honey_violence "Про злодея"

и спасение обойдется не без потерь,
коль захочешь сбежать из сетей его нот и губ.
Кто же знал, что однажды они тебя предадут?

В его песнях так мало правды и много лжи,
так легко обмануться, что он тобой дорожит,
и поэтому веришь – и будешь – всему назло.
Но однажды в нем не хватает красивых слов,

наступает момент калечащей тишины,
обличающей степень предательства и вины,
обнажающей правду, что бьет, как ножа удар,
что после тебе не оправиться никогда.

Было много вина и меда в его речах,
а теперь только злиться: вовсе бы не встречать,
не тонуть в ласке рук, тонко, нежно не петь струной,
обойти, не взглянув в глаза его, стороной!

Потому что за каждой нотой и тьма, и смерть.
Кто любви не познал, тот о ней не умеет петь,
но так страшно-искусно расставлена западня…
Мотыльки добровольно стремятся на жар огня.

Три желания

Рыбка тоже, на самом деле,
была вовсе не так проста.
Если долго подводным править
царством, можно ой как устать,

не иметь никаких желаний,
перестать что-нибудь хотеть.
Она видела со дна моря
рыболова худую сеть,

она слышала, как старуха
старика не щадя клюет.
Она выполнит их желанья,
но сначала они – ее.

Первым будет сбежать из клетки,
опостылевший снять венец.
Вторым – хочет старуха если,
она свой ей отдаст дворец

с позолоченной его фальшью,
с вечным холодом его стен
и свободу, себе свободу
заполучит тогда взамен.

У желаний условий мало,
но все ж требуется одно:
что в дворянки старуха метит,
должно бабе сказать самой,

и уж рыбка-то ей поможет,
свой уступит подводный трон.
А исполненные желанья
не исправит уже никто.

Быть царицей старухе мало?
Бери выше, проси весь мир:
на последнее из желаний
рыбке хватит волшебных сил.

Горевать тебе вечно, баба,
ходить в золоте-соболях,
равнодушные злые волны
вернуть прошлое умолять —

никому уже в этом мире
не разрушить твоих цепей.
Коль желанья исполнить просишь,
прежде спрашивай о цене.

Откуп

А потом он сдается нежности,
называет ее своей
и приводит на ложе брачное,
где сжигает в другом огне.

Что до косточек тонких, беленьких
всех, кто отдан ему был до,
они страшным напоминанием
устилают пещеры дно.

Но окупится, ох, окупится,
каждый крик, и слеза, и стон:
та, что сердце взяла драконее,
обратит прежний дом костром,

всех и каждого в нем ждет страшное,
и едва ль будет быстрой месть.
Сколько девушек было отдано
зверю страшному и не счесть,

и лишь чудом одна хозяйкою
вдруг случилась его душе:
стала трепетною возлюбленной
человеческая мишень —

ритуала часть, жест покорности,
просто цель для его огня.
Она ластится теплой кошкою,
не страшится его обнять,

и дракон верным псом на привязи
восседает у белых ног.
Жатва жертву найдет кровавую
среди тех, кто ее обрек:

так дракон обратится карою,
всяк предавший – пятном золы,
ночь, горящая в жарком пламени,
ярче станет любой зори.

Вы же поняли это загодя,
чуя в ней этот злой задор,
когда к зверю невеста первая
протянула свою ладонь,

не боясь ни огня, ни пасти, ни
гнева острых его клыков.
Сами видели, как чудовище
к ней, всему вопреки, влекло.

Так чего теперь горько плакаться,
что нарушился ваш обряд?
В темной ночи глаза драконие,
словно угли в костре, горят,

и стоит в серебре и золоте
дева возле его плеча.
Та, что прежде была лишь откупом,
теперь здесь его назначать.

Убивший монстра

Другие слагают победе песни,
а сам герой хмурый, молчит да пьет
и все вспоминает, каким красивым
был зверь в небесах, и его полет

навечно остался перед глазами.
В ушах – скрип жестоких широких крыл.
Он пьет, чтоб забыться. Не помогает.
Ресницы, как прежде, от слез мокры.

За эту победу обрел он славу,
осыпан был милостью короля.
Но, если опять тот попросит подвиг,
герой не отважится повторять.

И дело не в силе или отваге,
не в храбрости, ловкости удалой.
Он помнит, как нежно ложился ветер
под зверя чешуйчатое крыло,

как рев сотрясал, словно гром, долину,
как бил гибкий хвост по камням, дробя.
Каким было страшным и совершенным
жестокое чудо его огня.

Что он не герой, просто злую правду
никто не узнает, чтоб объявить.
О том, как по локоть засунув руки
в грудь зверя, испачкавшийся в крови,

стоял он, и кровь была теплой-теплой…
Бок зверя ходил ходуном, дрожа.
И бились в мозгу слова, что героям
пристало чудовищ уничтожать,

и нужно лишь сжать ком горячий в пальцах,
прочесть смерть по желтым глазам чужим.
И, с монстром покончив, понять внезапно,
что монстра убивший вдруг сам стал им.

Монстр

Победитель дракона сам становится драконом.

Победил двух драконов, третьего не сумел.
Превратиться не смог ни разу, как предрекали:
мол, дракона срази, проклятье его регалий
перейдет на тебя, явился раз, глуп и смел.

Я специально сдирал доспехи и голым шел,