Александр Горностаев "Как я был писателем"

Писатель, рассказывающий о своём увлечении, о восприятии самого себя как творца текстов не только без пафоса, но и как-то уж совсем с издевкой, – явление, думается, не частое в нашей среде, в которой присутствует, в скрытой или явной форме, мания величия. А что за явление такое, мнящее себя очень значительным? С некоторыми об этом лучше не спорить, начнут ещё брызгать слюной и размахивать кулаками, если затронешь их тщеславную сущность. Иногда нужно посмотреть на всё это писательство с иронией…

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006097827

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 08.12.2023

Так хорошо я в минуты пессимизма понимаю бездарных: они, как гении, не сомневаются в себе и всяческие поощрения просто выбивают для своей персоны… Им бы не писать стишки и рассказики, а идти работать в сферу снабжения. Но как много среди членов таких авторов…»

Пётр Ильич вынужден был оторваться от писания и сходить на кухню, налить чай – в горле стало пересыхать. И, сделав несколько глотков, он продолжил:

«Особенно остро я ощутил свою незначительность и не значимость в одном из своих выступлений перед публикой в библиотеке. Читательница спросила меня: «А вы не член Союза?» И непричастность к союзам сразу в её глазах личность мою как писателя отодвинула куда-то на задворки второстепенности. Забавный смешной случай, но оставляющий глубокий след, похожий на гусеницы танка, проехавшегося по цветущему краю судьбы. В такие минуты я понимаю навешивающих на себя регалии и медали. Даже председательство в каком-нибудь садовом обществе высоко поднимает таких людей в глазах малосведущей публики, а такова она в большинстве своём, заурядная личность оказывается на вершине собственной значительности. И для публики это – важные знаки положения в иерархии бытования. Да и самим авторам кажется, что они из себя что-то представляют, когда напыщенно разглаживают свои медали за участие в Куликовской битве. Только при чём здесь литература?

А чтобы привлечь пристальное внимание слушателей к говорящему, требуются, кажется, на самом деле переодевание в генеральско-литературные мундиры, навешивание блестящих регалий и прочей не относящейся к творчеству белиберды. И всё это, думается мне, говорит о том, что нет настоящего читателя, способного самостоятельно понять творческие поиски авторов. И значит, Читателя надо готовить, писать его, как книгу. Но не находятся такие возможности, нужна какая-то другая аура общества, чтобы увлечь людей, предложить им вникнуть в детали творчества немного глубже школьной программы. Самое страшное, что такое непонимание нередко демонстрируют люди профессионально причастные к просвещению других в сфере литературы: это библиотекари, учителя, псевдоучёные. Они, как фарисеи сегодняшнего дня, не приемлют и изгоняют новое учение, посылаемое небесами».

Афанасьев увлекался, затрагивал всё больше тем, напрочь забывая о том, что он задумывал изначально: писать что-то наподобие заявления в Союз. Да, он считал себя немного модернистом, и постоянный поиск новых форм был ощутим в его произведениях. Наблатыкаться на чём-то одном и постоянно потом использовать это – противно было его натуре. Эксперимент был присущ его творчеству, а это далеко не всегда доходило до привыкшей к традиционному изложению публики. Отсюда и недовольство слушателем.

Темы всё приходили и приходили, и никак не мог наш герой пройти мимо них. Это, может быть, было одним из недостатков всего его писания: слишком много он нагромождал деталей и историй в своих произведениях, что порой, перелезть через весь хаос его размышлений было невозможно.

Не будет дальше автор этих строк предоставлять слово Петру Ильичу. Может быть, когда-нибудь он сам обнародует свои опусы. Но в то время, о котором сейчас говорится, Афанасьев широко размахнулся, текст ему давался всё легче и легче, как будто разгоняясь в забеге, он всё больше и больше ускорялся… Он писал и писал. И вот уж объём достигал небольшого романа или солидной повести. Такие вещи пишутся годами, а тут он за несколько часов создал из обычного заявления целый трактат. Казалось, Афанасьев только прикоснётся к клавишам компьютера, а целый абзац уже написан, мысль только шевельнётся в глубине сознания – а мощный поток рассуждений готов принять форму письма. Про некоторых таких плодовитых писателей говорят, что им слова диктует нечистый, ведь обычному человеку не по силам столько создать. Но Петру Ильичу это давалось впервые – столь свободное создание текста, и, чувствуя новое в своём творческом труде, может быть, поэтому он и не стал себя удерживать в первоначально заданной теме. Писал обо всём, что приходило в голову. А светлое его чело озаряли, как казалось ему, незаурядные мысли. Он развивал глубинные темы, осмысляемые великими литераторами прошлого. Но до такой степени он проникал в суть исследуемого, что великие, будь они живы, восхищённо покачивали бы головами. Если Пётр Ильич касался нравственных проблем целого народа, то Лев Толстой со своей «Крейцеровой сонатой» стоял бы перед его текстом, как студент, просящий совета по написанию реферата. А когда Афанасьев писал об окаянных днях своего времени, Бунин с одноимёнными своими днями выглядел бы, как неудачник-журналист. И несвоевременные мысли Горького были бы настолько несвоевременны по сравнению с мыслями нашего автора, описывающего происходящие текущие события, что Алексей Пешков, как новичок в литературе, прочтя Петра Ильича, никому не решился бы показать своё произведение.

Пётр Ильич говорил о недопустимости замещения русского слова англицизмами. Утверждал, что язык, на котором разговаривают его соплеменники, хранит тайные смыслы и неизвестные сведения о сущности мироздания. Он вскользь говорил об истории своего народа и о потерянных знаниях старинного письма, в котором были зашифрованы истинные понимания о мире. Словом, он так далеко ушёл от первоначального своего замысла, что вернуться в исходное своё состояние неудовлетворённости нынешней ролью безвестного писателя – он уже не мог. Теперь он чувствовал себя таким наполеоном от словесности, правда, не выигравшим ни одного сражения…

Время уже стало приближаться к вечеру. И Пётр Ильич знал, что скоро должны прийти его домочадцы, и творческое своё действо ему придётся прекратить. Закончил заранее, сохранил в памяти компьютера записанное, взял из холодильника бутерброды, перекусил. Решил отдохнуть, просто выспаться после трудовой ночи и не менее плодотворного дня. Лёг в постель, долго ворочался, неоставляемый приходящими в голову мыслями и образами. Спал он каким-то беспокойным прерывистым образом. Сны ему снились не то что про потоп или про пожар, но благополучия в них тоже было мало. Впрочем, какой-нибудь талантливый читатель сам может дополнить мой текст этими своими кусками для произведения – со снами Петра Ильича. Оставляю место.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70072318&lfrom=174836202) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом