Александр Иванович Сорокин "К востоку от полночи"

Падали с деревьев перезревшие плоды полукультурок в больничном парке.

Грузовики на телеэкранах везли кумачовые транспаранты с надписями «Хлеб – Родине!», а бойкие репортёры с хреновинами микрофонов в руках наговаривали сводки очередной битвы с урожаем.

Юра Оленев тупо внимал стараниям журналистов убедить его в важности происходящего, меряя шагами закуток холла в родильном отделении.

В родовой палате на столе стонала и потела некогда прекрасная Марина. Врач-акушер призывала роженицу потужиться ещё, ещё сильнее.. Всё хорошо, всё пока идет прекрасно, молодец.. Ну, отдохни секундочку..

Две женщины с большими животами сидели на продавленном диване и с интересом наблюдали, как молодой врач расхаживал по холлу, аж подол халата заворачивался.

– Вроде бы, врач, – шептала одна другой, – а мечется как простой мужик.

– Жена рожает, не иначе. Им-то что – всегда в белом халате. Раз – и пришёл. Не то, что нашим..

– 13 -

– Ага! Вот только наших охламонов здесь и не хватало!

Марина рожала, Мария Николаевна обезболивала роды, время от времени прикладывая маску к лицу женщины.

Юра выскакивал из холла в коридор на любые звуки шагов. Проходили здесь многие. Бегом семенили симпатичные, улыбающиеся Оленеву сестрички, здоровались врачи, едва кивнул слоноподобный Титов. Переваливаясь с ноги на ногу, держась за стенки, ползали по своим делам роженицы.

– Тужься ещё, ещё.. Мариночка, совсем немножко осталось, детка. Молодец. Отсасывайте, отсасывайте! – уже командовала коллегам врач.

Стон, глухой шлепок, словно кусок мяса плюхнули на стол.. и слабый детский писк.

– Девочку родили! – сестра с улыбкой приняла от врача красный, шевелящийся комочек, весь в белой пене.

– Бракодел.. лысый, – Марина сдувала с верхней губы капельки пота, не открывая глаз. И тут же повернулась на детский крик:

– Эй, что там такое? Где моя доченька, покажите скорее солнышко моё!

Когда на экране телевизора был забит очередной костыль в железнодорожную магистраль века, в коридоре показалась Мария Николаевна.

– Поздравляю вас, Юра, с дочкой. Три семьсот, крепышка.

– Спасибо.

– Вы что – не рады? Мальчика хотели?

– Да нет, в принципе, мне всё равно.

– Нет, вы посмотрите, что за равнодушный молодой человек!

– Я не равнодушный, я уравновешенный, Мария Николаевна.

Работал Титов неторопливо, занудливо, заставлял ассистентов потеть, молча злиться и переминаться с ноги на ногу. Сегодня Титов оперировал как-то особенно вяло, обильно потел, и сестра постоянно промокала ему лоб салфеткой.

– Отойди! Держи.. Ровнее держи, иссекаю, мать вашу! Суши. Еще суши. Суши лучше! – и пока ассистент промокал операционную рану, быстро и ловко перехватывая подаваемые тампоны, сердитый Титов швырнул окровавленный скальпель на столик посмотрел по сторонам , заметил Оленева, сидящего у своей аппаратуры и сказал почти пренебрежительно, лениво растягивая слова:

– Э-э, как вас там.. позовите кого-нибудь из врачей-анестезиологов. Наркоз ни к чёрту.

– 14 -

-Анестезиолог я. Наркоз глубокий, параметры стабильные. Продолжайте, пожалуйста, – так же без эмоций, но подчёркнуто вежливо ответил Юра

Пустыми рыбьими глазами Титов смотрел на непокорного мальчишку, но, убедившись, что всё в порядке, продолжал работу.

Летним днём Оленев с пятилетней дочерью шёл по солнечному бульвару, и Лерочка на ходу сочиняла очередную сказку:

– Жил да был на свете человек по имени Оленев. Внизу у него росли ноги, а наверху голова. Как у всех людей, там вили гнёзда малиновки. Поэтому Оленев осторожно обращался с головой и спал стоя, чтобы не раздавить маленьких птенчиков. А Падший Ангел никогда не был Ангелом. По характеру. Но по внешности – хоть куда. Только намного лучше. И Печальный Мышонок ничего общего с мышами не имел. Это его так звали иногда. А имя у него такое – Великая Лесная Дыра, а прозвище у него – Ванюшка.

Оленев остановился, поражённый.

– Валерия! Вот такой сказки я от тебя ещё ни разу не слыхал. Я тоже считался вундеркиндом, но не до такой степени! Я понимаю: Оленев – это я. Падший Ангел – ты. Кто такой Печальный Мышонок – я догадываюсь. Но откуда ты можешь знать про всё остальное?!

– Ангелы знают всё, – загадочно ответила дочь, – даже если они – Падшие.

Но Оленев уже не слушал Леру. Он увидел Титова. Тот сидел на скамейке, развалясь и выпятив живот, а к его руке были привязаны поводки. Сдерживаемые ошейниками с медными бляхами, на газоне паслись кролики.

Лерочка, завидев пушистых зверушек, забыла про свою загадочность и многозначительность сказки, и как обычный ребёнок бросилась к ним:

– Ой, какие красивые! А можно их погладить? А они не кусаются?

Титов не отозвался ни одним движением. Оленев оставил дочь на газоне и с независимым видом уселся рядом с хирургом.

– Пересядьте, пожалуйста. Место занято.

– Кем, астральным телом?

– А-а, это вы, коллега, – Титов приоткрыл один глаз.

– Как поживают ваши кролики?

– Неплохо. А как вы?

– Гораздо лучше. Меня не держат на поводке.

– Это вам только кажется. Вы на поводке у жены, у дочери, у работы..

– Вы их сами едите, или продаёте? – нескромно перебил Оленев.

– Это не мясо. Это разумные существа. Как и мы с вами.

– Ой, ли? Слишком уж мы далеки друг от друга на древе жизни.

– Вы полагаете? – Титов зевнул, – Чем же кролики отличаются от человека? И они едят, пьют, размножаются.

– 15 -

– Ну, вы скажете. Человек мыслит! Я вот, разговариваю с вами на отвлечённые темы…

– М-да, невелика честь говорить с вами, ну да ладно: пора с вас и спесь сбить. Манечка, детка, иди сюда.

Толстая белая крольчиха приподняла голову от газона и уставилась на Титова.

– Ну иди, иди, моя хорошая, – ласково уговаривал хирург, – Не стесняйся, здесь все свои.

Тяжёлыми полупрыжками крольчиха подкатилась к скамейке и уткнулась носом в ботинок хозяина.

– Скажи, детка, как тебя зовут?

Крольчиха поднялась на задние лапы, засучила передними по брюкам Титова и внятно проговорила:

– Манечка, ты же знаешь.

– А меня зовут Юрий Петрович Оленев, – Юра наклонился в её сторону и заговорил, нисколько не удивляясь, – Как вам нравится погода?

– Чудесный день, вы не находите? – поддержала Манечка беседу.

– Он находит, – перебил Титов, – Оставим светские разговоры. Скажи, детка, ты разумна?

– Конечно! – воскликнула крольчиха, – Я мыслю, значит, я существую, утверждал Декарт.

Если бы я не мыслила, то и не существовала бы.

– Логическая ошибка! – возразил Оленев, – Камень не мыслит, но существует вполне реально.

– Здесь я не могу с вами согласиться, – назидательно откликнулась Манечка, – Камень тоже не лишён э-э.. своеобразного мышления.

Мягко опустившись на все четыре лапы, крольчиха с достоинством отвернулась и продолжила щипать травку.

– Это вам ничего не напоминает? – улыбнулся Титов.

– Только искусство чревовещания. У вас редкое хобби.

– Жаль. В тринадцать лет вы были намного смышлёнее.

– В детстве я вас не встречал, у меня отличная память.

– Разумеется, хирурга Титова вы не знали.

Лениво пошарив в кармане, он достал что-то в горсти. Пальцы Титова разжались.. и растаяли. Растаял и он сам. В воздухе неподвижно висел розоватый камешек, напоминающий обнажённый человеческий мозг в миниатюре!

В трёх метрах от скамейки Лера возилась с кроликами, шли мимо редкие прохожие, но никто из них ничего не замечал. Оленев облизнул пересохшие вмиг губы и овладел собой, припомнив то, что произошло с ним в детстве.

– Всё ясно. Вы и есть тот самый Философский Камень, Панацея Жизни, Ван..

– 16 -

Ван..

– Ван Чхидра Асим, – подсказал невидимый Титов, – Хинди ещё не забыл, Юрик?

– Я ничего не забыл, Ва-ню-ша, – попытался шутить Оленев, – Безграничная Лесная Дыра, – он мельком глянул в сторону дочери, – Что.. наш Договор.. он ещё в силе?

– Несомненно, – повернувшемуся назад Оленеву отвечал вновь восседающий на скамье грузный Титов, – Если я не найду через пять лет, то будешь искать ты. Я убедился, что именно ты способен найти ЭТО. От тебя исходит волнующий аромат открытия.

– И Договор нельзя расторгнуть? – осторожно спросил Юра.

– Он подписан твоей кровью. К тому же, ты получил неплохой задаток.

– Тогда я был мальчишкой и не мог задумываться серьёзно. И я не представляю себя, свою дочь, жену в роли искателей того, чего нет на свете.

– Это не страшно.. Потом вы все привыкнете и даже будете счастливы! Никто не будет страдать и мучиться. Если ты сам не станешь причиной этого.

– А.. для чего вам кролики?

– Они тоже ищут. Вернее, искали. Очередной тупиковый путь. Я искал месторождение Разума, полагая, что там скрывается моя потеря. Нейрохирургия, генная инженерия.. Годы работы, и всё впустую. Я сделал кроликов разумными, но это – не моя истина. Кролики умрут. И я тоже.