Во имя Твое
Анна Берович
О чём эта книга? Прежде всего о любви. О глубоком чувстве, пронесённом через всю жизнь и даже через смерть. Эта книга о самой высокой цене, которую платит человек за право всегда оставаться самим собой. Хотя все события в книге – плод авторской фантазии и любое совпадение является чистой случайностью, можно считать это моим признанием тому, кому я так и не смогла сказать самых главных слов, но с кем моя судьба неразрывно навеки связана. Думаю, он услышит и поймёт. Простите, но я Вас люблю! Автор.
Анна Берович
Во имя Твое
Боже, во имя Твое спаси мя, и в силе Твоей суди ми. Боже, услыши молитву мою, внуши глаголы уст моих. Яко чуждии восташа на мя и крепцыи взыскаша душу мою, и не предложиша Бога пред собою.
(Псалтирь, Псалом 53)
«И найдут они счастье птичее,
Как награду за дерзкий полёт»
(В. Высоцкий)
Пролог.
Зарайск, 1982 год.
Девочка неожиданно выросла. Как-то незаметно и быстро. Еще вчера, казалось, ходила пешком под стол, играла в куклы, а вот уже, считай, барышня на выданье.
На улице стояла холодная весна 1982. Снег едва начал подтаивать, но внезапный мороз накрепко сковал хрупкие каркасы сугробов. Теперь они напоминали грязно-белые чумы народов крайнего севера.
Это была последняя школьная весна в Лениной жизни. Еще пара месяцев и.. здравствуй, новая взрослая жизнь. Если честно, особо никаких планов на поступление Лена не строила. Куда поступать с её-то аттестатом, где уже отчётливо намечались несколько скрученных двойной дугой троек? Во всяком случае, её знания по физике и тригонометрии в купе с алгеброй на более высокую оценку не тянули никак. С таким аттестатом проходной балл куда бы то ни было получить будет трудно. Но Лену это волновало мало. Её интересовало все, что угодно – облака в небе, погода на завтра, новый роман братьев Стругацких, но только не отметки.
По мнению одноклассников и учителей, вечно витающая в облаках девушка, была не от мира сего. Друзей в классе у неё практически не было. Так, приятели, с которыми можно было сходить на выходные в кино или просто пройтись по улицам. Мальчики на Лену обращали внимание мало. Полноватая, несколько неуклюжая, хотя и довольно высокая, Лена к тому же сильно сутулилась и носила очки. Одно время невнимание мужского пола обижало Лену и даже доводило до слёз, но потом она махнула на мальчишек рукой и переключила внимание на известных артистов, воображая, что когда-нибудь с кем-то из них обязательно познакомиться. Дома, зная эти причуды дочери, мать только вздыхала, иногда устраивая дочери лекторий на тему, почему мальчики обходят её стороной. Обычно подобные лекции заканчивались скандалом. Лена рыдала и бежала за помощью к бабушке. После этого между матерью и бабушкой происходил разговор на повышенных тонах. Но особо ничего не менялось. На танцы и школьные вечеринки Лена идти не хотела категорически, предпочитая телевизор и книги. И продолжала грезить Встречей. Той самой, из детства.
Мама тогда организовала выезд в Москву для похода в магазин. Мероприятие ненавистное маленькой Лене столь же сильно, как и аналогичное путешествие на рынок. Хотя на рынке Лена все же любила бывать больше. Особенно летом, когда прилавки ломились от благоты овощей и фруктов, вобравших в себя, казалось, весь цветовой и ароматический спектр. Благоухание было таким густым, что даже дышалось с трудом.
Конечно, в магазине одежды ничего подобного не было, там не пахло, а воняло стиральными порошками и средствами от моли, и Лена была уверена, что делать в подобных заведениях нечего, а стоять в очереди незачем. Наконец двухчасовая пытка была закончена и Лена, облегчённо вздохнув, выклянчила у матери в качестве компенсации поход в район Чистых прудов. Туда, где утки, которых восьмилетняя девочка обожала кормить.
Вот там она и увидела Его. Долговязый тощий человек, короткая стрижка явно призвана урезонить на голове буйство кудрей, курил у афиши театра и о чем-то нервно говорил с маленькой совсем молоденькой с виду женщиной. Спутница мужчины Лену не заинтересовала ничуть. Ибо она сразу же узнала ЕГО. Да, это был её Принц из давней киносказки, которую Лена смотрела с бабушкой в детском кинотеатре. Решение созрело в одну минуту. Мать даже опомниться не успела, как Лена вырвалась и стремглав подбежав к мужчине, неожиданно сказала:
– Граль, купи мне мороженое!
Мужчина ничуть не удивился, присел рядом с девочкой, согнув длиннющие ноги с совсем мальчишечьими острыми коленями, и улыбнулся так, как улыбался только он один.
– Мороженое, говоришь? Ну, пошли, купим тебе мороженое.
В это время к ним, запыхавшись уже подбежала покрасневшая Ленина мама.
– Господи, Лена, ну как тебе не стыдно?! Вы нас простите, пожалуйста, она совершенно невозможный ребёнок! – отчаянно залепетала мать, безусловно, узнав известного артиста, и попыталась утащить Лену прочь.
– Нет-нет, погодите! Маленьких девочек следует баловать, чтобы они вырастали прекрасными принцессами – сказал Игорь Граль, артист без званий, которого тем не менее знала вся страна. Он засмеялся, а потом взял Лену за руку и повел к киоску. В душе девочки взлетели к небесам все бабочки мира.
– Ну, выбирайте, сударыня, какое мороженое Вы изволите? Только не заказывайте все сразу, а то Вы рискуете повторить подвиг моего детства, когда я слопал сразу два пломбира и потом месяц проторчал в больнице с ангиной.
А Лене уже не хотелось никакого мороженого. Ей мечталось просто подольше стоять вот так, рядом с ним, и чтобы он с ней говорил хоть о чём угодно.
– Ну, что же Вы? – спросил Граль
Ленина мама опять заволновалась
– Ленка, давай, выбирай быстрее! Не отвлекай человека!
– А она меня совершенно не отвлекает. Я люблю делать женщинам подарки.
Лена вслушивалась в его голос, стараясь запомнить чуть ли не каждое слово.
Но время шло, и Лена понимала, что, если она сейчас не выберет хоть какое-то мороженое, мать схватит её и утащит отсюда силой. Она ткнула пальцем в эскимо. Граль отсчитал мелочь, улыбнулся продавщице, а потом повернулся к девочке и протянул шоколадный цилиндр.
– Держите, госпожа.
Он неожиданно поднял девочку на руки, чмокнул в щеку. Потом опустил на землю.
– Растите большой и прекрасной, мадмуазель!
И побежал к только что подошедшему к остановке автобусу, вскочил на подножку, оглянулся и помахал Лене ещё раз.
– Господи, – прошептала Ленина мама – Великий Граль, на спектакли которого ломится вся Москва, ездит общественным транспортом! Невероятно! Вот тебе и страна развитого социализма!
Лена не знала тогда, что такое «развитой социализм». Она смотрела вслед автобусу, увозившему от неё того, кто забрал с собой её сердце. Лена мечтала, что увидит его ещё раз. И не в кино, не по ящику, а на сцене. Чуть не каждый день она изводила мать просьбой отвезти её в Москву и повести в Театр. Но мать отмахивалась и отвечала, то, что ей некогда, то, что билетов не достать, то, что спектакли очень поздно заканчиваются, а ночевать в Москве негде. На помощь решила прийти бабушка. В тайне от Лениной матери, она все-таки поехала в Москву. Но, увы, в кассе ей ответили, что Игорь Граль из Театра уволился. Где он играет в данный момент неизвестно.
– Ой, женщина! Нашли, кого пытаться искать! – с досадой ответила кассирша – Это же Граль! Ни одна собака не знает, на какую сцену его занесёт в тот или иной момент! Попробуйте у Фросси, на Бронной расспросить. Вроде там был.
Но и на Бронной Граля на тот момент не оказалось. Вроде бы уехал куда-то на съёмки. А возвратится ли назад, в театр, пока неизвестно.
Вернувшись к огорчённой внучке ни с чем, бабушка лишь развела руками.
– Не огорчайся, Ленушка! Что поделаешь? Пока смотри кино с его участием. А там видно будет.
Мать зло бросила:
– Что за дурь искать по всем театрам какого-то артиста, который то там, то здесь? И вообще зачем это нужно? Делать больше нечего? Лучше убери у себя на столе! И тетради приведи в порядок.
Бабушка вздохнула, а Лена в ответ залилась горючими слезами.
Девочка вынырнула из воспоминаний, открыла ключом дверь своей квартиры и вошла в коридор.
Навстречу вышла бабушка. В следующую минуту мир рухнул и опрокинулся, разлетевшись сотней звенящих железных ошмётков.
– Ты знаешь, Ленка только что в газете прочитала, Граль умер.
Часть первая.
2005 год. Киев.
«Швидкий фiрмовий поiзд Москва-Киiв №001Я/002К прибувае на другий шлях». Автоматический голос диспетчера, пожалуй, остался тем единственно неизменным, что еще сохранилось в этой странной и совершенно незнакомой Елене Александровне Михальской стране.
Постмайданная столица независимой Украины встречала отнюдь не хлебом-солью, а холодным пронизывающим ветром и уже кое-где срывающимся снегом. По перрону суетливо бежали угрюмые неприветливые люди. Несло палую листву и какой-то мусор. Такие же молчаливые люди толпились в метро. Никто не улыбался. Светлую предпраздничную Москву здесь совсем ничего не напоминало. И везде этот навязчивый желто-голубой цвет, в который умудрились покрасить даже привокзальные чугунные ограды.
– Зачем я сюда приехала? Что или кого надеюсь разыскать через столько лет? – отстранённо и рассеянно подумала Михальская.
Вот так услышишь мелодию. Сердце подскочит к горлу. Начинаешь вспоминать, где слышал раньше? В каком сне являлись эти звуки? Может, в детстве, когда ждал Нового года? Или в весеннем городе, в старой части, где так восхитительно пахли деревья и небо было совершенно неземного оттенка? Было что-то волшебное в тех прогулках туда, где до этого не бывал. Старые дома… У каждого своя история. Это отдельная тема. Лена любила внутренность старых зданий. Особенно лестницы. Деревянные, ведущие куда-то и в никуда. А что здесь было раньше? Кто здесь жил? Чей это был дом, чья крепость? Жизнь имеет свойство разрушаться. Дом стоит, а человека в нем нет. Нет? А вещи, к которым он прикасался, кресло, где сидел, кровать где спал? Отпечатки имеют не только пальцы. Душа оставляет куда более яркий след. Это уже разговор, диалог двух людей. И тогда видишь, и слышишь то, что недоступно другим. Можешь присесть на подоконник и посмотреть в окно. И Хозяин встанет за спиной…Лови минуту и говори, говори, говори…
Да, лет прошло немало, но ещё больше случилось такого, что фактически перевернуло с ног на голову жизнь когда-то огромной страны, казавшейся незыблемой «единой и могучей». Никто в далёком 82 и представить себе не мог, что всё сложится так, как сложилось, и громадный советский «Титаник», уверенно идущий своим легендарным курсом, затонет всего от трёх подписей, перепившихся в белорусских Вискулях шарлатанов, возомнивших себя вершителями судьбы 250-миллионного народа, и одного горе-руководителя, игрою случая вознесённого на вершину власти и пустившего прахом всё то, за что воевали, боролись, что любили и чем гордились. Вдруг вспомнилось: «Не мог щадить он нашей славы; Не мог понять в сей миг кровавый. На что он руку поднимал!..»
Михальская горько усмехнулась.
– Ох, уж этот Михаил Юрьевич! Пророк и провидец. И всегда в его особые даты что-нибудь да случится. И все-таки зачем она приехала в Киев? С того мартовского дня 1982 года, когда оглушённая известием о смерти известного артиста девочка едва не потеряла сознания в коридоре собственной квартиры, слава Богу бабушка успела подхватить, в душе Лены образовалась какая-то звонкая и щемящая пустота. Конечно, в 17 лет мало кто задумывается над словами классика, что все люди «внезапно смертны», но Лена была уверена, сколько бы лет не прошло, она никогда не примет этот уход.
Между умом и сердцем начитанной домашней девочки, особо не погружавшейся в философские и социальные проблемы бытия, началась извечная борьба всех русских интеллигентов, когда ум всё трезво осознавал, а сердце не хотело принимать его доводы ни в каком виде. Уже через несколько дней Лена поняла, что начисто отвергает сам факт этой такой очевидной для всех окружающих смерти. Ей часто снился пустынный берег моря. Всегда один и тот же. На берегу человек. Он смотрит вдаль. Она знала, КТО это. В тёмной джинсовой куртке. Он так был одинок в этих дюнах, на этом пронизывающем ветру. А волны накатывали, и накатывали, едва касаясь его ног. Он совсем не изменился. Такой, как и был. Только без какой бы то ни было усталости и обречённости. В её снах он всегда молчал. Потом присаживался на песок, не отрывая взгляд от горизонта. Лена во сне окликала его. Он поворачивал к ней лицо и улыбался. И солнце нежно, словно женскими пальцами, трогало его губы. Нездешнее, чужое солнце. И Лена знала, что он вернётся… Все равно вернётся! Она фантазировала, что на самом деле Игорь Граль не умер, а, например, решил просто исчезнуть, уйти в дальний скит, как герой толстовского рассказа, и что рано или поздно она его отыщет.
На похороны в Москву она совершенно сознательно не поехала. Мама пожала плечами:
– Ты ж всегда твердила, что сильно его любишь? Что ж не пошла проститься, раз такая любовь у тебя?
Лена угрюмо молчала, смотрела в окно, в одну точку, пытаясь скрыть от матери набегающие слёзы.
– Ишь разнюнилась! Небось, мать умрёт, ты так оплакивать не будешь! – продолжала задираться мать.
– Оставь её, Валя, ну зачем ты так? Она ж совсем ребёнок, пускай поплачет – бабушка, как всегда пыталась урезонить своенравную и властную Валентину.
– Да надоела она мне со своим Гралем! Столько лет всё забыть не может, как он ей мороженное покупал! Подумаешь! Нашла себе любовь! Чего ж ты больше к нему так и не пошла? Нет, а что? Пошла бы, предложила своё пышное тело! Нате, берите меня. Только он бы погнал тебя подальше. Он водку сильно любил. Потому уже не мог ничего.
– Валя! Хватит! Нельзя так о покойнике! Что ты в самом деле?
Все усилия бабушки были напрасны. Валину мать, если она распалялась, остановить было так же невозможно, как идущий на полном ходу состав. Полившийся следом поток отвратительных пакостей, Лена перекрыла душераздирающим криком.
– Не смей! Не смей так говорить о нем! Я любила его с пяти лет, люблю и буду любить! А вы все, все – никто! Вы мизинца его не стоите!
Лена вскочила, схватила пальто и, грохнув дверью, выбежала в подъезд, где дала вырвавшимся слезам полную свободу. Из-за двери их квартиры чуть ли не на весь подъезд раздавались отзвуки скандала между бабушкой и матерью.
По лестнице грузно поднимался сосед из квартиры внизу. Мужик феерически жадный и вороватый. Любой живущий знал, что даже самую маленькую вещь, случайно забытую в подъезде, нужно искать у Зыкова. Но связываться со злобным скандальным Кешей особого желания никто не испытывал.
– Что, опять у вас скандал? – проворчал Зыков, обращаясь к Лене? – Сколько ж можно? ЛюдЯм покою не даёте. Орёте, орёте.
Лена подняла заплаканные глаза и, увидев красные надутые щёки и маленькие заплывшие жиром глазки, неожиданно сказала:
– Да пошёл ты, козёл драный!
От неожиданности Зыков открыл рот и оторопело посмотрел на девочку, потом щёки его ещё больше покраснели, и он заверещал почти по-свинячьи:
– Ах, сука малолетняя! Я тебе устрою судный день! Я в милицию напишу!! И на тебя, и на твою мать! Я вас выселю!
Орал он долго, но Лене было совершенно безразлично.
«Станцiя "Полiтехнiчний iнститут" – из детских воспоминаний её вытащило на поверхность обычное, звучащее на разных языках во всех подземках мира объявление станций. «Обережно. Дверi зачиняються. Наступна станцiя Шулявська»
Гостиница напоминала два нелепо слепленых между собой коробка спичек. Типичный образец архитектуры середины 70-годов прошлого века. За 25 лет здесь абсолютно ничего не изменилось, кроме названия. Слово отель, пафосно прилепленное к убогому строению, придало ему совсем уж смехотворный вид.
За стойкой регистрации сидела минорная девица в боевой раскраске индейцев племени Апачи. Она явно нудилась в отсутствии секса и постояльцев.
– Девушка, мне забронирован 810 номер. На Михальскую.
Не поднимая глаз, девица что-то буркнула, раскрыла большую тетрадь, долго листала страницы.
