Наталия Силантьева "За Нарвскими воротами"

За Нарвскими воротами
Наталия Силантьева

Сотрудник милиции торгует наркотиками и избивает беременную женщину. Понесет ли он заслуженное наказание? Как сложится судьба главной героини? На все вопросы ответит следователь прокуратуры Сергей Александрович Новоковский.

Наталия Силантьева

За Нарвскими воротами

Глава 1

Дом, из которого вышла Валерия, стоял во дворе, он был отделен от Обводного канала своим братом-близнецом – точно таким же «кировским» длинным желтым домом с терракотовой отделкой. Он даже повторял его причудливый изгиб – длинное тело дома тянулось анакондой через весь двор, а под конец неожиданно делало забавную загогулину, точь-в-точь как у его собрата, выходившего фасадом на канал. – Дома эти, построенные еще до войны заводом «Красный треугольник» для рабочих – в основном, бывших сельских жителей, сбежавших от коллективизации, – давно уже обветшали, их нарядная когда-то отделка облупилась, а карнизы и козырьки подъездов местами обвалились. Дав приют многим деревенским беглецам, в поисках работы и нормальной человеческой жизни устремившимся в Питер, они в конце концов безнадежно устарели и теперь – без удобств, без современных коммуникаций – стали пристанищем для самых разных людей, которых судьба занесла в коммунальные квартиры этих неказистых домов.

Валерия прошла через двор, заставленный машинами, среди которых были и иномарки, до смешного не гармонировавшие с этим убогим антуражем. У выхода со двора на улицу она столкнулась со стайкой бродячих собак, одна из которых, совсем маленькая бойкая собачонка, неизвестно почему яростно лаяла на другую, покрупнее, уютно свернувшуюся калачиком, – как будто пытаясь ей что-то доказать. Но та оставалась совершенно равнодушной к аргументам своей товарки и, уткнув морду в лапы, только лениво прищуривалась, радуясь редкому зимнему солнышку.

Забавная сценка на секунду привлекла внимание Валерии – она иногда подкармливала этих собачек, но сейчас ей было не до них. Она выскочила со двора и почти побежала по улице, делившей пополам Екатерингофский парк. В парке, безлюдном в этот зимний будний день, пустовала одинокая, никому не нужная летняя эстрада, а рядом с ней была танцплощадка, которая когда-то служила местом встречи окрестной молодежи, а теперь лишь изредка оживала в дни праздников. С высоченной разноцветной горки в самом центре парка тоже никто не катался – каникулы кончились, и дети пошли в школу.

Валерия шла хорошо знакомым маршрутом и, задумавшись о своем, пару раз чуть не попала под колеса легковушек, которые, для того чтобы быстрее миновать обычный на этой улице затор транзитного транспорта, ехали прямо по тротуару вдоль парка. Один из водителей даже покрутил пальцем у виска, намекая на состояние девушки, – и был недалек от истины.

В самом конце парка за оградой показалась конюшня конноспортивного клуба, где неподвижно грелись на солнышке несколько разномастных лошадей с аккуратно подстриженными гривами и длинными, пушистыми, как метелки для уборки пыли, хвостами. У них тоже сегодня не было клиентов. Десятиградусный мороз, подгонявший немногочисленных пешеходов, видимо, нисколько не беспокоил выносливых лошадок – они наслаждались редкой возможностью побездельничать и тихо размышляли о своей лошадиной жизни, слегка подрагивая ресницами удлиненных «восточных» глаз.

Было около полудня, солнце стояло уже где-то за парком. Между оголенных черных стволов огромных деревьев едва заметно колыхались крошечные снежинки, загораясь на солнце песчинками золота.

За мостом через узенькую речушку со смешным названием Таракановка, служившую парку границей, пошла какая-то совсем дикая местность. Показались полуразрушенные дома со следами пожаров. Сквозь пустые оконные проемы видны были обгоревшие комнаты, где обвалившаяся во многих местах штукатурка обнажала допотопные деревянные перекрытия. Справа тянулось безликое производственное здание, на первом этаже которого неизвестно кто и зачем открыл довольно претенциозный ресторан, никому не нужный в этом простонародном микрорайоне.

Но Валерия спешила в куда более скромное заведение. Сразу за мостом она нырнула налево под грязную зеленую арку в узенький проулок, ведущий прямо к цели ее путешествия. Здесь ее тут же обступили такие же приземистые домишки – потрепанные, жалкие, но очень милые. Одно сильно разрушенное здание выглядело так, как будто только вчера пережило прямое попадание авиабомбы. Наконец, миновав неожиданно элегантный заводской корпус – стройный, симметричный, увенчанный маленькой изящной башенкой, – Валерия вышла на нужный ей перекресток.

Здесь, за перекрестком, внезапно открывалась совсем другая картина. Начиналось царство маленьких аккуратненьких особнячков, построенных военнопленными немцами после войны. Они дробили кирпичи разрушенных бомбежкой домов, лепили из получавшейся крошки блоки и создавали для ленинградцев свой маленький бюргерский рай: хорошенькие двухэтажные домики, как будто вышедшие из старинных немецких сказок, – розовые, желтые, фисташковые, терракотовые рождественские пряники. Но и этот когда-то очаровательный и вполне европейский квартал выглядел теперь запущенным и убогим: разноцветная краска пряничных домиков облупилась, каменные крылечки ушли в землю, а деревянные двери парадных растрескались и скособочились.

На первом этаже вполне приличного желтого домика на углу прямо под мемориальной доской с надписью, рассказывавшей о том, что эта улица названа именем героя войны – бесстрашного летчика, который, «выполняя боевое задание, повторил подвиг Гастелло, направив горящий самолет в скопление вражеских танков», – находилось небольшое кафе, куда и торопилась девушка. Внутри заведение имело самый затрапезный вид: стены и барная стойка были окрашены в какие-то аляповатые цвета, стояло несколько высоких металлических столиков и стульев, вдоль стены располагались игровые автоматы, не пользовавшиеся здесь, впрочем, популярностью. На кассовом аппарате красовалась лаконичная, но многозначительная надпись: «Деньги и водку в долг не даем».

Дама за кассой, интересная блондинка лет тридцати, имевшая вид «женщины, достойной лучшей судьбы», обслуживала немногочисленных посетителей привычно быстро и собранно, время от времени бросая указания повару – молодому человеку «кавказской национальности» с необыкновенно утомленным лицом. Ассортимент был самый непритязательный, под стать месту, да и посетители всё равно брали в основном только водку.

Народу в кафе было немного, в основном одни мужчины, почти все довольно потрепанного вида. Они приходили, выпивали и уходили – заведение было не из тех, где засиживаются подолгу. Многие были знакомы между собой. Чуть в стороне отдельно расположились два посетителя посолиднее, в приличных дубленках и пыжиковых шапках. Они пили водку и убежденно крыли своего, видимо, более удачливого приятеля, за которым «каждое утро такая, блин, тачка приезжает».

Валерия взяла пятьдесят граммов коньяка и села за столик у окошка. Другая женщина могла бы почувствовать себя неловко, оказавшись одна в мужской полуопустившейся компании. Но только не Валерия – много воды уже утекло с тех пор, когда она могла переживать и трусить из-за таких мелочей, много случилось такого, что ожесточило ее сердце и сделало ее равнодушной к социальным условностям и невосприимчивой к злорадному любопытству и насмешкам.

И всё же сегодня ей самой не нравилось то, что она делала. Она понимала, что делать этого не надо, и сердце ее мучилось, когда она нервно барабанила пальцами по столу и пыталась другой рукой поднести к губам рюмку. «Надо выпить и успокоиться», – подумала она, но рука не послушалась, задрожала, и несколько драгоценных капель упали на столик. Наконец она справилась с рюмкой, сделала глоток и почувствовала, как внутри растекается привычное тепло, согревает грудь, успокаивает сердце. «Может, всё еще обойдется», – вяло подумала она, когда алкоголь уже начал свое знакомое действие.

Дверь резко отворилась, и Валерия вздрогнула – но тревога оказалась ложной. Это была еще не ее стрелка. Вошла какая-то компания – несколько молодых людей, видимо, хорошо знакомых между собой. Выглядели они немного приличней остальных посетителей, и настроение у них было хорошее. Они тоже взяли выпить, уселись вместе за один столик и довольно громко и весело, явно рисуясь перед публикой, завели какой-то заумный, не очень уместный в таком низкопробном заведении разговор о крутых компьютерах и новомодных примочках к ним.

Этот разговор и усиленная претензия на продвинутость, никак не вязавшиеся с таким местом, показались Валерии ужасно смешными. «И почему это мужики нигде не упустят случая потешить свое тщеславие, прикинуться успешными? – подумалось ей. – Даже там, где это выглядит нелепо». Никогда, ни в одной точке своего бессмысленного и несправедливого падения, не теряла она наблюдательности, чувства юмора, способности выхватить самую суть ситуации. Даже сейчас, когда ей было совсем не до смеха, она воспринимала всё происходившее вокруг отчетливо, ясно и иронично.

Тут дверь снова распахнулась, и вошел невысокий худощавый молодой человек неславянской наружности. Эйфорию, вызванную коньяком, с Валерии как рукой сняло, она вся напряглась и вытянулась, как будто настройщик подтянул внутри нее какую-то невидимую струну. Она боялась встречи с этим человеком и даже не пыталась этого скрывать.

– Ну здравствуй! – сказал он сдержанно, хотя и приветливо.

– Привет, Руслан, – осторожно и тихо отозвалась девушка.

Вошедший подошел к стойке, взял кружку «Петровского», подсел к Валерии и как-то особенно аккуратно и медленно глотнул из кружки. Видно было, что он никуда не торопится, уверен в себе и в том, что он делает. У Валерии всё сжалось внутри, но уходить было уже поздно.

– Как дела? Ты ведь вроде замуж собираешься? – всё так же неспешно начал человек.

– Да, собираюсь. Поэтому и деньги мне нужны, – перешла прямо к делу девушка. Ее тяготил этот разговор, она не знала, правильно ли она поступила, придя опять сюда, поэтому и хотела скорее всё закончить.

Молодой человек только насмешливо прищурил на нее свои и без того узкие глазки, которые от этого превратились просто в щелочки. Всем своим видом он давал понять, что владеет ситуацией и сам прекрасно это знает.

– Да ведь ты уже, кажется, один раз выходила, – съехидничал Руслан. – Только что-то быстро развелась.

Валерия ничего не ответила – удар был подлым, но она давно уже потеряла способность ощущать боль от этих мелких злорадных тычков.

– Ну хорошо, я всё принес, – примирительно сказал он и опять отхлебнул из кружки.

Кафе к этому времени почти опустело, двое друзей уже промыли косточки всем своим знакомым, допили водку и ушли. Оставалась только шумная компания любителей компьютеров, но они были слишком заняты своим разговором, да какой-то ханурик у стойки пытался выпросить у барменши сто граммов водки.

Руслан внимательно, но скрытно огляделся, оценил обстановку и осторожно полез во внутренний карман своей зимней куртки. Почти незаметным движением руки он извлек оттуда небольшой пластиковый пакетик с хорошо знакомым Валерии содержимым, отсыпал оттуда немного светло-кремового порошка в другой пакетик, поменьше, и мгновенно сунул его в ловко подставленную ладонь – остаток же аккуратно спрятал обратно в карман. Вся процедура, повторявшаяся много раз при самых разных и не всегда безопасных обстоятельствах, не заняла и десяти секунд. Всё было так хорошо отрепетировано, что исполнителям не понадобились лишние слова и телодвижения. Никто ничего не заметил – барменша разбиралась с марамоем у стойки, да и не могла она оттуда увидеть, а молодым людям было не до них. Руслан всё это точно просчитал.

Засунув пакетик в сумочку, Валерия допила коньяк и вся внутренне подобралась, чтобы сказать главное – для нее дело еще не закончилось.

– Знаешь, Руслан, как хочешь, но это уже в последний раз. Мне свою жизнь устраивать надо.

– Ну и устраивай. Это твоей жизни не помешает.

– Нет, не могу больше. И Лёша против – я ему слово дала, что завяжу. Мне ведь и пить сейчас нельзя, ты же знаешь.

– Ты же не для себя берешь. Денег подзаработаешь, ведь нужны будут на приданое.

– Нет, всё – хватит. Нельзя с этого семейную жизнь начинать. Я человека полюбила, не могу я своей и его жизнью так рисковать.

– Да куда ты от нас денешься! Забыла, что ли, как по двести двадцать восьмой попадалась? – холодно усмехнулся Руслан. Во время всего этого разговора он не терял самообладания, выражение лица его оставалось равнодушным и насмешливым – только проницательные глазки-щелочки пристально изучали собеседницу. Похоже было, что он не воспринимает слова девушки всерьез, но всё же пытается понять и оценить, что за всем этим стоит.

Эти слова болезненно подействовали на Валерию, хоть и знала она заранее, что он именно так и ответит. Она вся как-то сникла, как будто жесткий ответ ее визави выбил у нее из-под ног опору. Уверенности у нее поубавилось – ведь не раз уже пыталась она выправить свою жизнь, но старые знакомства не отпускали. Опять она почувствовала себя как в страшном сне, когда пытаешься от кого-то убежать, куда-то успеть, а ноги не слушаются, путаются перед глазами надписи на указателях, и твой самолет улетает. Да разве не во сне прошли последние несколько лет ее жизни?

А тут еще выпитая некстати рюмка коньяка давала о себе знать – мысли расползались, путались, не слушались ее, даже движения стали вялыми и замедленными. Немного ей надо было выпить, чтобы прийти в такое состояние. Но в главном она была уверена: ей надо завязывать и объявить об этом окончательно и определенно, чтобы расставить все точки над “i” раз и навсегда. Одного она никак не могла понять: зачем она тогда вообще сюда пришла?

– Хватит, Руслан! Говори что хочешь, но это в последний раз. Как продам это, деньги тебе верну, и всё. Можешь больше ко мне не обращаться.

– Кончай базар, дура! – Собеседник как-то вдруг бросил церемониться, но видно было, что и это неслучайно, никакой это не срыв, а просто ему стало наплевать – слишком уж он был уверен в беспомощности своей жертвы. – Это сбудешь – придешь еще, и попробуй только пикни кому-нибудь об этом!

На них уже начали поглядывать – пора было заканчивать разговор.

Из кафе они вышли порознь и не попрощались друг с другом. Но Валерия уже была почти довольна собой – пусть и не всё она сказала так, как хотела, пусть и не осталась победительницей в этом споре, зато нашла в себе силы окончательно высказаться, отрезать от себя эти годы переездов, безденежья, разборок из-за наркоты, отчаянных попыток развязаться со всем этим. Так, по крайней мере, ей тогда показалось.

Глава 2

Обратный путь Валерия проделала еще быстрее. Солнце светило уже в полную силу, не по-зимнему горячо. На девушку вдруг накатило состояние какого-то беспричинного счастья – ей казалось, что все ее страхи были только миражами, что теперь это всё в прошлом, а впереди долгая, счастливая, радостная жизнь.

Опять пошла она мимо парка – теперь там уже гуляли дети, у которых закончились занятия. Они смеялись, носились по дорожкам парка, лезли на горку кататься. Показались и утренние лошадки – они всё так же бездельничали. И всё это – дети, родители, лошади – как будто растворялось в пронзительно ярком солнечном свете, сливалось воедино и становилось для нее частью вселенной и частью ее самой. Вдруг показалось ей даже, что и весна уже не за горами. А может быть, она уже и начинается? «Теперь всё будет по-другому», – решила для себя Валерия.

Но что-то по-прежнему не давало ей покоя: она понимала, что все эти восторги скоро пройдут, что это всего лишь временная перемена к лучшему. Слышала она и о том, что такие перепады настроения – когда то любишь весь мир и чувствуешь, как сливаешься с ним в единое целое, а то вдруг погружаешься в темноту, страхи, даже депрессию – обычны в ее положении. Да и алкоголь никак не отпускал – тело было как ватное, во рту стоял неприятный металлический привкус, мысленно она ни на чем не могла сконцентрироваться. Вдруг сильно засосало под ложечкой – это был уже знакомый ей резкий требовательный голод беременных, который не терпит ни малейшего промедления. Нужно было что-то быстро съесть.

К счастью, Валерия была уже почти дома. Чуть не доходя до Обводного, она свернула направо в свой двор, где собак на этот раз не было, зато расхаживали дворники в форменных оранжевых телогрейках, с ведрами и каким-то инструментом. Валерия проскочила мимо них и побежала вдоль дома к своей парадной. Дом и вообще был слишком длинным, а теперь казался ей просто бесконечным – она двигалась уже из последних сил, на автопилоте.

Но девушке еще надо было подняться на четвертый этаж – по темной, узенькой, крутой лестнице со съежившимися от времени и бесконечных прикосновений рук деревянными перилами. Лестница была даже более-менее чистая (дворники всё же не зря ходили), но стены, как и положено, были все ободраны и исписаны самыми разными словечками, признаниями, названиями музыкальных групп и фильмов, по которым можно было бы изучать историю культуры ХХ века. Была даже парочка вполне современных граффити. На каждой лестничной площадке в оконных проемах между ставнями красовались пустые пивные бутылки и смятые жестяные банки из-под коктейлей – голубые, зеленые, оранжевые, на любой вкус. Ведь на широких подоконниках было удобно сидеть, а кодовый замок на дверях давно сломался, вот и заходили сюда выпить и бомжи, и просто подростки – зимой, когда во дворе было слишком холодно.

Валерия с большим трудом, пролет за пролетом, одолела лестницу и добралась до четвертого этажа. Ноги отяжелели, началась одышка, а когда она остановилась наконец-то у дверей своей квартиры, в глазах потемнело, закружилась голова, и она чуть не упала – резкий переход с яркого солнечного света в темноту парадной оказал свое предательское воздействие. «Как это я вдруг так ослабела?» – подумала она, пытаясь достать ключи. Но ключи не слушались, зацепились за подкладку сумки и никак не хотели вылезать. «Росомаха! – ругнула себя Валерия. – Да что со мной такое? Ни руки, ни ноги уже не слушаются».

Когда наконец ключи были извлечены и дверь открыта, Валерия бросилась на кухню – нужно было что-то срочно перехватить. Это была довольно просторная коммунальная кухня с большим окном и обычными для коммуналок отдельными для каждого жильца столами и холодильниками. Вдоль длинной стены под окном тянулся низкий посудный шкафчик с полками, разделенный на три части – по числу комнат.

Валерия кинулась к холодильнику (с тех пор, как она начала жить с Лёшей, там снова завелась еда) и схватила первое, что попалось под руку, – какой-то глазированный сырок, купленный еще три дня назад, да так и забытый на полке. Кое-как заглушив настоятельный голод, она уже спокойнее налила воды в чайник, поставила его на огонь и приготовилась пить чай и думать – и было о чем. Предстояло обдумать всё, что произошло сегодня, и что в связи с этим нужно прямо сейчас, безотлагательно предпринимать.

Квартира, в которой последние два года жила Валерия, была обычной трехкомнатной питерской коммуналкой. Комната Валерии была прямо по коридору, сразу за кухней, а справа располагались еще две. Комната была довольно большой, но темной, единственное окно выходило на север, в сторону Обводного канала. При обмене агент ее обманул, подсунув вместо солнечной комнаты темную, а соседка ловко успела перебраться в комнату, выходившую окнами на юг, – ту самую, в которую должна была въехать Валерия.

Впрочем, в то время, когда Валерия занималась обменом, она вряд ли была в состоянии задумываться над такими мелочами. Слишком тяжело ей тогда было. Когда-то, в те времена, которые теперь казались ей одной из ее прошлых жизней, Валерия окончила архитектурно-строительный институт в Свердловске. Дизайнером она была классным – ярким, самобытным, легко находила нестандартные, но очень практичные и удобные решения. Это замечали в институте, знали об этом и все ее многочисленные друзья и знакомые. Еще во время учебы она получала заказы на оформление квартир. Но тут грянула перестройка, многие проектные институты развалились, да и не хотела она в них работать – скучно, а никакой другой работы в новом демократическом Екатеринбурге не было. Голодать, по счастью, не приходилось – Валерия была из вполне благополучной семьи. Но и сидеть без дела она не могла – не такой у нее был характер. Пару лет она провозилась с частными заказами «новых русских», но никаких серьезных перспектив для нее как дизайнера в родном городе не было. В конце концов однообразная работа и убогие вкусы заказчиков ее достали, и она поняла, что пора «рвать когти».

Давно уже, с самого первого курса, лелеяла она мечту о Питере – архитектурной Мекке, земле, обещанной свободным художникам. Еще в детстве, в первый раз побывав с родителями в тогдашнем Ленинграде, она дала себе слово, что когда-нибудь переедет сюда насовсем и этот город ее обязательно примет.

Так в конце концов и получилось. Старший брат Валерии в самом начале 90-х устроился на работу в банк, быстро приподнялся и помог сестре перебраться в Питер. Они продали ее маленькую квартирку в Екатеринбурге, добавили денег и купили Валерии довольно приличную однокомнатную квартиру в одном из спальных районов Питера.

Жизнь поначалу, казалось, стала складываться неплохо. В городе, который неизменно благоволил талантливым людям, Валерия легко находила заказы – разрабатывала дизайн квартир, помогала делать ремонты, иногда даже шила на заказ. Руки у нее были золотые, и никакой работой она не гнушалась. Ей очень нравилось, что здесь ее идеи находили отклик у людей. Можно было предложить что-то свое, неожиданное, оригинальное – и заказчики охотно соглашались. «Как здорово оказаться среди людей, которые могут оценить твой дар!» – часто думала тогда Валерия. И хотя постоянного места работы у нее не было, без денег она никогда не сидела. Помогал и веселый, открытый характер – Валерия быстро находила знакомства и очаровывала всех своей энергией, талантом и умением легко решать любые проблемы.

Так же легко она познакомилась и со своим будущим мужем – на какой-то из многочисленных тусовок, в которые она сразу погрузилась со всем энтузиазмом провинциалки, давно мечтавшей о богемном образе жизни.

Какой бы разгильдяйкой ни казалась Валерия с первого взгляда, она всегда, на самом деле, хотела иметь дом, семью, детей. Казалось, что теперь у нее всё это будет. Какие могут быть преграды на пути к счастью, если люди молоды, любят друг друга, могут зарабатывать на жизнь своим трудом и живут в отдельной квартире? Но не так-то просто стать счастливым.

Довольно быстро выяснилось, что муж Валерии, очень интересный художник-акварелист и сын весьма известного в городе ученого и общественного деятеля, как и многие люди его круга, больше интересовался наркотиками, чем творчеством. Заставить его работать было практически невозможно. Валерия составляла для него натюрморты из глиняных горшочков, сухих колосьев, минеральных камней – на всё это у нее был безупречный вкус – и говорила: «Смотри, какая прекрасная могла бы получиться картина». «Да, Лера, очень красиво», – задумчиво отвечал он, и на этом творческий процесс заканчивался. Муж отправлялся на поиски наркотиков.

Неудивительно, что Валерия и сама скоро начала употреблять разное зелье – в таких делах мужчины имеют большое влияние на женщин. Не то чтобы она «подсела на иглу» и совсем опустилась, – нет, она понимала, что с ней происходит, и несколько раз пыталась бросить. Ей всё еще очень хотелось ребенка, но ребенок у них не получался, и стимула вернуться к нормальной жизни не было. Жили они в ее квартире на те деньги, которые муж выручал, сдавая другую квартиру – в центре города, шуюся ему от его знаменитого отца.

Нет нужды перечислять все обычные в таких случаях ступени падения, которые прошла Валерия, – это была та самая «простая история», типичная для мегаполиса конца 90-х, одна из тех, которые мы равнодушно наблюдаем вот уже много лет.

С мужем, в конце концов, пришлось расстаться – он уже совсем потерял человеческий облик. Но и оставшись одна, Валерия не сумела справиться с собой. Старые знакомые пытались помочь, что-то говорили про лечение – но ее уже завертело. Появились какие-то странные новые приятели – сильно пьющие люди, торговцы наркотиками, подозрительные лица с криминальными связями. Чтобы как-то прожить, ей тоже приходилось приторговывать наркотиками, но денег всё равно не хватало, так что приходилось уже и вещи из дома продавать. В общем, закончилось всё тем, что Лере пришлось обменять свою однокомнатную квартиру на комнату в коммуналке с доплатой. Так и очутилась она в этом весьма нереспектабельном квартале.

Впрочем, Лерина комната была не так уж плоха. И здесь, несмотря ни на что, сумела она по привычке наладить хоть какое-то подобие уюта – перевезла оставшиеся вещи, расставила глиняную посуду, расстелила везде оригинальные коврики-пэтчверки и лоскутные покрывала – всё сшитое собственными руками. Как бы тяжело ни приходилось Лере, она всегда пыталась устроить свой быт, удержать добрый дух дома – как будто надеялась этим вернуть удачу, гармонию, счастье.

Как ни странно, в какой-то момент у нее это даже получилось – и самым неожиданным образом. Но старые привычки и знакомства даже на новом месте не оставили Леру, она водилась всё с теми же дружками и однажды попалась с наркотой. Вот тут-то и пришлось ей познакомиться с сотрудниками ОБНОНа – отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков – районного управления внутренних дел. Там оказалось всё просто – они и сами торговали наркотиками и пообещали Лере не давать делу хода, если она согласится работать на них.

Так Лера совершила еще один – последний – виток по спирали вниз: она оказалась связанной по рукам и ногам сетями милицейской мафии и вынуждена была делать всё, что ей прикажут новые «боссы».

Всё-таки разум не совсем оставил ее, и она еще пыталась бороться за возвращение к нормальной жизни. Кто-то из прежних друзей, кому еще было не всё равно, что с ней происходит, познакомил ее с Лёшей – молодым симпатичным парнем с открытой обаятельной улыбкой и ясным взглядом больших глаз того оттенка синего цвета, какой бывает у неба в самом начале лета. Он был начинающим адвокатом, в будущем мечтал открыть свою собственную контору, а пока работал на одного из своих однокурсников. Лёша тоже откуда-то приехал, жил на съемной квартире, но, в отличие от Леры, еще не поддался питерской апатии, не потерял желания работать. Его адвокатская карьера только-только начиналась, поэтому сердце его еще не успело очерстветь, и он искренне стремился помогать людям. Они встретились с Лерой, поговорили, жалкое положение девушки его тронуло, и ему очень захотелось ей помочь. Но было здесь и нечто большее – Лера всегда умела нравиться мужчинам, никакие обстоятельства не могли отнять у нее этого таланта. Была она маленькой, подвижной, непоседливой, с ловкими руками и ногами, с заразительным смехом и очаровательной, немного лукавой улыбкой. Глядя в ее живые карие глаза, вслушиваясь в почти беззаботный смех, окружающим трудно было догадаться, в какой серьезный переплет она попала. Казалось, что у нее по-прежнему всё хорошо, а нынешние проблемы – всего лишь временное явление. Задор и энергия у нее были прежние (хоть и несколько потускневшие от питерского климата), только вот справиться с обстоятельствами одна она уже не могла – слишком многое было упущено в последние годы.

В общем, Лёша ею заинтересовался, Лере он, в свою очередь, тоже понравился, и они начали встречаться. А уж когда Лёша побывал у нее дома – в уютной, ладно оформленной комнатке, где всё говорило об истинной сущности хозяйки и ее нежелании мириться с нынешним положением дел, – чувства его определились окончательно. Для молодого человека, не имеющего пока своего угла в Питере, возможность пожить в нормальной домашней обстановке сыграла определенную роль.

Так Лёша переехал жить к Лере в этот длинный, перенаселенный, меланхоличный дом недалеко от станции метро «Нарвская». Теперь и на работу в центре города стало ему ездить намного удобней, чем с прежней квартиры.

Жизнь вроде бы начала налаживаться, Лера потихоньку отходила от наркотиков – она ведь никогда всерьез на них и не подсаживалась. Хоть и тяжело ей приходилось, но это было обязательное условие, которое поставил ей Лёша при переезде. И не одно только данное слово удерживало ее – слишком велика была в ней жажда жизни, желание очнуться, вернуться из забытья в нормальную человеческую реальность.

Но старые связи никак не хотели отпускать, и хотя Лера сама больше не употребляла наркотики, совсем не иметь с ними никаких дел она не могла. Знакомые из ОБНОНа заставляли ее сбывать разное зелье, контролировали, не отпускали. Она не хотела посвящать Лёшу во все подробности – боялась, что это его оттолкнет. Надеялась потихоньку сама во всем разобраться.

Но когда Лера забеременела, тут уж точно пришел край – надо было завязывать. Но денег не было, зарабатывать по-другому она уже не могла – прежних заказчиков давно растеряла, а новых найти было не так-то просто. А деньги нужны были – и прямо сейчас, и еще больше в ближайшем будущем. Лёша же зарабатывал немного, на него одного нельзя было рассчитывать. Хоть он и заботился о Лере, и радовался их будущему ребенку, но был он ее помладше, и в голове у него еще временами гулял ветер. А Лера многое уже пережила, обожглась не раз и давно уразумела, что в этой жизни рассчитывать можно только на себя. Вот и не могла она никак развязаться со сбытом наркотиков, и с ее огромной радостью ожидания ребенка крепко был спаян страх за свое будущее.

Глава 3

Вода в чайнике закипела, Лера заварила чай, налила себе в чашку, собрала какой-то снеди на поднос и прошла в комнату. Надо было подумать о том, что предстояло сделать, – и как можно скорее. Но думать не хотелось, мысли были какие-то вялые, ленивые, не хотели собираться вместе, а всё время прилеплялись к разрозненным предметам. «Начинается маразм беременных», – почему-то вдруг пришло ей в голову. Она села на старенький диван, убитый вид которого скрашивало хорошенькое лоскутное покрывало, нашарила рукой дистанционное управление и машинально нажала на кнопку. Загорелся разноцветный экран, начались дневные новости – Путин и снова Путин. Молодой симпатичный диктор в очках что-то бойко тараторил, затем на смену ему пришли два ведущих ток-шоу – холеные, самоуверенные, фантастически модные. «В телевизоре своя правда, а в жизни своя, – рассеянно подумала Лера. – По улицам ведь такие люди не ходят». Она всеми силами цеплялась за всякую чепуху, лишь бы не думать о главном.

Еще утром Лера решила, что это в последний раз и что она сегодня же объявит о своем намерении завязать Руслану, тому самому сотруднику ОБНОНа, от которого она и раньше получала героин. Решение свое она выполнила – по крайней мере, наполовину – сказала обо всем Руслану, и еще час назад была собой очень довольна. Но теперь эйфория прошла, и она опять почувствовала, что оказалась словно в тупике, перед глухой каменной стеной, на которой вместо разноцветных граффити были высечены похожие на приговор слова Руслана: «Никуда ты от нас не денешься». Лера прекрасно понимала, что это правда, что менты ее так просто не отпустят и помощи ей ни от кого ждать не приходится. Конечно, можно было рассказать обо всем Лёше, но она боялась – боялась не только его гнева (ведь он был уверен, что она с наркотиками никаких дел больше не имеет), но и своего собственного разочарования в любимом человеке: она всегда чувствовала, что Лёша, человек хоть и добрый и к тому же весьма компетентный в юридических вопросах, нутром слабоват и в критической ситуации может растеряться, струсить, пойти на попятную.

Значит, надо было самой во всем разбираться. Во-первых, следовало как можно скорее сбыть то, что Руслан отдал ей сегодня утром. Большого труда это не представляло: у Леры оставалось несколько постоянных покупателей. Девушка она была ловкая и предприимчивая, с людьми договаривалась легко – так что с продажей никаких проблем не предвиделось. Надо только действовать быстро и осторожно, чтобы Лёша ничего не заподозрил. Как только она всё продаст, надо будет сразу же позвонить Руслану, чтобы отдать ему деньги и еще раз четко заявить, что больше ничего она брать у него не будет и чтобы он оставил ее в покое. Вот тут-то и крылось самое страшное, о чем она больше всего боялась думать, – ведь она знала, на чьей стороне сила и как она сейчас, особенно сейчас, уязвима.

Но в любом случае, пока что надо было начинать действовать: кому-то звонить, предлагать, договариваться. А вот именно этого ей хотелось меньше всего – ей вдруг показалось, что сейчас невыносимо тяжело будет заниматься делом, вызванивать знакомых, пытаться им что-то втюхать. «Когда всё это закончится? – привычно подумала она, не надеясь найти ответ. – Почему нельзя жить как все нормальные люди?» Но уже столько она об этом думала и передумала, и знала, что выхода нет. Пока нет.