Сборник стихотворений "«Жемчужного дерева ветви из яшмы…» Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова"

Поэзия в Китае существует по меньшей мере три тысячи лет (это одна из старейших поэтических традиций в мире). «Начинай образование с поэзии» – гласила известная мудрость Конфуция. На протяжении веков каждый грамотный человек в Китае, от императоров и чиновников до монахов и студентов, старался запечатлеть свои чувства, наблюдения и размышления в красивой стихотворной форме. В настоящем издании представлены замечательные образцы китайской поэзии разных эпох: от древнейшей «Книги песен» («Ши цзин») до эпохи Цин (1644–1911) в переводах выдающегося китаеведа, доктора наук, профессора Льва Николаевича Меньшикова (1926–2005). В подборке текстов нет заранее продуманной системы, однако стихи, вошедшие в книгу, представлялись составителю «важными, значительными и совершенными». Стихотворные переводы сопровождаются статьями, биографиями поэтов и подробными примечаниями.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Азбука-Аттикус

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-389-24705-5

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 23.12.2023

Питается кто побогаче
и рисом, и просом вдоволь
В полях Шанлю;
Питается кто победнее
мякиной и половой
В полях Шанлю.

Зачем же бедный и сирый
терзается снова и снова
В полях Шанлю?
Удачливым же судьбина
нисходит с небес бирюзовых
В полях Шанлю? —
И ныне на жалобы эти и вздохи
решенья никто не найдет никакого
В полях Шанлю!

Цао Чжи

Цао Чжи (Цао Цзы-цянь, 192–232) – один из «Трех Цао», поэтов из семьи Цао. Отец его Цао Цао (155–220) и старший брат Цао Пэй (186–226) оставили заметный след в истории китайской литературы. Вокруг «Трех Цао» собралась блестящая плеяда поэтов, так называемые семь мужей годов Цзянь-ань (196–219). Но Цао Чжи и на этом фоне оказывается самым выдающимся, его ставят в черед самых великих поэтов в истории Китая. Отец любил младшего сына. После смерти отца в 220 г. старший брат объявил себя императором государства Вэй, и, опасаясь популярности Цао Чжи и завидуя его таланту, сослал его в отдаленную область Чжэн на крайнем востоке страны. В ссылке поэт и окончил свои дни уже в правление своего племянника, сына Цао Пэя. «Песнь о фее реки Ло» – одно из наиболее прославленных произведений Цао Чжи.

ПЕСНЬ О ФЕЕ РЕКИ ЛО

В третьем году Хуан-чу я был при дворе в столице. Возвращаясь, я переправился через реку Лочуань. У древних есть такие слова: «Духа этой реки зовут Ми-фэй». Будучи растроган рассказом о делах святой девы в «Ответе Сун Юя Чускому вану», я тоже сочинил эту свою песнь, слова которой гласят:

Велено мне из столичного края
Ехать в восточную глухомань.
Я Ицюэ позади оставил,
Перевалил чрез Хуанъюань.
Проехал сквозь ущелье Тунгу,
Поднялся на гору в Цзиншани.
Вот уж и солнце на запад склонилось,
Кони устали, повозку не тянут.

Что же мне оставалось делать?

Упряжь снял я в долине Хэнгао,
Четверню подкормил в Чжитянь.
Сам я дух перевел в Янлине,
Где вдали видна Лочуань.

И вот как раз в это самое время

Мысли спутались, дух мой дрогнул,
Что явилось мне – ум смутит!
Хоть в долине, внизу, ничего не увидел,
Но вверху мне предстал удивительный вид:
Я увидел, что сверху прелестная дева
Возле края отвесных утесов стоит.

Тогда я обратился к вознице со словами: «Не поглядишь ли ты вон туда, кто это там блещет красотой?» Возница ответил: «Слуга ваш слышал о фее рек Хэ и Ло по имени Ми-фэй. Та женщина, которую увидел мой повелитель, не иначе как она. Какова же она с виду? Ваш слуга хотел бы это услышать». – И вот что я поведал ему:

«Словно лебедь парящая, взлетела она,
Как плывущий дракон, обаянья полна,
Хризантема под осень ее не белее,
И сосна по весне не настолько пышна.
Пряди ее прически —
словно легкая тучка луну заслонила;
Легкость ее повадки —
словно ласковым ветром снежок закрутило.
Издалёка заметно ее сиянье,
Как на утренней зорьке солнца восход;
Поглядишь поближе – она алеет,
Словно в водах прозрачных фужун плывет.

Простота и тонкость слились воедино,
Соразмерна в движении каждом она.
Ее плечи словно бы выточил мастер,
Ее стан как из шелкового полотна.
Ее шея изящна и гладко горло,
Ее ясная сущность глазу видна.
Благовоний моря для нее излишни,
И свинцовых белил помощь ей не нужна.

Под тучей-прической высокой-высокой
Смыкаются брови единой дугой;
Открыты взору пурпурные губы,
И скрытно зубы блестят белизной.
Раскосые светлые очи чудесны,
На щёках две ямки манят за собой,
Прекрасна наружности тихая прелесть,
Пленителен стройного тела покой.
Свободна повадка, нежны ее чувства,
Бессильны слова пред ее красотой.

Платье такое одно в целом свете,
Застежки из кости построились в ряд.
Легкого шелка накидка
заманчиво зашуршала – о, да! —
Яшмою и бирюзою
искуснейше изукрашен наряд.
Золото с зеленью спорит,
прическу ее украшая;
Жемчуга светлые нити
рядами на теле горят.
Ноги для дальней дороги
в узорные туфли одеты;
Длинной воздушною юбкой
стан словно дымкой объят.
Веет чуть-чуть от нее
орхидеи-отшельницы запах – о, да!
Там, возле горных отрогов,
шаги ее мягко звучат».

И в это время вот что случилось:

Она неожиданно в путь устремилась,
Решила пройтись, прогуляться решила.
Бунчук многоцветный налево склонила,
Коричневым знаменем справа прикрылась.
Похищена рук белизна
у пойменных духов – о, да! —
Когда на стремнине сбирала
грибы сюаньчжи.
Пленяются чувства мои
красой непорочной – о, да! —
И сердце никак не уймется,
стучит и дрожит.
И нет такой свахи искусной,
что радость устроит, – о, да! —
Пусть эти слова сообщить
помогут мне волны.
Стремясь к белизне непорочной
скорей прикоснуться – о, да! —
Подвеску ей шлю из нефрита,
желания полный.
Увы мне! Красавица эта
к порядку пристрастна – о, да! —
Знакомы ей «Установленья»,
и «Песни» – не тайна.
Подвеску из яшмы прислала,
желая утешить, – о, да! —
Клянется над омутом: будет
пора для свиданья.
Счастливый, счастливый, держу я
залог, мне врученный, – о, да! —
Страшусь, что волшебница эта
возьмет и обманет.
Забуду ль, как пред Цзяо-Фу
нарушили клятву? – о, да! —
Страшусь я их выходок лисьих,
как Ю насторожен.
Заставив себя присмиреть,
уняв свои мысли, – о, да! —
Стараюсь по «Установленьям»
держаться построже.

И вот что случилось после этого:

Лочуаньская дива исполнилась чувств,
То уйдет далеко, то вернется назад,
То рассеются, то соберутся лучи,
То отброшены тени, то блики горят.
Телом гибким и стройным она
как стоящий журавль,
Что еще не взлетел в небеса,
но взлететь был бы рад.
По тропинке прошла, там, где цзяо
благовонное буйство;
По лужайке ступает, где хэн
свой струит аромат.
Вот взлетает протяжная песня
о любви бесконечной,
И мотивы печали жестокой
все протяжней звучат.

И вдруг новое явление:

Множество духов – каждый со свитой —
Кружатся, вьются толпою несчетной.
Те забавляются в чистом потоке,
Те, воспарив, отлетают на отмель.
Те собирают светящийся жемчуг,
Те подбирают перо зимородка.
С юга явились вдвоем
Сянские феи,
С берега Ханьского дева
прибыла в лодке.
(Жалок ей Паогуа,
пары лишенный, – о, да! —
Хвалит она Пастуха
уединенье.
Легкий нагрудник ее
взор восхищает – о, да! —
Длинный рукав прикрывает
страсти томленье.)
Утками быстрыми рвутся вперед,
Чудно взлетая, парят как на крыльях;
Шагом неслышным по волнам идут,
В тонких чулках, как осыпанных пылью.
Движения их предсказать невозможно:
То вроде покойны, то вроде бурлят.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом