Ты же ничего не знаешь.
– Что я не знаю? Мам,… я слышал ваш разговор с Кондратом Кондратьевичем в парке.
Мать встала, подошла к окну. Она долго стояла молча, повернувшись к сыну спиной.
– И что же ты слышал?
Мишка сидел на кровати, поджав колени, и наблюдал за матерью.
– Ну что ты должна мне что-то сказать и я все пойму.
– Знаешь, сына… Я не хотела тебе этого говорить. Я не знаю, как ты это воспримешь и что подумаешь обо мне.
Женщина снова надолго замолчала. Молчал и Миха. От слов матери его словно перевернуло всего изнутри. Сердце бухало, отдавая каким-то гулом в виски. Он был растерян.
– Мам, а мам… Ты о чем? – наконец тихо спросил он.
– Кондрат – твой отец, – на одном дыхании произнесла мать и заплакала.
– Что-о-о?! Как так? Как? – Мишка был шокирован.
– Вот так. Когда–то Кондрат и слышать о тебе не хотел. Мы не входили в его планы. В институте учился. Мечтал о красивой жизни. А тут жена и ребенок… Нет, это не для него. Институт, правда, так и не закончил. Отчислили с третьего курса из-за задолжностей. В армию пошел.
Никто не заметил, что отец зашел в соседнюю комнату и сел на диван. Он жадно ловил каждое слово, каждый вдох.
– Я с ума тогда чуть не сошла. Девчонка совсем. Ох, глупая я тогда была. Очень глупая.
Мать глубоко вздохнула. Она боялась смотреть сыну в глаза.
– Твой отец, ну настоящий отец, который вырастил тебя, – мать запуталась.
– Мам, я все понял.
– Ну так вот, он спас нас… Мы хорошо жили. Очень хорошо… Потом вернулся Кондрат, тебе уже почти три годика было. Отец как с ума сошел. Ревновать начал, подозревать.., – Маргарита внимательно посмотрела на сына, пытаясь понять, о чем он думает. Лицо Мишки было очень серьезным и, как будто, взрослым не по годам.
– А раньше отец любил меня?
– Дурачок, он и сейчас тебя любит. Просто нет его душе покоя. Несчастен он, я думаю. Вот и детей больше Бог не дал… А то бы, может, все по-другому было…
– А Кондрат?
– А что Кондрат? Пустой человек. Помыкался – попырхался, а так ничего и не добился. А сейчас, видимо, дошло, что жизнь зря проходит, вот и вспомнил про тебя. Хочет, чтобы ты знал, что он твой отец. Вот и вся история.
– Он мне не отец, – почти выкрикнул Мишка. – У меня уже есть папка.
Миха вдруг увидел Кондрата Кондратьевича совсем другим. Все, что он думал о нем раньше, превратилось в пыль.
Мать села рядом с сыном, обняла его за плечи, прижала к себе.
– А папка у тебя хороший. Ты знаешь, как он за мной ухаживал? О, я сама себе завидовала. А заботился как! – мать улыбнулась.
Отец тихонько, на цыпочках вышел в сени, закурил. Он не мог понять, что с ним происходит. Его словно одновременно наполняло счастье и горе.
– Пока я в роддоме была, он ремонт в доме сделал… Я же тебя у него забирала, чтобы покормить, если бы не работа, он бы от тебя вообще не отходил.
Женщина словно смотрела в прошлое, лицо помолодело, похорошело. Слабая улыбка дрожала на ее губах. Мишка тоже словно окунулся в то счастливое время, которое когда-то у них было. Жаль, что он ничего не помнил.
– Ну ладно, чего сидим? – мать встрепенулась, вытрала лицо ладонью. – Ты же голодный совсем. И отец.
– Ну, давай вставай. Ну чего ты? – она потрепала сына по голове. – Все будет хорошо. Иди ставь чай, я пойду отца поищу.
Мать ушла, а Мишка все сидел и сидел. Виски сжимала какая-то боль, было неспокойно. Но надо идти. Он слышал, как мать вышла на улицу, как звала отца.
Она нашла мужа на задах, сидящим на бревнах. Он встал, и, тяжело ступая, пошел за ней.
Ели молча. Каждый думал о своем. Отец незаметно поглядывал на жену и сына. Ел как-то машинально. Выходит все, что столько лет держал в себе, все неправильно, все обман. Он тоже помнил те волшебные три года. Помнил этот писклявый сверток, который привез из роддома. Первые шаги. Первые слова. Все у него было. Любимая жена, сын. Они и сейчас рядом и были всегда, но он словно потерял их в какой-то момент. Они были рядом, но стали вдруг чужими. А все «заботливые и верные друзья». Кто-то по-дружески рассказал, что Кондрат вернулся, кто-то видел его рядом с домом, кто-то сказал, что Мишка вылитый папаша… Все это копилось, наслаивалось. Он все больше отдалялся, становился раздражительным, ревнивым. Жена сначала пыталась поговорить с ним, уговаривала уехать из села, но потом опустила руки.
Почему до него вдруг дошли эти простые слова, сказанные Маргаритой сыну, он не знал. Но то, что эти два родных человека нуждаются в душевной теплоте, что он превратил их жизнь в какое-то существование, он понял. Да он все понял, понял и поверил.
Уже прошло несколько дней после разговора. Мишка удивлялся переменам, наступившим в их семье. Вчера почти целый день не было отца дома, а сегодня привезли и разгрузили свежие доски.
А ближе к вечеру юноша услышал глухой удар. Он даже испугался. А когда выглянул в окно, то увидел, что отец завалил пролет забора и теперь разбирает. Миха вышел во двор.
– Давай помогу, …пап.
– Давай. Доски надо на зады стаскать, на дрова пойдут.
Отец вытаскивал гвоздодером гвозди, Мишка таскал полусгнившие доски на зады. Работа спорилась. Мать наблюдала за ними из окна. Вскоре уставшие, но довольные мужчины, умывшись скопившейся в баке дождевой водой, шумно вошли в дом. Их ждал горячий ужин.
– Ну, работнички, айдате, кормить буду.
Мать весело щебетала, кружила по кухне. На столе появились тарелки с горячим борщом, сметана, хлеб.
– Сюрприз, – мать вытащила из духовки дымящийся румяный пирог. – С капустой и яйцом. Надеюсь вкусный.
Отец подхватил пирог, помог поставить на стол.
– Паш, разрежь.
Муж охотно взял нож и стал резать пирог.
Мишка любовался родителями. Наконец –то он был счастлив. Теперь он знал, что все будет хорошо.
