Анна Закревская "Сезоны Персефоны: по следам Колеса"

Сезоны Персефоны: по следам Колеса
Анна Закревская

Есть истории, что не желают заканчиваться, и тропа ведёт героев, читателей, автора – вперёд, вперёд!Таковы оказались приключения оборотня по имени Артемис, что принял сан Осеннего князя, и чудесной травницы Персефоны, что была наречена его сестрой, а стала, наконец, возлюбленной.

Сезоны Персефоны: по следам Колеса

Анна Закревская

© Анна Закревская, 2023

ISBN 978-5-0060-9698-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анна Закревская

Сезоны Персефоны
По следам Колеса

Всё возвращается. Самайн даёт дорогу ноябрю. Трубят рога, и Дикая охота несётся в небе. Облака текут рекой к луне багровой, словно к алтарю, – молиться тем неведомым богам, что мрачны и свирепы.

Всё возвращается: ночной охоты бурный бег, в безумной скачке небо топчут призрачные кони. Уставших не смыкает прежде праздный город век. Случайный путник ждёт вослед стремительной погони.

Всё возвращается. Не кормят гончих, чтобы мчали злей. Пронзительней и тоньше стали мира звуки. На перекрёстках тьма, а в чёрном перекрестии ветвей мерещатся в окно стучащиеся руки.

Промчится духов сонм. Самайн пройдёт своею чередой. Другие силы вступят на престол, покроет снег поля, и свет, как водится из года в год, придёт за темнотой. Всё возвращается. Вращается легендами Земля.

Мелалика Невинная

Intro: час до первого снега

Есть истории, что не желают заканчиваться, и тропа ведёт героев, читателей, автора – вперёд, вперёд!

Таковы оказались приключения оборотня по имени Артемис, что принял сан Осеннего князя, и чудесной травницы Персефоны, что была наречена его сестрой, а стала, наконец, возлюбленной.

Много усилий приложил новый владыка Самайна, дабы по осени возжечь в людях творческий огонь и отчаянный свет, и усилия его оказались не напрасны, однако ж хмарная тьма, из которой минувшим летом возник злобный дух Щайек и которой питался он со свитою, рассеиваться не спешила.

– Нет у тебя права напрямую лезть в людские дела, – напоминал Артемису Эрик, бывший Князь и его наставник.

Слова Эрика звучали не столь запретом, сколь правом отступить, и Артемис бессильно рычал тому в плечо, усваивая горькую мудрость.

– Зато есть право сотворить волшебную зиму и чудесную весну, – добавил Эрик.

К этой задаче Артемис оказался вполне готов. Особенно после пары бокалов горячительного. И после ноябрьской ночи, в которую он, сняв княжеский венец, без остатка посвятил себя Персефоне.

– Не нужно слов, – прохладный её палец лёг на губы Артемиса, готовые изломиться в предрассветной исповеди. – Помнишь шатёр на краю Загранья и Приграничья?.. Я видела твою будущую обязанность словно фильм, во время испытания на титул Княгини. И если смогла принять без ревности там, в туманном краю, приму и здесь, в воплощённом мире.

Но, даже почти благословлённый на соитие с Зимней царевной, не смог Артемис сделать, что должно, лицезрея её человеческий облик. Заставил превратиться в лань и тогда уже догнал по первому снегу, совершив среди тёмных баварских лесов очередной поворот колеса года.

Эрику стоило огромных усилий сдержать свои шуточки про то, кто из них двоих больше достоин звания извращенца. Вместо этого он выдал:

– Пока ещё не вышло твоё время, Артемис, айда с Персефоной к нам в Прагу!

«К нам» означало, что отставной князь в одиночестве не был. Так и оказалось: остаток своей вновь-человеческой жизни рыжий Эрик разделил с ведьмой по имени Агнешка.

С каждой новой неделей адвента на узких мощёных улочках прибавлялось тёплого света и пушистого снега, будто незримые ангелы в небесах принялись разом прихорашиваться к празднику, вычёсывая свои перья об острые шпили древней готики. В туманном сумраке под тисами холма Петршин едва уловимо веяло близким Йолем, но искристый дух глинтвейна долетал и до тайных тропинок. На одной из таких, не видимый более никому, кроме Эрика, уходил в новый сон Артемис.

– Доброй вышла твоя Охота, – с торжественным одобрением изрёк бывший Князь над своим преемником, – аж самому завидно.

Тот усмехнулся устало:

– Жалеешь, что на покой ушёл? Али в человечью властную чехарду поиграть предлагаешь?

Эрик от души хохотнул. Потом убрал с лица и тень улыбки, достав взамен кинжал из неприметных ножен.

– Отдыхай до новой осени, Артемис. Горжусь тобой…

Тонкий серебряный клинок вошёл в сердце, принеся прохладу и покой.

– …и люблю.

Не тает снег на тёмных волосах, на бледном лице, но тает в нездешнем тумане и лицо, и тело, ещё час назад, во время совместного огненного шоу на Староместской площади, бывшее гибким и сильным.

«Нет Князю смерти от любящей руки…»

Убрав кинжал, без промедления достал Эрик малую флягу, поднёс к ране меж рёбер Артемиса. Багровая, почти чёрная кровь стремительно густела, сливаясь с темнотой земли и ночи. Миг, другой – и будто не было ничего средь палой листвы и сырого снега.

– Береги прилежно и не используй часто, – найдя Персефону у подножия холма, Эрик вручил ей флягу. Дрогнули пальцы Княгини: непрошено вспомнилась ей прошлая зима, лютый мороз средь заснеженных курганов и одинокий выстрел, которого она не желала, но которому – кто бы знал! – и должно было свершиться.

– Спасибо, – опустив голову, ответила Персефона. – Я бы не смогла… ещё раз.

– Так и не нужно было, – на лицо Эрика мало-помалу возвращалась улыбка. – Князь мне приказал лично его проводить, а тебя даже от зрелища избавить.

Не поднимая головы, Персефона выловила средь складок шарфа тонкую цепочку, на которой теперь висел осколок влтавина, подаренный Артемисом. В легендах о метеоритном происхождении минерала обнаружилась изрядная доля научной истины, и теперь Персефона разглядывала каре-зелёный осколок на просвет, пытаясь вообразить себе силу удара небесного тела, обратившую речной песок в стекло.

Того же цвета, что влтавин, были Артемисовы глаза.

***

Нет секрета в том, что для доброй Охоты нужны Князю достойные гончие. Одной из таких и был юный хорватский оборотень, которого Эрик много лет назад одарил новым именем и новой тропой – по правую руку от себя. Платой за честь и доверие стала тайная работа: всякий раз после Дикого гона Артемис исправно прибирал и подчищал последствия неумеренного разгула отдельных представителей обширной княжеской свиты. В особо неприглядных случаях – подчищал свиту от этих самых представителей.

– Не так страшно берега попутать, как их вовсе из виду потерять, – говорил в таких случаях Эрик. – Люди обзывают нас «тёмными силами», а зря. Нашей сутью должна быть не тьма, но сумрак: в сумраке границы зыбки, однако ж, ещё различимы…

Вдохновлённый этими словами, а более того – верой Владыки в него, никчёмного волчонка, укрепил Артемис силу своей воли, которую судьба грызла-грызла, да зубы поломала, и вырос в княжеского охотника, быстрого и меткого, надёжного и молчаливого. Научился танцевать на изломах границ, убивать изящно и милосердно, а на боль отвечать улыбкой, от которой недругов жуть брала.

Знать бы, скольких ещё таких же – отверженных, потерянных, ненужных – удержал Князь на тонкой грани, в шаге от чёрного мрака? Скольких научил не скалиться, рыча, на всех подряд, ведая укусы как единственную форму выражения любви? Скольких заново перебрал по косточкам, зашив старые раны, и повёл за собой?..

Нет конца и края туманам Приграничья и Загранья. Бьётся тихая волна в каменный берег, долетает с далёких полей лавандовый ветер, долетает из близких лесов аромат терпкой хвои и палых листьев, несёт Осеннему князю спокойные сны.

Сгорает над миром самый короткий день, шествует следом Долгая ночь, и бесшумно бегут сквозь неё верные княжьи гончие.

Тень, что не хочет зла

В безымянном перелеске под Могилёвом творилось тяжкое и опасное волшебство. Юркая фигурка, то и дело утопая в сугробах, металась по окружности графического заклинания, что было вытоптано прямо в снегу. Пройденный путь отмечала тонкая алая линия и россыпь нераскрывшихся бутонов: в одной руке у дерзкого мага билась в последней судороге обезглавленная чёрная птица, на другой висела цветочная корзина. Над снегом стелился низкий туман, звенели в звёздной тьме незримые струны.

– Никто в меня не поверил, – прошептал юный чародей, – зато и остановить некому…

Полыхнуло в центре символа алое пламя, спустя миг ставшее голубым. Яркие огни отразились в сотне радужных стёкол, что были накануне похищены из новогодних подарков и теперь сверкали в точках пересечения линий, продлевая и множа собою свет. Право же, как наивен оказался новый Осенний князь – заказал Стеклянному мастеру волшебные очки для всех и каждого, чтоб любой желающий и хоть немного могущий узрел вокруг себя чудеса! Будто от этого ракеты станут фейерверками, а друзья и любимые воскреснут…

– Лишь мне открылось, как можно – и нужно! – использовать эти стекляхи!.. А наставница меня из класса выгнала… ещё и высмеяла перед всеми…

Хлёсткий ветер сорвал слова обиды с губ мага, слёзы прожитого унижения – с его ресниц. Близился самый тёмный час, в котором не было места вере в щедрое чудо. Час, в котором не оставалось сил для смиренной надежды. Час, за чьи тайны нет иной платы, кроме собственной жизни.

Широким прыжком заступив в центр фигуры, маг заставил себя совершить последний вдох и, срывая голос, крикнул небесам:

– Я отменяю прошедший год!!…

***

В канун Йоля Персефоне не спалось. Неясная тревога витала над её головой, скрываясь от внимания в тёмных углах старинного немецкого дома.

– Видать, дело в новом месте, – выскользнув из одеяла, Персефона зажгла ночник и свечу, миновала деревянную опору фахверка, торчавшую посреди квартиры, и в три шага достигла кухонного стола. Непривычным было единое пространство (спасибо, что хоть ванная отдельно), непривычными были косые углы мансардных стен, претендующих на звание потолка с окнами. Зато этажом ниже находилась «Самодива», её студия красоты, получившая новую жизнь в иной стране. Бумажная волокита была легко повержена коллективным колдовством; на соседней улице поселилась Дина, стилист-волшебница, и музыкант Марк, ставший её мужем. Да и до многих, кто присягнул на верность новому Князю и его Княгине, теперь было рукой подать. Так откуда взялась эта ночная тревога и о чём она?..

– Если тут завёлся дух, пусть об этом скажет вслух! – встав со свечою перед зеркалом, повелела Персефона.

Придверные обереги тихонько зазвенели, живое пламя дрогнуло и разгорелось ярче. Дух о себе не заявил, но в отражении окна за плечом Княгини случилось едва заметное движение. Резко обернувшись, Персефона подбежала к подоконнику, распахнула широкую створку…

Никого.

Пожарная лестница пуста, на крыше ни звука, лишь с ночного неба падает крупный снег, с тихим шорохом укрывая шершавую красную черепицу.

Поскольку сна ни в одном глазу так и не появилось, Персефона села за разбор подарков, что принесли гости на её с Артемисом свадьбу. Подарков было столько, что заполнили бы они собой всю квартиру, достань их Княгиня разом. К счастью, тут и пригодился облегчемодан, дар от гильдии подкроватных вещекрадов.

Первой под руку попалась расчёска из семи древесных пород – от неё и волосы, и мысли становились красивыми да ладно уложенными. Запустила Персефона расчёску в короткие свои кудри, что после посвящения стали изрядно темнее прежних и вились теперь как попало. А следом нашлось и над чем подумать: явилась из облегчемодана старинная книга в тиснёной обложке. Красив был орнамент по краям её, да только названия нигде не нашлось. Схватившись за уголок, открыла Персефона книгу и тихо вскрикнула, когда игла, скрытая в краю обложки, уколола ей палец. Вслед за болью пришло изумление: на титульном листе, пожелтевшем и плотном, проступила бледная витая строка:

«Волшебные предметы и существа: легенды и факты, прошедшее и настоящее».

И снизу – тонким пером – приписка: «Полный текст доступен для особ княжеской крови».

– Ах, это авторизация такая, – поплевав на палец, усмехнулась Персефона. – Что ж, приступим…