Сергей Валериевич Яковенко "Полуостров"

– Я, честно говоря, не понимаю, почему мы должны жертвовать драгоценным временем отпуска ради какого-то… – Игорь пошевелил усами, подбирая подходящее слово. Он всегда искал подходящее слово, когда срочно требовалось выругаться, но воспитание не позволяло ему это сделать, – Ради какой-то, извините, свиньи, беспардонно вмешивающейся в наш с вами отдых. Взрослый человек! Он же должен нести ответственность за свои поступки? Почему мы обязаны страдать? Я не понимаю!

– Да понятно, что не обязаны… – задумчиво промямлил я, глядя издали на мирно отдыхающий предмет беседы и, глубоко вздохнув, переключился на возмущенного Игоря, – Но ты поставь себя на его место. Чисто по-человечески…

– Да не буду я себя на его место ставить! – вдруг вспылил наш интеллигентный товарищ, – Я на его месте никогда в жизни не оказался бы! Тоже мне, объект сочувствия! Надрался до прострации, а я на его место должен себя ставить.

– Ой, да ладно, Игорь, мы все хороши, – вступилась за Виталика Оля, – Ты вчера не трезвее других выглядел.

– Но извини, Оля, каким бы… – он снова пошевелил усами, – Каким бы выпившим я ни был, голым по вокзалам я не бегал и от поезда с хомяками не отставал. И разрешите вам обоим на всякий случай напомнить о пистолете, который этот ваш подзащитный таскает с собой в редикюльчике.

Игорь демонстративно отставил в сторону бокал с пивом и сложил руки замком на груди.

– Ну, и что ты предлагаешь? – спросила Оля, – Бросить его?

– Да елки палки! Ну что значит «бросить»? – снова вспылил Игорь, – Я вам в сотый раз повторяю – это взрослый человек! Мы ему не опекуны и не няньки. Вляпался – пусть сам выбирается!

– Но это же мы его вещи почтой отправили. Если бы сдали их в милицию, все было бы…

– Было бы! Да срок бы тебе впаяли, Сережа, и всего-то делов!– театрально всплеснул руками Игорь.

– Ну, не преувеличивай, – попытался я сбить напряжение, но тот уже разошелся не на шутку:

– В-общем, так! Сейчас этот… Пушкин приходит в себя, мы объясняем ему, где теперь его вещи, покупаем билет до дома, жмем цветную волосатую руку и аривидерчи! Пусть катится на все четыре стороны! Все! Баста! Я отдыхать сюда приехал!

С этими словами Игорь встал из-за стола и решительной походкой направился к мирно сопящему, еще ни о чем не подозревающему Виталику. Мы же с Олей остались сидеть в тени зонта, неспешно потягивая пиво и с интересом наблюдая за разыгрывавшейся чуть поодаль драмой. Хотя, начало ее складывалось как в многообещающей комедии.

Наш решительный друг несколько раз безуспешно пытался оторвать грузное тело псевдолыжника от скамейки, а когда понял, что занятие это бесперспективное, стал что есть силы тормошить того сначала за плечо, затем за уши, но когда дело дошло до пощечин, мы с Олей все-таки решили вмешаться. Да вот только решились поздно. Виталик проснулся и, не вставая со скамейки и не разбираясь, кто перед ним, и что вообще происходит, вломил Игорю по лицу одним из своих пудовых кулачищ. После чего подложил ладошки под щеку и продолжил наслаждаться мирным младенческим сном. Игорь же тоже прилег, но не на скамейке, а рядом, на траве. Оля подскочила к поверженному, но тот, держась за глаз, попытался встать, потерял равновесие, присел, снова встал и шатающейся походкой заковылял обратно в «Бар Малей». Молча.

Я в сердцах плюнул и выругался. Оля пошла за Игорем. Надо было срочно что-то решать, иначе отпуск превращался в «не пойми что», а история с Виталиком успела порядком надоесть.

Подойдя к Пушкину на небезопасное расстояние, я осторожно потряс его за плечо. Он, к моему величайшему изумлению, обернулся и, сфокусировав мутный взгляд, прохрипел:

– О! Привет водолазам!

– И вам не хворать, – без особой радости в голосе ответил я, – Что ж ты людей-то по чем зря обижаешь?

– Кто обижает? – искренне удивился тот, – Кого обижаю? Я обижаю?

– Ну, не я же. Игорю вон под вторым глазом кто фингал только что поставил?

Виталик с ужасом обернулся по сторонам, и, увидев сидящего за столиком кафе Игоря, к глазу которого Оля прикладывала что-то металлическое, присвистнул.

– Блин, это я его, что ли?

Я посчитал вопрос риторическим и, решив его проигнорировать, рубанул с плеча:

– Короче, вещи твои – рюкзак и все, что в нем было – мы отправили почтой по месту твоей прописки. Бумажник, документы и пистолет там же.

Виталик, казалось, онемел. Он смотрел на меня, открывал рот, как будто хотел что-то сказать, но слова застревали в горле, так и не выходя наружу. Затем закрывал рот, какое-то время смотрел куда-то в сторону, снова поворачивался ко мне и все по новой.

– Послушай, я понимаю, что мы, возможно, где-то и протупили с твоим рюкзаком, но ты нас тоже пойми… Возможно, надо было его в милицию сдать или в камеру хранения. Ну, я не знаю… Если бы не пистолет этот…

– Зажигалка… – наконец смог произнести Виталик, но я его не расслышал.

– Прости, что?

– Зажигалка, говорю. Это зажигалка, а не пистолет. Подарок от коллег. Я мент бывший. – Пушкин уперся локтями в колени и уронил рыжеволосую голову на ладони, – Твою же лешего, водяного маму… – экстравагантно выругался он и, глубоко вздохнув, уставился на меня. В ответ я пожал плечами:

– Ну, кто знал?

Глава 9. Интуиция.

Я присел рядом.

– Короче, Игорь предлагает купить тебе билет на поезд и отправить домой.

– Да не… – отмахнулся Пушкин, – Мне тут рядом. Могу даже пешком добраться. К вечеру буду у тетки.

– Прикольно. А мы все утро голову ломали, что с тобой делать, – облегченно вздохнул я, чувствуя, как проблема сама собой начинает улетучиваться.

– Да че тут думать-то? Сам же виноват! Пить надо было меньше и все. Вот только придется теперь где-то прибор добывать.

– Металлоискатель, что ли?

– Угу, – задумчиво кивнул Виталик.

– А без него что, совсем никак?

В ответ он, наконец, приподнял тяжелую голову, неопределенно пожал плечами и, сощурившись то ли от яркого южного солнца, то ли от жуткого похмелья, уставился куда-то вдаль, в сторону набережной. Расспрашивать, для чего ему здесь этот металлоискатель я не стал. Решил, что если он сам не рассказывает, значит и мне знать не обязательно. Достал из кармана пару сотенных купюр, протянул страждущему попутчику, он смущенно отказался их принять, но после недолгих уговоров согласился, при условии, что при возможности обязательно вернет. Я не сопротивлялся. Мы обменялись номерами телефонов, пожали на прощание друг другу руки и я, радостный от того, что проблема решена, поспешил к кафе, но вдруг, опомнившись, обернулся и спросил:

– Чуть не забыл! Что это за менты тебя по всему Крыму на «шестерке» катали? Друзья, что ли?

– Ага… Друзья… – с какой-то неоднозначной интонацией, больше похожей на сарказм, и грустной улыбкой на лице, ответил Виталик.

– А чего ж они над тобой так поиздевались-то?

Пушкин непонимающе на меня посмотрел, слегка повел плечами и развел в стороны массивные руки, давая понять, что не имеет понятия, о чем я веду речь.

– Ну, насколько я понял, это они тебя так разукрасили?

– Разукрасили? – теперь на его лице образовалось искреннее удивление.

– А ты не заметил? У тебя волосы, как у Трахтенберга. И это только голова! Под одеждой вообще мрак! Да, блин, ты же руки свои видишь? – у меня не получилось сдержать улыбку, но Виталик, вроде бы, и не обиделся. Он, с ужасом осмотрел цветные руки, пальцем оттянул ворот футболки, осторожно заглянул за пазуху, а когда увидел что там творится, испуганно отдернул руку и стал озираться по сторонам. Смотреть на это без смеха было невозможно, и я негромко заржал.

Виталик же, с совершенно серьезным лицом, выпрямил спину, положил ладони себе на колени и округленными глазами на опухшем, заспанном лице, в очередной раз оглянулся. Затем, не меняя позы, еще раз поглядел на меня, как бы уточняя, реальность ли это. Я, давясь рвущимся наружу смехом и утирая выступившие на глаза слезы, утвердительно кивнул. Пушкин-Трахтенберг, не меняясь в лице, снова опустил взгляд до долу, осторожно оттянул резинку штанов, и как только увидел что творится внутри, резко отпустил, от чего, и без того сильно натянутая резинка, смачно шлепнула его по внушительному пузцу. Виталик еще раз испуганно огляделся, убедился что никто, кроме него, этого позора не видел и тихо прошептал:

– Вот же суки, а?

Без злобы, даже без обиды. Просто тихо и обреченно. А затем с досадой плюнул.

– Они там что-то про должок говорили, – переведя дыхание, сказал я.

– А? – не понял Виталик.

– Ну, менты эти. Я у них спросил, что это с тобой, а они ответили, что ты им был должен что-то, ну, или вроде того. Сказали, что сам расскажешь.

– А… Да пошли они.

– Ясно, – для чего-то сказал я, хотя мне было совершенно ничего не ясно. Но допытывать Виталика не было ни надобности, ни желания, поэтому я постарался скорчить серьезное, сочувствующее лицо и сказал: – Ну, что? Я тогда пошел? А ты езжай к тетке, отмоешься, отоспишься…

– Да к какой теперь, нахрен, тетке? Меня же там весь поселок знает! Засмеют так, что потом ни в жизнь не отмыться. Я теперь вообще не знаю, что мне делать! Хоть назад пешком иди!

Он, наконец, заметил бутылку холодной минералки, рывком поднял, нервным движением сорвал пробку и надолго прильнул к горлышку. Я же теперь стоял в полной растерянности. Улыбка одним махом стерлась с лица, а ощущение какого-то злого рока, связанного с неблагополучным попутчиком, на этот раз не вызвало ничего, кроме раздражения. Я вздохнул. Виталик, видимо, это заметил и, сделав над собой усилие, оторвался от спасительной, прохладной влаги. Он еще не успел проглотить набранную в рот воду и поспешил меня успокоить, отрицательно жестикулируя в воздухе указательным пальцем, а когда, наконец, проглотил, быстро затараторил:

– Не, не, не, не! Братуха! Не! Вы вообще не заморачивайтесь по поводу меня! Серьезно! Я сам разберусь! Даже не парься, брат! Все путем! Ты че? Вы и так для меня уже дофига сделали. Да и натерпелись из-за меня. Вон усатому вашему вообще глаз подбил, блин. Да и кто я вам? Не, не, не! – Виталик снова отрицательно помахал руками в воздухе и, для убедительности, замотал головой, а затем поднял руки ладонями вперед, прощаясь и добавил: – Так что это… Отдыхайте, короче! Я сам разберусь. Добро?

– Ну, как знаешь, конечно… – неуверенно промямлил я, хотя после такой пронзительной, искренней речи мне, вдруг стало, по-человечески жаль Пушкина.

Я предложил ему денег на обратную дорогу, но тот категорически отказался, ссылаясь на то, что намерен что-нибудь придумать и все-таки остаться здесь. «Ну, не приглашать же его с нами отдыхать, в самом-то деле?», – подумал я и тут Виталик, словно услышав мои мысли, как-то осторожно и виновато посмотрел на меня:

– Слышишь, Серега, а что если я с вами пару деньков перекантуюсь, а? Вы же, вроде, дикарями отдыхать едете? С палатками?

В ответ я только, молча, кивнул и чуть пожал плечами.

– Ну, вот! Я денек-другой с вами поживу, чуток отмоюсь в море, может даже постригусь налысо! И к тетке!

Я снова пожал плечами.

– Ну, не отмывается эта краска быстро, понимаешь? Этой гадостью вокзальные проститутки себе интимные места подкрашивают для прикола. Она долго не держится, но смывается хреново. Не брить же мне из-за этого ноги, правильно? Ну, или руки, там. Помоюсь, позагораю и свалю к тетке! Обещаю! А к тому времени, глядишь, мне и деньги из дому перешлют. Рассчитаюсь с вами за все. Честь по чести, братан! Зато я вам такой шашлык из рапанов зафигачу, что вы меня еще и отпускать не захотите! А места? Ты знаешь какие здесь места есть? Я знаю такие, о которых ни один турист не знает! Ни один! У самого моря, Серега, под можжевельничками! И вокруг – ни души! Сказка! Вы мне еще спасибо скажете! Да и с аквалангами понырять я знаю где!

– Да я-то и не против, – как-то неуверенно, и даже нехотя пробубнил я, сдаваясь, – Только, ты же понимаешь, Игорь на тебя в обиде за глаз. А к себе в палатку мы с Олей тебя не пустим. Тут уж извини. Так что тебе придется с усатым договариваться, иначе спать придется на улице у костра.

Виталик, вдруг, ожил и встал:

– Да не вопрос! Я по части договориться вообще никогда проблем не испытывал. Если с кем договориться, то это ко мне! Якши?

– Чего?

– «Якши?», спрашиваю. Это на татарском значит: «Хорошо?»

Он стоял передо мной слегка возбужденный, посвежевший и окрыленный надеждой. Воистину говорят: «Хочешь сделать человека по-настоящему счастливым, сделай его сначала несчастным, а затем снова обрадуй».

– Идем, – с улыбкой пригласил его я, и он радостно подкинул бутылку с водой.

Подойдя к кафе, в котором все это время сидели Игорь с Олей, мы увидели, что за столиком сидит еще кто-то и о чем-то очень оживленно ведет беседу с моей супругой. Она, при этом, пребывала в прекрасном расположении духа и отвечала собеседнику заметной активностью. Это был высокий, широкоплечий, загорелый мужчина, приблизительно наших с Олей лет, одетый в светлые льняные брюки и такую же светлую льняную рубаху нараспашку. Не знаю, что именно выдавало в нем человека с достатком. Возможно, это были внушительных размеров золотые часы на левом запястье, а может быть манера сидеть, или даже жесты, которые тот использовал во время общения. Но у меня сложилось стойкое ощущение, что человек явно не бедствует и занимает в обществе не последнюю ступень. Ну, или, по крайней мере, он так сам считает.

Я человек не ревнивый, а Оля, за годы нашей совместной жизни, никогда прямых поводов для ревности не подавала. Да и в том, что я увидел, в общем-то, не было ничего предосудительного. Ну, сидит какой-то мужик. Ну, радостно треплется о чем-то с моей женой. И что? Мало ли кто он? Не клеить же он ее решил прямо при Игоре, правильно? Потому что, если бы решил, то Оля, я уверен, реагировала бы совершенно иначе. Да и Игорь, наверное, предпринял бы хоть что-то, но он просто сидел за столиком и с интересом взирал на мужика. Значит, ревновать смысла не было! Но я, почему-то, вдруг ощутил неприятный холодок во всем теле, а сердце предупредительно забилось в груди. Вот и не верь после такого в шестое чувство. Ну, или как там его называют? Интуиция? Ну, да. Видимо она. Интуиция, мать ее! Интуиция…

Глава 10. Роман.

Первым напрягся Игорь. Он сосредоточенно посмотрел на Виталика, а когда понял, что у подошедшего исключительно благие намерения, расслабился и обиженно уставился в противоположную сторону. Ольга, заметив нас, как-то странно засуетилась, даже привстала, тут же присела на место, нервно хихикнула и поправила локон волос, непослушно упавший на лицо. С нею вместе привстал и незнакомец, приветливо улыбнулся, протянул мне руку и представился:

– Роман. Очень приятно.

В голосе явно ощущалась подчеркнутая доброжелательность. Я бы сказал: излишне подчеркнутая. Даже приторная какая-то.

– Сергей, – представился я, – Здравствуйте.

В ответ Роман улыбнулся еще шире, театрально кивнул и, не отпуская моей руки, произнес. Хотя нет. Продекламировал, отчетливо произнося каждый слог первого слова:

– Не-ве-ро-ятно рад с вами познакомиться, Сергей! Вы знаете, так много слышал о ваших с Олей, – он немного помычал, подбирая правильное слово, – Приключениях! Не каждый день знакомишься с людьми, о которых фильмы снимают.

– Да, Сереж, знакомься, – включилась в беседу Ольга, зачем-то снова поднимаясь со стула, а голос ее дрожал, – Это Рома Колесниченко, мой одногруппник. Я тебе рассказывала о нем, помнишь? Ну, учились вместе. Вернее, он на заочное перешел. Потом… Ну, на пятом курсе. Да, Ром? У него, оказывается, здесь собственная вилла! Представляешь? – она снова как-то натянуто хихикнула, а затем, почему-то сменив тон на более спокойный, добавила: – А я и не знала.

Я демонстративно приподнял брови, выгнул губы дугой и чуть кивнул, мол: «Вот как! Круто, Рома Колесниченко, очень круто! Нам так не жить». Но Рома и здесь не смутился. Он криво улыбнулся уголком рта и сделал эдакий легкий жест рукой, мол: «Ну, что есть, то есть. Живем, как можем».

– О тебе что, фильмы снимали? – с явным недоверием спросил Виталик.

– Да нет, не то, чтобы обо мне, – скромно отмахнулся я, – Там долгая история. Расскажу как-нибудь.

– Да, история там что надо! – вмешался в беседу Роман, – Я бы тоже послушал с огромным удовольствием! И, между прочим, очень надеюсь, что послушаю! Кстати, мы не познакомились, – он протянул ладонь для рукопожатия Виталику, – Роман. Можно просто Рома.

– Пушкин, – тихо буркнул тот, не удостоив моего новоявленного почитателя даже взглядом.

– Как скажете. Пушкин, так Пушкин, – все также дружелюбно улыбаясь, произнес Роман и продолжил, – Я в Крыму бываю очень редко. Поэтому, то, что мы здесь встретились – просто удивительное стечение обстоятельств! Вот, к примеру, если бы не ваша потасовка, там, на лавке, я бы просто мимо проехал. А тут смотрю – Оля! Кстати, Оль, вообще не изменилась! Респект огромный! Иногда встретишь кого-нибудь из наших и страшно становится! Смотришь на какого-нибудь одноклассника или одногруппника и понимаешь, что перед тобой человек уже далеко не молодой. Не старик, конечно, но и не первой свежести, так сказать. И тут ты понимаешь, что: «Черт возьми! А ведь мы же с ним одногодки! Неужели я также выгляжу в его глазах? Да быть этого не может! Оу! Фак!», ну и так далее, – Роман посмеялся с собственных умозаключений, Оля все в той же несвойственной ей манере похихикала с ним вместе, и тот продолжил: – Но вот о тебе, Оль, точно не скажешь, что выглядишь на наши с тобой годы. Лет десять можно откидывать смело. Сергею отдельный респект за такую твою сохранность. Молодец! Бережет супругу!

Он широко улыбнулся и деловито подмигнул мне. Игорь тоже улыбался неизвестно чему, а Виталик переключил внимание на копошащегося в ведре Колю. Роману довольно быстро удалось разрядить атмосферу, слегка накаленную знакомством, и, если не завоевать наше доверие, то хотя бы вызвать расположение. Даже я как-то успокоился и расслабился, хотя и видел, что Оля ведет себя неестественно. А наш новый знакомый не унимался и упорно тащил одеяло коллективного внимания на себя:

– Ребята, раз уж такое дело и мы с вами встретились, то предлагаю… Нет! Не предлагаю. Настаиваю! Да! Я настаиваю и приглашаю вас в гости! Вы с дороги устали, день будет жарким, где остановиться, насколько я понимаю, еще не решили. Правильно? А у меня бассейн отличный, море практически во дворе плещется. Даже баню для желающих растопим! Хотя я, если честно, ни разу в ней еще не парился. О! А какой шашлык Тамерлан готовит? Вы такого точно не пробовали! Короче, едем ко мне!

Он сделал паузу, а когда Оля что-то неуверенно попыталась возразить, он поднял руки, показывая, что возражения не принимаются, встал из-за стола и снова затараторил:

– Не хочу ничего слышать! А то обижусь! У меня огромный дом, места хватит на всех! Гостей я люблю! Так что собирайтесь. Я мигом сбегаю за мясом, а вы забрасывайте вещи в машину. Я ее не глушил, кондиционер не отключал. Так что должно быть комфортно. Я быстро! Окей?

Не дожидаясь ответа, он зашагал к выходу. Оля попыталась его окликнуть и в очередной раз что-то возразить, но тот уже скрылся из виду и она раздраженно, шумно вздохнула.

– Что за клоун? – не выдержал я и с упреком посмотрел на нее.

– Сережа! – возмущенно воскликнула она и, на всякий случай опасливо обернулась, проверяя, не услышал ли меня Рома Колесниченко, – Что значит клоун? Человек обрадовался встрече… Что за детсадовские замашки?

– Это у меня детсадовские замашки?

– Ну, не у меня же!

– А, по-моему, детсадовские замашки у кое-кого другого, – подал голос Игорь, кончиками пальцев массирую подбитый глаз, и с ненавистью поглядывая на копошащегося у ведра Виталика, – А Рома этот, вроде, нормальный мужик. Чего ты на него взъелся-то? Я, например, не против один денек на вилле у миллионера оттянуться. Я, может, вообще первый раз в жизни с настоящим миллионером познакомился.

– Нет, Игорь, ни на какую виллу никто не поедет! – безапелляционно заявила Ольга, чем приятно меня удивила, – Мы никогда и друзьями-то с ним не были. Я даже первые пару минут не могла вспомнить, как его зовут. Будет, как минимум, странно заявиться вчетвером к малознакомому человеку без повода.

– Да как это без повода? Он же сам нас пригласил! Он же сейчас мяса на всех купит! Что ж вы за люди-то такие? Человек к вам со всей душой, так сказать! Обрадовался! А вы? Не по-людски как-то.