Мануэль Саркисянц "Английские корни Третьего Рейха. От британской к австро-баварской «расе господ»"

Известный историк Мануэль Саркисянц прослеживает теснейшую связь Британской империи и чудовищных идей Гитлера. Автор во всех подробностях рассказывает о Великобритании как прообразе государства расового единства, идеализации Третьего Рейха в британском истеблишменте, фашистских партиях Англии, теоретических и практических подходах британских и немецких расистов, участии англичан во Второй мировой войне на стороне нацистов, а также о том, почему «Индией» Гитлера должна была стать Россия, а русские – туземцами для «расы господ». В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Яуза

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-9955-1145-8

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 25.12.2023

Английские корни Третьего Рейха. От британской к австро-баварской «расе господ»
Мануэль Саркисянц

Секретные материалы Великой Отечественной
Известный историк Мануэль Саркисянц прослеживает теснейшую связь Британской империи и чудовищных идей Гитлера. Автор во всех подробностях рассказывает о Великобритании как прообразе государства расового единства, идеализации Третьего Рейха в британском истеблишменте, фашистских партиях Англии, теоретических и практических подходах британских и немецких расистов, участии англичан во Второй мировой войне на стороне нацистов, а также о том, почему «Индией» Гитлера должна была стать Россия, а русские – туземцами для «расы господ».

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мануэль Саркисянц





Английские корни Третьего Рейха.

От британской к австро-баварской «расе господ»

© Некрасов М.Ю., пер. с нем., 2023

© ООО Яуза-пресс, 2023

* * *

Памяти Кэтрин, герцогини Атолской, британской аристократки, пожертвовавшей постом депутата от партии консерваторов во имя справедливого дела республиканской Испании[1 - Кэтрин Марджори, урожд. Рэмзи (1874–1960), жена Джона Джорджа Стюарт-Мэррея, восьмого герцога Атолского. В 1923–1938 гг. член парламента от консервативной партии (в 1924–1929 – парламентский секретарь в министерстве просвещения). В 1938 г. покинула парламент и партию из-за несогласия с ее курсом. В 1944 г. председательствовала в «Английской лиге за свободу Европы». Автор нескольких книг по международным вопросам, в том числе «Прожектор в Испании» (1938).].

Это… не могло быть правдой, потому что шло вразрез с общеизвестными представлениями о правде.

    Эдвин Джонс. «Английская нация. Великий миф»

Предисловие

Эта книга почти наверняка подвергнется нападкам. Ей будут приписывать то, чего в ней нет, несмотря на то что практически весь материал, на котором она построена, основан на документах, причем на документах, опубликованных ранее и не вызвавших критики.

Нельзя назвать новым то наблюдение, что «большинство англичан не могут править, не заявляя при этом о своем превосходстве, и что они всегда были подспудно озабочены проблемой цвета кожи», – это отмечал еще Бенджамин Жове, преподаватель оксфордского колледжа в 1870–1893 гг. Известно и то, что, к примеру, лорд Альфред Милнер, верховный комиссар Англии в Южной Африке, заявлял: «именно британская раса[2 - Здесь и далее, кроме особо отмеченных случаев, курсив автора. – Прим. автора.] создала империю… только британская раса способна сохранить ее», упоминал он и об «узах крови». Не являются открытием и свидетельства привязанности Гитлера к Англии, привязанности, граничившей с преклонением и выразившейся, например, в насмешках над стремлением Индии к независимости. Общеизвестно (по крайней мере так было раньше), что Гитлер восхищался Англией именно как расист.

Еще в классическом исследовании Тойнби отмечался тот факт, что «расовые предубеждения, порожденные английским протестантством… к несчастью, стали определяющим фактором в становлении расовых отношений во всем западном мире». Неоднократно публиковалось и следующее, явно преувеличенное, заявление либерала сэра Чарлза Дилка об уникальности английской практики геноцида: «Англосаксы – единственная истребляющая раса на земле. Никогда еще – вплоть до начала ставшего теперь уже неизбежным уничтожения индейцев… маори и австралийцев [аборигенов] – ни одна столь многочисленная раса не была стерта с лица земли завоевателями». О том, что уничтожение аборигенов Австралии в значительной степени явилось следствием преобразований в метрополии, первой из стран Европы ставшей на путь экономического рационализма, писал еще более десяти лет назад Ричард Рубинштейн в изданном в Лондоне сборнике «Мозаика жертв. О не-евреях, преследовавшихся и уничтоженных нацистами» (под редакцией Беренбаума, директора американского Мемориального музея холокоста). Рубинштейн подтверждал и то, что «связь между геноцидом, проводившимся поселенцами колоний XVIII–XIX веков, и геноцидом XX века может быть прослежена в гитлеровской программе “жизненного пространства”»: опыт колонистов служил для Гитлера «моделью, которой должна была следовать Германия на востоке европейского континента». Однако нельзя не отметить существенных различий в идеологии вдохновителей и вдохновленных – разницы между обществом, практикующим геноцид, и государством, в котором он является частью официальной политики. «Нацистская Германия была государством, проводившим политику геноцида… [а Британская] Австралия – обществом, практиковавшим геноцид». В английской среде (как в колониях, так и в самой Англии) давление общества значило гораздо больше, а давление государства – гораздо меньше, чем в Германии (см. прим. 213–222). Истребление австралийских аборигенов проводилось спонтанно, а не по приказу правительства. Хотя Гитлер и стремился развить у немцев именно такой спонтанный «расовый инстинкт», Ричард Рубинштейн совершенно справедливо отмечал следующее различие: «уничтожение аборигенов… в Австралии являлось непреднамеренным следствием государственной политики», в отличие от истребления жертв нацизма, которое было совершенно преднамеренным и проводилось по приказу Гитлера. И все же нельзя не поставить «в заслугу» обществам, практиковавшим геноцид, то, что «они сподвигнули Гитлера на повторение этой практики, а его государство – на планомерное претворение ее в жизнь»[3 - Edwin Jones, The English Nation, The great myth (Glowcestershire, 1998), p. 216; Benjamin Jowett as quoted by R. Symonds, Oxford and Empire (Oxford, 1991), p. 28; Lord Alfred Milner, The Nations and the Empire. A Collection of Speeches and Addresses (London, 1913), p. xxxv; Carl Amery, Hitler als Voriaufer. Auschwitz – der Beginn des 21. Jahrhunderts? (Munchen, 1998), S. 14; Arnold J. Toynbee, A Study of History, Vol. i (Oxford, 1935), p. 211; Charles Dilke, Greater Britain (London, 1869), p. 223, 564; Richard L. Rubenstein, Modernization and the Politics of Extermination; Michael Berenbaum (Editor), A Mosaic of victims. Non-Jews persecuted and murdered by the Nazis (London, 1990), p. 3 f, 6, 8f.] (очевидно не доверяя «расовым инстинктам» немецкого общества).

Однако даже такое простое повторение давно известных вещей – по-настоящему злободневных – нарушает общепринятое табу. Бесспорные различия, существующие между британской расистской практикой и аналогичной практикой Гитлера, становятся «аргументом» в пользу того, что английские теории не могли повлиять на нацистскую идеологию. А поскольку в XX веке Гитлер проводил геноцид, а Британия – нет, то делался вывод, что Англия вообще ни в чем не повлияла на фюрера: табу никогда не отличались логикой.

Это табу является гораздо более священным в Германии, чем в самой Британии, поскольку в Германии фашистское прошлое остается намного более острой темой, чем эпоха правления королевы Виктории и короля Эдуарда VII в Англии.

В результате именно британские данные послужили источником для темы этой книги. Именно британская сторона интересовалась английскими корнями некоторых важнейших установок Гитлера – от британского социал-дарвинизма до ненависти к демократии Томаса Карлейля. Так, Ричард Терлоу утверждал, что государственная политика Британии «способствовала становлению фашистских идей в Европе… нацистского расизма и империализма». «Британское влияние на континентальный фашизм… помогло развитию фашизма, особенно в Германии»[4 - Thurlow, Fascism in Britain (London, 1982), p. 13.]. Пол Хейз напоминал о «существенном вкладе британских интеллектуалов в формирование фашистской мечты о мировом господстве одной расы… Английские социал-дарвинисты подарили своим нацистским последователям оправдание…»[5 - Paul Hayes, The contribution of British intellectuals to Fascism, in: Lunn & Thurlow, British Fascism, p. 168–186.]. Пол Хейз обращал внимание и на то, что именно Бенджамин Кидд установил взаимосвязь между естественным отбором и процветанием нации – эту идею, с незначительными изменениями, перенял у Кидда гитлеровский идеолог Альфред Розенберг[6 - Paul Hayes, The contribution of British intellectuals to Fascism, in: Lunn & Thurlow, British Fascism, p. 178.]. Из киддовской «науки о власти» Гитлером были усвоены[7 - Missed foornotetext] представления о «закономерностях», в соответствии с которыми сама природа при помощи механизма «социальной наследственности» низводит какой-то народ до уровня «низшей расы» – причем эту «социальную наследственность» может регулировать и государство[8 - Benjamin Kidd, Social Evolution (London, Ausgabe von 1898), p. 280.]. По мнению Хейза, самое сильное и самое продолжительное влияние на фашистов оказало расистское направление социал-дарвинизма, которое создал Карл Пирсон (бывший колониальный чиновник, а затем – до 1933 года – профессор евгеники в Лондоне), ратовавший за «борьбу расы против расы и выживание сильнейшей расы»[9 - Karl Pearson, National Life from the standpoint of Science (London, 1901), S. 19, zitiert nach Paul Hayes, «Contributions of British intellectuals to Fascism»: Lunn & Thurlaw, British Fascism. S. 176f.].

Британские исследователи, интересовавшиеся влиянием английских образцов на Гитлера, не ограничиваются признанием роли одного только «естественно-научного подхода». «Критическое отношение Карлейля к демократии… можно назвать фашистским – и иногда это и в самом деле фашизм», – писал Уолтер Хотон[10 - Walter Houghton, The Victorian frame of mind (New Haven, 1970), S. 328.]. Лондонское «Anglo-German Review» за 1938 г., пропагандируя режим Гитлера, совершенно однозначно утверждало, что Карлейль был «первым нацистом»[11 - Anglo-German Review. II. № 2. 1938. January. p. 51.]. Характеристика английских бедняков Гитлером (и его наставником – Хьюстоном Стюартом Чемберленом) также была предвосхищена Карлейлем, отзывавшимся о рабочем классе как о «бесчисленных скотах», «бездушных тварях, отребье». Карлейль видел в них «обезьяньи рожи, чертовы рыла… собачьи морды, тяжелые и угрюмые бычьи головы». В воинственном и иерархическом обществе, о котором мечтал Карлейль, работал миллион черных рабов, а править ими должна была сотня тысяч белых рабовладельцев – совсем как у Гитлера и главы СС Генриха Гиммлера, планировавших ввести подобные порядки на территории побежденной России. И точно так же, как Карлейль утверждал, что давать чернокожим образование – значит идти против воли Бога, Гитлер писал в «Mein Kampf»: «давать образование готтентотам и зулусским кафрам – значит идти против Воли вечного Творца»[12 - Carlyle, Critical and Miscellaneous Essays, \bl. V (Boston, 1838), p. 17; Thomas Carlyle, Latter-Day Pamphlets, p. 55. Edition of Michael Goldberg and Jules Seigel (Canadian Federation for the Humanities, 1983), quoted by Chris R. Vanden Bossche, Carlyle and the Search for Authority (Columbus, Ohio, USA, 1991), p. 138, 168; Adolf Hitler, Mein Kampf (Munchen, 1941), p. 479.]. В таком же ключе можно охарактеризовать и влияние Редьярда Киплинга: «Многие из тех идей, которые придают произведениям Киплинга особую силу и привлекательность… трудно отделить от того, что способствовало становлению… господства фашистской идеологии, особенно в Германии»[13 - Rudyard Kipling, Something of Myself (London, 1951), p. 154, 157, 103, 119f, 132; R. Thurston Hopkins, Rudyard Kipling’s World (London, 1925), p. 64f; Harold Orel (Editor), Critical Essays on Rudyard Kipling (Boston, 1989), p. 221; Preben Karlsholm, ??Kipling and Masculinity??, in: Raphael Samuel (Editor), Patriotism. Making and unmaking of British national identity, Vol. III (London, 1989), p. 215; Hans Grimm, ??Geistige Begegnung mit Rudyard Kipling??, in: Das Innere Reich, October/March 1935/ 36, S. 1458, 1465.].

«Одними из немногих английских учреждений, которые воссоздал у себя Гитлер», были британские паблик-скул, – отмечал директор школы Харроу, сэр Сирил Норвуд, подчеркивая тем самым заслуги английских школ… А директор паблик-скул в Лоуэстофт, обращаясь к британским читателям, назвал гитлеровские «наполас»[14 - «Наполас» (Napolas; Nationalpolitische Erziehungsanstalten (нем.) – созданные в апреле 1933 г. учебные заведения для подготовки нацистской элиты. В «наполас» обучались подростки в возрасте 10–8 лет; формально «наполас» подчинялись министерству образования, однако старший преподавательский состав представляли члены СА и СС. По сути «наполас» являлись кадровым резервом нацистской партии и вооруженных сил (здесь и далее, кроме особо отмеченных случаев, примечания переводчика).] «немецкими паблик-скул» («Public Schools in Germany»)[15 - E. K. Milliken, «The new Public Schools in Germany»: The Times (London) of 28. September 1935, cited by Harald Scholtz, Nationalsozialistische Ausleseschulen. Internatsschulen als Herrschafl smittel des Fuhrerstaates (Gottingen, 1973), S. 143.]. Подобного мнения в 1937 г. придерживался и директор другой английской паблик-скул Дж. Тейт[16 - J. W. Tate, «The Public Schools of Germany»: Internationale Zeitschrift fur Erziehung, VI (1937). S. 172.]. В том же году этот же наставник паблик-скул заявил, что к «тому времени, когда парни из «напола» Бакнанга начнут командовать… национал-социалистские правители будут обладать здравым смыслом в той же мере, в какой его приписывают британским офицерам, то есть станут настоящими белыми “пака”-сахибами[17 - «Белый пака-сахиб» – особо замечательный и выдающийся белый сахиб.]»[18 - Tate, p. 172.]. В 1938 г. мистер Роувен Робинсон, делая в английском королевском институте международных отношений доклад о «воспитании будущих вождей нацистов», отметил, что нацистские заведения «во многих отношениях построены по образцу… английских паблик-скул»[19 - G. A. Rowan-Robinson, «Training of the Nazi leaders of the Future» (Ansprache im Chattham House, London, am 27. Januar 1938, under Chairmanship of Major В. T. Reynold, M. C, in: International Aff airs (Marz 1938), p. 237, 235, 241.].

Обергруппенфюрер СС Гейсмейер[20 - Гейсмейер Август (1897–?) – министериальдиректор, депутат рейхстага и офицер СС.] также отмечал параллели между английской и нацистской воспитательными системами. В том же 1938 г. этот эсэсовский авторитет заметил, что «воспитательные средства и задачи [британских паблик-скул] … уместны и в наших заведениях»[21 - Harald Scholtz, Nationalsozialistische Ausleseschulen. Internatsschulenals Herrschaftsmittel des Fuhrerstaates (Gottingen, 1973), S. 99.]. Говоря о целях воспитания, нацисты утверждали, что в школах для элиты, наподобие английских паблик-скул они стремятся «вырастить будущих фюреров [Fuhrernachwuchs]»[22 - Volker Raddatz, Englandkunde im Wandel deutscher Erziehungsziele (о. O., 1977), p. 146.]. Немного позже апологет нацистской педагогики Теодор Вильгельм (1906–?) гордо заявлял, что «наполас ближе всего стоят к британским паблик-скул», и обещал: «За несколько лет мы догоним британские паблик-скул»[23 - Theodor Wilhelm, «Scholars or Soldiers? Aims and results of «Nazi» education»: Internationale Zeitschrift fur Erziehung, VIII (vom 5. November 1939), S. 95.]. Роберт Лей[24 - Лей Роберт (1890–1945), рейхсляйтер, зав. орг. отделом НСДАП, руководитель «Германского трудового фронта».] также предпочитал немецким кадетским заведениям соответствующие британские школы: ведь «Англия со своей итонской системой… построила мировую империю»[25 - Harald Scholtz, Nationalsozialistische Ausleseschulen, S. 190; Price Ward, Extra-special Correspondent (London, 1957), S. 201.]. Нацистские воспитатели подчеркивали, что «паблик-скул, как, например, Итон – оплот старой доброй английской традиции – призваны воспитывать фюреров подобных тем, которые… правят Англией и английской империей»[26 - Volker Raddatz, Englandkunde im W&ndel deutscher Erziehungsziele (n. p., 1977), p. 146.].

На момент объявления войны Германии (1939), 76 % английских епископов, судей, директоров банков и управляющих железными дорогами, а также чиновников (включая чиновников из Британской Индии) и губернаторов доминионов являлись выпускниками паблик-скул. 70 % генерал-лейтенантов и высших военных чинов вышли из четырех паблик-скул, главным образом – из Итона и Харроу. Призванные защищать Англию – страну с выборной парламентской системой – от тоталитарной Германии, англичане сами были продуктом авторитарной системы, авторитарной морали паблик-скул, хотя и не «тоталитарной дисциплины», как (не без преувеличения) уверял Т. Уорсли в своей книге «Barbarians and Philistines. Democracy and the Public Schools», вышедшей в 1940 г.[27 - Ross McKibbin, Class and Culture. England 1918–1951 (London, 1998), p. 238, 245; Т. C. Worsley, Barbarians and Philistines. Democracy and the Public Schools (London, 1940), pp. 121, 200.] Еще более резкая критика в адрес паблик-скул содержится в книге X. Дж. Филда, вышедшей в Оксфорде в 1982 г.: «английского мальчика методично заставляют воспитывать волю… учат подавлять любые внешние выражения чувств». «Аскетическая, бесполая, нарциссическая культура имперской мужественности сводит сам предмет на нет. Она подготовила почву для культуры смерти», – писал Филд. Британский историк Дж. А. Мэнген указывал на то, что «всевозрастающее имперское самосознание среди [британских] учеников паблик-скул… и видение своей главной задачи в воинственном самопожертвовании… поразительно схожи с тем, что переживала элита гитлеровских наполас»[28 - H. John Field, Toward a Programme of Imperial Life. The British Empire at the turn of the Century (Oxford, 1982), p. 22, 35, 39; J. A. Mangan, in: John Mackenzie, Imperialism and Popular Culture (Manchester, 1986), p. 116.].

Неудивительно, что в такой ситуации немецкий историк Гервин Штробль, выступая с лекциями в университете британского города Кардиффа, заявил: «было бы глупо и нелепо утверждать, будто гитлеровские наполас хоть в чем-то копировали британские паблик-скул» – и это несмотря на многочисленные свидетельства наставников паблик-скул и самих нацистов.

Тем не менее в своей книге «Тевтонский остров. Восприятие Британии нацистами», опубликованной в 2000 г. в Cambridge University Press, Штробль отмечал, что даже в Германии 1920-х гг. «восхвалять британскую силу воли, решимость и жесткость, восхвалять британские паблик-скул, призванные воспитывать правителей и растить… лидеров, и подчиняться там, где лидировать невозможно, или приветствовать такие британские установки, как “это моя страна, права она или не права”, значило очень точно предрекать дальнейший путь развития Германии… Восхваление подобных [английских] добродетелей было для нацистов тем более необходимым, что именно эти ценности были забыты в [демократической] Веймарской республике с ее пацифизмом; и победы британцев все в большей и большей степени становились победами нацистов». И действительно, ссылаясь на комментарии эсэсовского журнала 1935 г., Штробль совершенно верно отметил «готовность Третьего рейха видеть в Британии свое альтер эго»[29 - Gerwin StrobI, The Germanic Isle. Nazi perceptions of Britain (Cambridge, 2000), p. 80, 69, 76, 82.].

(Гитлер еще в 1935 г. заявил: «Только у меня, подобно англичанам, хватит жестокости, чтобы добиться цели». А в 1920 г. нацистский теоретик расизма Ханс Гюнтер назвал английский язык языком «безжалостного акта воли». «Воля была… центральным понятием… нацистской веры», – справедливо отмечал Штробль. Англистика, наука, процветавшая при нацистах и занимавшаяся изучением Англии, характеризовала английский язык как «язык воли, язык борьбы за выживание, язык, в котором до сих пор действуют “законы жизни”, а значит, проявляется воля расы, воля крови». «Постепенно в глазах английской прессы мы получим равный с британцами социальный статус, потому что мы действуем безжалостно», – настаивал Гитлер[30 - Rudolf Diels, Luzifer ante portas (Stuttgart, 1950), S. 84, zitiert in Josef Henke, England in Hitlers politischem Kalkul,1935–1939 (Boppard, 1973), S. 22; Hitler, Monologe im Fuhrerhauptquartier (Rindlach, 1988), S. 393:6 September, 1942; Hans F. K. Gunther, Ritter, Tod und Teufel. Der heldische Gedanke (Munchen, edition of 1920), S. 96: «Ruchlose Willenstat»; Raddatz, S. 152; StrobI, p. 42, 64.].)

Штробль совершенно верно заметил, что «обращение нацистов к реальным или воображаемым британским образцам… носило характер… откровенного восхищения». В результате в гитлеровской Германии Сесил Родс стал героем книг, названия которых очень точно отражали природу его привлекательности в глазах нацистских читателей: «Завоеватель», «За Великое Отечество» или «Мечта о мировом господстве». Тот факт, что «Гитлер в течение долгого времени расценивал Британскую империю в качестве образца для предстоящей экспансии Третьего рейха» (как писал Штробль), в те времена представлялся гораздо более очевидным, чем сейчас. Я не случайно так подробно и много цитирую здесь книгу Гервина Штробля – сам статус издательства, выпустившего ее (Cambridge University Press), снимает все обвинения и подозрения в «апологетике и предвзятости», которые непременно возникли бы, будь эта книга опубликована за пределами Британии, а особенно в Германии. Так, самая важная глава книги Штробля носит название «Британия как модель для нацистской экспансии». В самом начале вышеупомянутого исследования – еще до титульной страницы – напечатано следующее откровение: «Одна из фундаментальных задач нацистов заключалась… в подражании «безжалостности» Британской империи по отношению к Восточной Европе». «Нельзя не вспомнить отзывы Гитлера об Индии или Северной Америке как о моделях для будущего германского правления в России, и его восхищение… непременной “безжалостностью” Англии… В 1937 г. немецкая молодежь была обязана изучать англосаксонскую историю, чтобы преодолевать собственные угрызения совести… Нацистские лидеры ни в коей мере не порицали опыт империалистической Британии. Они надеялись добиться такого же результата». Гитлер настаивал, что увеличение дистанции «между расой господ и низшими расами заложено в самой сердцевине британского империалистического этоса и является секретом успеха британцев… Несомненно, именно здесь кроется связь между расой и империей (идея этой связи доминировала во взглядах Гитлера в течение всей его жизни), именно здесь кроется объяснение настойчивых утверждений Гитлера о том, что в управлении Россией Третьему рейху следует брать пример с британского правления в Индии»[31 - StrobI, p. 77, 169, 223, 69, 90, 91.].

Это рассуждение дополняет сделанный в 1971 г. вывод о том, что восхищение Британской империей и британский колониальный опыт послужили для Гитлера оправданием собственных империалистических амбиций. «Британское правление в Индии стало для Гитлера моделью, на которую… он собирался ориентироваться… при создании своей империи на Востоке. В застольных разговорах он часто проводил параллели между собственными планами завоевания и завоеванием Индии Британией, заканчивая свою речь рассуждениями о будущей империи на Востоке», – писал Йоханнес Фойгт.

И действительно, фюрер постоянно и неизменно возвращался к одной и той же теме – он словно бы внушал всем немцам: если вы не станете такими, как англичане, вы не добьетесь мирового господства. Но каково же было представление немцев об англичанах, нации, которой они стремились подражать? Вот как характеризовал англичан один эсэсовский источник 1940 года, являвшийся руководством по покорению сердца Англии и превозносивший черты, свойственные британскому правящему классу: «Джентльмены, не озабоченные какими-либо философскими изысканиями… обладающие огромной силой воли и неуемной энергией, считающие духовные ценности пустой тратой времени… но при этом знающие, как надо управлять. Это люди… видящие смысл своей жизни в продвижении интересов английского правящего класса». «По сути это определение было не чем иным, как скрытой характеристикой их [лидеров СС] собственных нравов, спроецированных на других, скрытым выражением собственных качеств», – утверждала гамбургская консервативная газета[32 - Johannes H. Voigt, «Hitler and Indien»: Vierteljahreshefte fur Zeitgeschichte, IX (1971), S. 33, 49; SS-General Walter Schellenberg, Invasion 1940. The Nazi invasion Plan for Britain (London, 2000), p. 27; Die Welt vom 15. August, 2000: «Operation Seelowe».].

Но нацистская доктрина видела в «истинном патриотизме англичан» не только образец для подражания. «Англичане добились того, чего нам… до сих пор не хватает»; «англичане принадлежат к тевтонской нордической расе, и уже по одной этой причине им предопределено быть гордыми… и высокомерными». Утверждалось, что «вера в фюрера и его божественную миссию» свойственна как «немцам, так и англичанам, и, следовательно, является тевтонской». Один из нацистских гарантов этой идеологии – Кригер заявлял, что «вера в божественное предопределение свойств расы является чем-то абсолютно естественным; то, что человек ощущает внутри себя как голос крови, переживается как призыв Бога, обращенный к нему. Именно из этого закона Жизни и Расы исходили все англичане, завоевавшие новые земли для своей империи».

Даже за год до гитлеровских планов вторжения 1940 г. Англия оставалась образцом для последователей фюрера. «Представляя британское стремление к мировому господству как эгоистическое побуждение и обличая их веру в собственную миссию как хитрую уловку, мы оказываем медвежью услугу национальному политическому образованию. Напротив, наши воспитанники должны понимать, что именно религиозность, готовая к действию и полная силы воли, которая направлена на благо нации, так рано сделала Англию столь могущественной мировой державой… И тем более решительно следует призвать силу воли наших воспитанников сделать для Германии то, что англичане сделали для своей страны, основываясь на том же наследии». Подчеркивая свое сродство с Англией, нацисты постоянно высказывали свое восхищение британским империализмом, видя в нем «модель и оправдание для собственных захватнических планов». Именно осознание британцами своей божественной Избранности – как никакая другая черта британского национального характера – привлекало нацистов, подчеркивая общие для них расовые принципы[33 - Raddatz, S. 143, 152, 157 (Anm 191, 192), zitiert O. Harlander, «Franzosisch und Englisch im Dienste der rassenpolitischen Erziehung»: Neue Sprachen, No. 44 (1936), S. 50.].

Привлекало настолько сильно, что даже ветхозаветный (а на самом деле неоиудаистический) характер английского постпуританского «патриотизма… вера в то, что англичане являются избранной нацией, в то, что «Бог – англичанин»[34 - Крайним проявлением этого убеждения стал религиозный англо-израильский культ, отождествлявший англосаксонскую расу с потерянными коленами Израиля. – Прим. автора. Raphael Samuel (Editor), Patriotism. The Making and Unmaking of British National Identity, Vol. I (London, 1989), p. 58; William Henry Poole, History, the True Key to Prophecy in which the Anglo-Saxon Race is shown to be the lost tribes of Israel (Brooklyn, 1880, cited in John Higham, Strangers in the Land. Patterns of American Nativism 1860–1925 (Westfort, Conn.; USA, 1981), p. 367); William Haller, Foxe’s Book of Martyrs and the Elect Nation (London, 1967), p. 87 (начиная с елизаветинских времен, эта книга считалась самой влиятельной в Англии после Библии, – утверждал Эдвин Джонс: Edwin Johnes, The English Nation. The Great Myth (1998), p. 56, 57).] (Рафаэль Самуэль), ни в коей мере не умаляли страстного желания нацистов подражать англичанам, используя именно такой источник чувства собственного превосходства. Нацисты стремились культивировать настроения, подобные тем, о которых пишет Уильям Блейк в своем «Иерусалиме» («the divine Voice: I elected Albion for my glory; I gave to him the nations of the whole earth»), исключительно как образец для построения мирового господства.

Фридрих Брие еще до прихода нацистов к власти утверждал, что английский Бог, сражающийся с богами «неверных», воинственный Бог Ветхого Завета, противостоит Богу Достоевского, его представлению о русском Христе, спасителе мира[35 - William Blake, Jerusalem. The emanation of the Giant Albion, Chapter II, XXIV, 5: Prophetic Books of William Blake, edited by E.P.D. Maclagan and A.G.B. Russel (London, 1904), p. 31; Friedrich Brie, Imperialistische Stromungen in der englischen Literarur (Halle, 1928).]. Для Гитлера же Англия в первую очередь ассоциировалась с правом власти. При этом он не понимал, что британская империалистическая власть должна была действовать в качестве моральной силы. Отмечалось также, что британский империализм спасало присущее ему в достаточно высокой степени чувство моральной ответственности[36 - Alain and Cairns, Prelude to Imperialism. British Reactions to Central African Society, 1840–1890 (London, 1965), p. 238; MacDonald, Language of Empire, p. 153 f. Rutherford, Forever England. Refl ections on Race, Masculinity and Empire (London, 1997), p. 15.]. В год прихода Гитлера к власти в Англии было опубликовано написанное в XIX веке заверение в том, что «несправедливость остается несправедливостью и ее тем более нельзя оправдать… когда ее жертвами становятся беззащитные люди…», что «высокомерие, несправедливость и душевная черствость… среди людей, облеченных властью, являются грехом против Божественной Воли и… влекут за собой страшную кару», пусть даже «те, кто презирает евангельские добродетели», не понимают этого. А за век до этого один протестантский гимн выражал беспокойство, не помешают ли «черные преступления», совершенные в далеких краях, прославлению Спасителя. В самом деле, «убежденность в том, что привилегии, данные нации, подразумевают ответственность нации, а прегрешения нации повлекут за собой ее наказание, помешала использовать чувство избранности Богом исключительно в целях безжалостной империалистической эксплуатации»[37 - Lord Oliver, The Myth of Governor Eyre (London, 1933), p. 115; Missionary Hymns… of the London Missionary Society (London, 1830), p. 43 as quoted in Raphael Samuel (Editor), Patriotism. The making and unmaking of British National Identity, Vol. I (London, 1969), p. 194: John Wolff e, «Evangelicalism… in mid-ninteeth century England».].

Морализм Гладстона также сыграл серьезную роль в преодолении мещанских тенденций в обществе, ориентированном на денежные ценности, и лицемерных заявлений о моральном долге. Это был период, когда предоставление свобод стало считаться особой миссией Британии – речь шла о предоставлении свободы рабам (после того как Англия перестала быть мировым лидером в работорговле). «Борьба с рабством и работорговлей продемонстрировала британский гуманизм в действии… Таким образом, право на власть было связано с моральными установками» англичан[38 - Mackenzie, Imperialism in Popular culture, p. 33; David Brion Davis, The Problem of Slavery in the Age of Revolution (Ithaca, N. Y, USA, 1977), p. 65; Peter Marsh, The Conscience of the Victorian State (London, 1979), p. 128; Alain and Cairns, Prelude to Imperialism (London, 1965), p. 238.].

Однако на деле эти установки были направлены скорее против работорговли, которой занимались арабы, а не сами англосаксы (например, североамериканские южане). «Хрупкое равноправие… между [белым] охотником и африканским вождем, [британским] торговцем и его африканской любовницей, или миссионером и потенциальными новообращенными было в значительной степени нарушено… расовыми установками». И «с тех пор, как империя стала прочной, британцы оказались неспособны относиться к африканцам как к человеческим существам», – утверждали авторы «Прелюдии к империализму». «Отношения африканских племен друг к другу затмевали этноцентризм отдельных британцев… В результате африканская жизнь обесчеловечивала и доводила до звероподобного состояния чувствительность людей»[39 - Alain and Cairns, p. 246, 192.]. В подобном же духе высказывался и полковник Бедфорд Пим (в третье десятилетие правления королевы Виктории) в Лондонском антропологическом обществе: «Англии еще предстоит учиться тому, как следует править чужеродными расами». И последовавшая затем резня британского гражданского населения индийскими «мятежниками» в 1857 г., ставшая предпосылкой для паники из-за вымышленного негритянского бунта на Ямайке в 1865 г. (страха перед «неграми, пьяными от крови» и «спятившими от возбуждения»), даже в большей степени, чем страхи, связанные с освобождением рабов в Соединенных Штатах, повлекла за собой господство расистской идеологии в Викторианскую эпоху[40 - Daunton and Halpern (Editors), The Empire and Others. British Encounters with Indigenous Peoples 1600–1850 (London, 1999), p. 365; Hill Schwarz (Editor), The Expansion of England. Race, Ethnicity and cultural History (London, 1996), p. 162; Thomas R. Trautmann, Aryans and British India (Los Angeles, 1997), reviewed in American Historical Review, Vol. CIV, No. 2 (April, 1999), p. 639.].

(Расизм англосаксов не в последнюю очередь был направлен и против кельтов. Так, Томас Карлейль спрашивал: «Разве это не великое благословение – избежать участи родиться кельтом?»; большинство ирландцев были, по его мнению, «свиньями в человеческом обличье» (1849). «В голодные годы 1846–1848 гг. стало ясно, на какие крайние меры готова была пойти Англия, чтобы очистить Ирландию от коренных жителей. Послабления, которые давало ирландцам английское правительство… осмотрительно сохранялись на уровне, обеспечивавшем соответствующие демографические перемены… приветствуемые лидерами английского общества и правительства: «Смертность от голода и эмиграция… очистили земли от нерентабельных производителей и освободили место для более совершенного сельскохозяйственного предприятия», – напоминал Ричард Рубинштейн. К 1850 г. эдинбургский профессор анатомии Роберт Нокс не только стал приписывать ирландцам целый ряд качеств, несовместимых с чертами среднего класса. Он «научно доказывал», что «источник всех бед Ирландии кроется в расе, кельтской расе Ирландии… Следует силой изгнать эту расу с земель… они должны уйти. Этого требует безопасность Англии». Ведь «человеческие качества зависят исключительно от расовой природы».)

Такие установки не в последнюю очередь способствовали изменению представлений британцев о туземцах в 1865 г. Даже те протестанты, которые отказывались принимать доктрины англиканской церкви и считали (в начале – середине XIX века), что церковь не имеет отношения к мирским делам, и, следовательно, не сильно верившие в божественную избранность Британской империи, стали приобщаться к делу империалистов. Таким образом, ко времени формирования взглядов Гитлера в Британии стало преобладать то течение британской империалистической мысли, которое считало, что колонии существуют исключительно для блага расы господ – вместо предшествовавшего ему британского же представления о колониях как о «ниспосланной Богом возможности нести в мир доброе [нравственное] правление» (как писала Кэтрин Тидрек)[41 - Chris R. Vanden Bossche, Carlyle and the Search for Authority (Columbus, Ohio, USA, 1991), p. 137, quoting Carlyle, Collected Letters (Durham, 1970), 13: 192 and Carlyle, Reminiscences of my Irish Journey in 1849, p. 176; Robert Knox, The Races of Men (Philadelphia, 1850), 26, 216–220; 41. 89 f, 216, 253; Raphael Samuel (Editor), Patriotism, p. 196 (John Wolff e); Kathryn Tidreck, Empire and the English Character (London, 1992), p. 131.]. В результате Гитлер увидел в британском империализме только последнее направление, исключая предшествующее. Однако фюрер немецкого народа не сильно ошибался, усматривая в империализме англичан только одну сторону, отражавшую ту точку зрения, которая превалировала в годы его юности. В то время, когда Гитлер учился в школе, Сесил Родс заявил (1899): «Либералы и консерваторы из кожи вон лезут, чтобы показать, кто же из них – самые великие и исполненные энтузиазма империалисты». Один из них – Лайонел Кертис – (между 1934 и 1937 гг.) опубликовал трехтомное сочинение «Civitas Dei», призванное «доказать… что Британское содружество явилось… высшим воплощением… “Нагорной проповеди, переложенной на язык политики”». И все же даже в момент наивысшего расцвета империализма англичанин Сидней Болл из Оксфорда утверждал, что «империализм является последним прибежищем негодяя» (как однажды заметил доктор Самуэль Джонсон по поводу патриотизма)[42 - Ibid., o. 257; J. M. Mackenzie, Imperialism and Popular Culture (Manchester, 1986), p. 5; Johannes H. Voigt, «Hitlerand Indien»; Vierteljahreshefte fur Zeitgeschichte, IX (1971), S. 33, 49; Sidney Ball, Memories and Impressions of «an ideal Don». Arranged by Oona Howard Ball (Oxford, 1923), p. 211.].

(Вероятно, Англия – единственная в мире великая страна, в которой «интеллектуалы стыдятся собственной национальной принадлежности», – заявил как-то Джордж Оруэлл – еще до того, как Германия была запятнана зверствами национал-социализма. «В [некоторых] левых… кругах полагают, что в принадлежности к английской нации есть нечто постыдное…»[43 - George Orwell, Collected Essays, Journalism and Letters, II (Harmondsworth, 1970), p. 95.])

Еще один оксфордский профессор – Винсент Харлоу – нарушал непререкаемое правило, согласно которому джентльмен никогда не должен выказывать своих чувств: он приводил в замешательство будущих колониальных чиновников тем, что не мог без слез говорить о благородной миссии попечительства по отношению к отсталым расам… Стоит вспомнить и Гарфилда Тодда, который начиная с 1920-х гг. был миссионером в Родезии. После того как Родезия отделилась от Великобритании, Тодд был арестован за свои выступления против расовых притеснений[44 - Richard Symonds, Oxford and Empire, p. 55; cf. Vincent Harlow, The Historian and British Colonial History (Oxford, 1951), p. 8, 9; Dickson A. Mungazi, The Last British Liberals in Africa: Michael Blundell and Garfi eld Todd (Westport, Conn., USA, 1999), cited in American Historical Review, Vol. CV, No. 5 (December, 2000), p. 1845 f.].

Однако подобные примеры являлись лишь исключением. Не только в дни расцвета Британской империи этос империализма пронизывал буквально все средства массовой информации. «В массовой культуре не существовало никакого антиимпериализма», – утверждал Джон Маккензи. «Критика [империализма] замалчивалась; пародии высмеивали сами себя» в мюзик-холлах. Даже в 1930-е гг. Джон Ю. Норвич вспоминал: «Империя окружала нас повсюду… она была основой нашей жизни. Тогда мы все были империалистами». Даже после окончания Первой мировой войны «Британия все еще могла позволить себе смотреть на мир через призму своего особого имперского статуса… расового превосходства и высокого национального самомнения… Давая четкие определения характерных признаков британской «расы», создатели книг для юношества решительно отграничивали англичан от представителей других рас». Даже оксфордский профессор истории Джеймс Энтони Фрод высказывался против отмены рабства для африканцев. После 1890 г. в Британии практически перестали ставить мелодрамы о жизни чернокожих рабов, которые раньше играли для рабочих. Мелодрамы в мюзик-холлах «больше не настаивали на том, что целью британского правления является освобождение»[45 - James A. Froude, Oceana. England and her Colonies (Leipzig, 1887), p. 44; Mackenzie, Imperialism and Popular Culture (Manchester, 1986), p. 41; Penny Summerfi eld, «Patriotism and Empire. Music Hall Entertainment».].

Подданные Британии, лишенные в своем большинстве избирательных прав, вынуждены были довольствоваться «правлением лучших», тех, кто занимал более высокое положение[46 - Otto Gessler, in: Al Carthill, Die Erbschaft des Liberalismus (Berlin, 1926), S. IX; Esme Wingfi eld-Stratford, The Squire and his Relations (London, 1956), p. 92.]. Однако и после того, как это большинство получило некоторую возможность участвовать в политической жизни, оно практически не обладало политическим сознанием. Тем не менее «консервативные классы считали, что рабочие чувствовали свою отчужденность от основных ценностей и потому представляли опасность… В результате между двумя войнами в Британии была создана политическая культура среднего класса, построенная на противостоянии угрозе со стороны недовольного рабочего класса». «В конце Первой мировой войны британский средний класс был мобилизован… перед лицом растущей враждебности к политике, проводимой рабочим классом», – писал Росс Маккиббин. В качестве примера он цитировал слова Ричфорда, опасавшегося «бесчисленных людских масс, не признающих ни одного из стандартов человеческого общества и всегда готовых поглотить их». Авторы «Тайного сговора Чемберлена и Гитлера» приводят воспоминания, касающиеся леди Дианы Мэннерс, которая во время всеобщей забастовки 1926 г. «слышала скрип тележек и падение отрубленных голов». В ответ на ее взволнованные расспросы, когда же они смогут достойно уехать из страны, ее муж Дафф Купер отвечал: «не раньше, чем начнется резня». И все это несмотря на то что избиратели от британского рабочего класса сохраняли почтительное отношение к консервативной элите и придерживались мнения, что она «более приспособлена для руководства», чем они сами. (Этого отношения не смогли изменить даже ужасные условия жизни рабочих, например, на рудниках Южного Уэльса, которые описал в своих романах Кронин.) При этом рабочие презрительно или же безразлично относились к остальному миру. Они испытывали «чувство искреннего удовлетворения от того, что являются британцами, а не какими-нибудь иностранцами»[47 - Ross McKibbin, Ideologies of Class. Social relations in Britain 1880–1950 (Oxford, 1991), p. 299, 288, 24, 275, 271 IT, citing R. Roberts, The classical Slum (London, 1974); C.F.G. Masterman, England after the War (London, 1922), p. 54 f.; A. Finkel and C. Leibovitz, The Chamberlain-Hitler Collusion (Halifax, Canada, 1997), p. 38.]. Именно такое отношение было свойственно Сесилу Родсу и «лучшим представителям» британской расы, именно такое отношение ранее стремился привить британцам премьер-министр Дизраэли. (Посол Его Величества короля Великобритании, сэр Невилл Гендерсон полагал, что «все иностранцы невыносимы».)

«London Financial News» била тревогу, утверждая, что даже собственная «политическая машина Британии до такой степени подчинила себе британское человечество (sic), что ей удалось втиснуть в одну десятую избирательных участков британского парламента людей чужой крови в качестве своих представителей… Чужеродная кровь… из синагоги Каиафы… может просочиться на самые верха британской политической машины». Демократические реформы, проводимые этой «политической машиной, есть не что иное, как выковывание новых цепей для нации рабов»; «Мир… реформа» – демонические слова, воплощающие настоящее евангелие Синагоги Сатаны… это орудие Дьявола, собирающегося украсть меч у святого Георгия». В этом тексте («Зов Меча») заявлялось, что «мир» как «выгода» является доктриной мамоны, а не Христа… Меч отделит вселенскую правду от вселенской неправды», – настаивал Дж. Кларк, автор памфлета, опубликованного в 1917 г. в издательстве «London Financial News». Кларк утверждал, что «Пруссию и Германию населяют не христианские, но иудейские нации… Шейлок – их священнослужитель». В его представлении евреи и немцы были тождественны. Как показал Панаи («Враг среди нас»), уже в июле 1918 г. в Британии разразилась паника, связанная с присутствием немецко-еврейской тайной руки. «Евреи, нанятые Германией, подрывают мощь Британии при помощи проституции и венерических заболеваний». «Германия всегда стремилась заразить чистые нации со свойственной гуннам кротономанией», – писала газета «The Vigilante», предвосхищая тем самым навязчивые представления Гитлера и Юлиуса Штрайхера о евреях. В Британии времен Первой мировой войны враждебное отношение к евреям сочеталось с таким же отношением к немцам, а представление о зловещей тайной руке прежде связывали не с евреями, а с немцами… Считалось, что именно немецкие агенты контролируют партию либералов и партию юнионистов, что это они стоят за суфражистками и пацифистами, их же обвиняли в организации забастовок. Об этом заявлял, например, автор «Невидимой руки» Киртон Варлей. Еще в 1917 г. он внес предложение, согласно которому королю, военно-морским силам и армии следовало собрать «верных представителей нации» и наделить их «полномочиями править… Новым Государством» – после «отказа от следования любым партийным интересам»[48 - Patricia Meehan, The Unnecessary Win Whitehall and the German Resistance (1992), p. 24; John H. Clarke, The Call of the Sword (London, The Financial News, 1917), p. 8, 15, 30 f, 33, 34, 52 f; Panikos Panayi, The Enemy in our Midst. Germans in Britain during the First World War (Oxford, 1991), p. 172–177, 180 f, quoting J. H. Clarke, England under the Heel of the Jew (London, 1918), p. 58–61, 65; Kirton Varley, the Unseen Hand (London, 1917), p. 25 f, 44 f, 49 f, 52 ff, 72, 75, 88 f; Arnolf White, The Hidden Hand (London, Septemberand October, 1917); The Vigilante of 23. February, 2., 9. and 16. March, 1918, 26. April, 1918.] – Варлей говорил об этом еще за пять лет до прихода Муссолини к власти и формирования замысла «Mein Kampf».

Д. С. Льюис в своей книге об Освальде Мосли и фашизме в британском обществе (1987) подтверждал, что «фашизм был не чужд Британии… Он не был привезен из-за границы. Фашизм развился на британской почве в соответствии с британскими требованиями». Выступая за сильную империю, английский фашизм придерживался «патриотической программы». «Высказывать предположения, будто британскому обществу были свойственны какие-то особые уникальные качества, предохранявшие его от фашизма… значит проявлять излишнюю самонадеянность… Лучше обойтись… без популярного мифа, согласно которому фашизм был искоренен такими чертами британского характера, как умеренность и терпимость». «Возможно, мы уделяли слишком мало внимания британской “традиции” фашизма и тому, что сформировало ее», – заметил Ричард Терлоу[49 - D. S. Lewis, Illusions of Grandeur. Mosley, Fascism and British Society 1931–1981 (Oxford, 1987), p. 261 f; Robert Skidelsky, Oswald Mosley (London, 1975), p. 333; Richard Thurlow, Fascism in Britain (Oxford, 1987), p. 16; Brigitte Hamann, Hitler’s Vienna (New York, 1999), p. 404 f.].

В действительности влиятельная – если не решающая – часть консерваторов была предрасположена «в целом рассматривать фашистов как защитников установленного порядка во всех частях света, где существовала угроза социализма», – писала Маргарет Джордж. Росс Маккиббин утверждал, что именно «всеобщий страх перед социализмом» объединил в 1930-х гг. британский средний класс[50 - Margaret George, The Warped Vision of British Foreign Policy 1933–1939 (Pittsburgh, 1965), p. VIII: Preface by R. Colodny; Ross McKibbin, Class and Culture. England, 1918–1951 (London, 1998), p. 530.], чье отношение к самому принципу демократического правления было амбивалентным.

(«В Англии насчитывалась не одна тысяча правых, ждавших своего часа… они были очарованы Гитлером и его Новым порядком» и были готовы поддержать его не только перед войной. Ядро правых, входившее в состав британского истеблишмента и «имевшее, несмотря на свой экстремизм, значительное влияние, с одобрением относилось ко многим начинаниям Гитлера. Страшно даже подумать, что они могли бы предпринять, если бы Гитлер обрел контроль над Британскими островами… у них было очень много общего с врагом», – писал Н. Бетелл в «Войне, которую Гитлер выиграл. Сентябрь 1939 г.».)

Ситуация, сложившаяся в Британии того времени, станет еще более понятной, если вспомнить, что именно в этот промежуток – перед 1914 г. и вплоть до 1920-х гг. – «Англию обычно не называли демократической страной: она была “свободной” или же “конституционной”, но не, или пока еще не, “демократической”». Преподобный Кристофер Уайвилл (1792) был далеко не последним англичанином, обеспокоенным тем, что расширение избирательных прав сделает «частную собственность и общественные свободы» доступными для «неуправляемого и дикого сброда», а народные выборы приведут к чудовищному хаосу. Стэнли Болдуин, трижды становившийся премьер-министром от консерваторов, заявлял (вплоть до 1937 г.): «Мы должны ограничить избирательные права» [вновь]. Даже Уинстон Черчилль отмечал, что «выборы – и в странах с самой развитой демократией – считаются несчастьем, препятствующим социальному, нравственному и экономическому развитию» (и это несмотря на то что две трети всех членов британского парламента, избранных между 1660 и 1945 гг. происходили всего лишь из 368 семей)[51 - N. Bethell, The War Hitler Won. September, 1939 (London, n. d.), p. 180; Ross McKibbin, ibid., p. V; E. P. Thompson, The making of the English working Class (1968), p. 26 f;A. Finkel and C. Leibovitz, The Chamberlain-Hitler Collusion, p. 37, 38, quoting Margaret George, The Hollow Men (London, 1967), p. 66; Ellis Wasson, Born to rule. British political Elites (New York, 2000) reviewed in American Historical Review, Vol. CVII, No. 3 (June, 2002), p. 935; Philip M. Taylor, British propaganda in the twentieth century. Selling Democracy (Edinburgh, 1999), p. 91.]. Последнего британского посла в гитлеровской Германии, сэра Невилла Гендерсона называли «представителем “упадочного правящего класса”, неспособного смириться с преобразованиями в обществе». В межвоенный период британская «политическая экономика была целиком подчинена… интересам… среднего класса», предвидевшего, что подобные преобразования могли пойти гораздо дальше в случае, если Британия окажет вооруженный отпор экспансии Третьего рейха. Ведь невозможно было провести перевооружение, избежав при этом «чрезвычайного увеличения роли организованного рабочего класса в обществе. Ни в коем случае нельзя забывать об этом, говоря о “политике умиротворения” [Гитлера]. В результате “странная” война [продолжавшаяся до тех пор, пока Черчилль не принял на себя руководство страной в 1940 г. и не спас демократию] явилась попыткой и после объявления войны сохранить порядок, существовавший в довоенные годы»[52 - Peter Neville, Appeasing Hitler. The Diplomacy of Sir Nevile Henderson (New York, 2000), p. IX; Ross McKibbin, p. 529, 290.]. Порядок, при котором (по словам Невилла Чемберлена, обращенным к королю Георгу VI) «Германия и Англия играют роль двух столпов, на которых держится мир в Европе, и являются оплотом против коммунизма». Не только Бетелл отмечал, что Чемберлен, этот «борец за мир в наши дни», «стремился дать Германии возможность начать экспансию на Восток».

(Несмотря на привычные заявления, особенно популярные в годы «холодной войны», сегодня уже нельзя отрицать, что Советский Союз предлагал значительную военную помощь своим чешским союзникам. Именно Россия «предлагала предоставить чешскому правительству семьсот истребителей… Румыния согласилась… пропустить сто тысяч советских солдат до Чехословакии…»)

Фюрер, в свою очередь, нашел понимающего собеседника в лице Невилла Чемберлена, когда пожаловался ему на то, что «он не почувствует себя в безопасности до тех пор, пока не будет аннулирован договор [о взаимопомощи] между Россией и Чехословакией». «Предположим, что… Чехословакия не будет более связана обязательствами помогать России в случае нападения на нее… решит ли такое положение дел ваши затруднения?» – отвечал ему Чемберлен (о чем он сделал запись в дневнике)[53 - Richard Overy, Russia’s War. Blood upon the Snow. (New York, 1997), p. 60 f; John W. Wheeler-Bennett, King George VI. His Life and Reign (London, 1958), p. 347; Alvin Finkel and Clement Leibovitz, The Chamberlain-Hitler Collusion (1997), p. 143, 148, quoting Neville Chamberlain’s own notes.]. Таким образом, Гитлер мог расценивать давление Чемберлена на Чехословакию (и ее союзницу Францию) как подтверждение тому, что Британия не станет препятствовать нападению Германии на Россию, а, возможно, даже активно поддержит такую политику рейха. При этом англичане не могли ожидать нападения немцев на Россию от какого-либо не нацистского правительства.

В результате становится понятным, почему в годы проведения «политики умиротворения» Англия решительно отвергала «все предложения со стороны сильной и влиятельной оппозиции внутри Германии». А британское министерство иностранных дел даже в августе 1945 г. сочло «крайне опасными» послевоенные показания гитлеровского генерала Франца Гальдера о «военной слабости Германии» на момент передачи Невиллом Чемберленом чехословацких укреплений Гитлеру. Действительно, эти секретные показания подрывали доверие к британской «политике умиротворения», ведь Гальдер утверждал, что 21 дивизии Гитлера противостояли 35 хорошо вооруженных чешских дивизий, что на Западном валу стояло лишь 5 дивизий рейха. Таким образом свидетельство генерала Гальдера подтверждало, что «Мюнхен… стал чудовищным и незаслуженным триумфом гитлеровских методов запугивания. Он [Гальдер] даже рассказал о заговоре [против Гитлера], провалившемся благодаря неожиданному приезду Чемберлена в Германию». Правоту показаний Гальдера подтверждал, например, офицер Берлинского Штаба британского Главнокомандующего Стил. Более всего министерство иностранных дел Британии было обеспокоено возможностью «утечки этой информации… в особенности угрозой ее попадания в американскую прессу и тем, что разглашение этих вредных сведений повлечет за собой… демонстрации, направленные против военных преступлений». Однако, к счастью для Британии и ее престижа, «немецкое общество не стало критиковать англичан за то, что они не поддерживали заговоры против Гитлера», – отметил в 1951 г. начальник политического отдела Главного управления британской оккупационной зоны в Германии[54 - Patricia Meehan, The Unnecessary War. Whitehall and te German Resistance to Hitler (London, 1992), p. 4, 389 f. (FO 371/46790, in the fi les of the Foreign Offi ce).].

И действительно, немецкие средства массовой информации не только почти не уделяли внимания критике подобного рода – более того, когда британская пресса сравнила «левого» министра финансов Оскара Лафонтена с гитлеровским гауляйтером (1998), немецкий деятель не стал в ответ напоминать о тайном сговоре Гитлера и Чемберлена. Когда английская «Daily Mail» (та самая газета, которая в свое время более чем все другие иностранные издания превозносила Адольфа Гитлера) развернула массовую кампанию против немецкого министра культуры, социал-демократа Михаэля Нойманна, называя его «преемником Геббельса»[55 - Sven Lindquist, «Exterminate all the Brutes» (London, 1996), p. 10; Schwetzinger Zeitung of 16. February, 1999: Ulrich Schilling-Strack, «Erst Lafontaine, dann Neumann».], он тем не менее не стал в ответ прибегать ни к одному из фактов, описанных в данной книге. Так как уже начиная с 1871 г. английские модели стали служить образцами для немецких политиков[56 - Английское искусство управления государством было предметом зависти немцев, – отмечал в 1926 г. немецкий министр-демократ Отто Гесслер. – Прим. автора.], а общественное мнение Германии при всех четырех последовательно сменявших друг друга режимах – монархическом, республиканском, нацистском и натовском – относилось к английскому государству как к «высшей политической школе», то напоминания о бесчисленных отсылках Гитлера к британским примерам до сих пор считаются в Германии «оправданием нацизма» и «правым экстремизмом» – какими бы антифашистскими они ни были по своей сути.

Одна из причин такого «забвения» кроется в представлении о «коллективной вине» всех немцев, признание которой стало чем-то вроде пропуска в «свободный мир» НАТО и предпосылкой для «экономического чуда» при Аденауэре. Поскольку в 1944–1945 гг. немецкий народ не восстал против тех, кто привел его к войне и чудовищному поражению (как это отчасти было в 1918 г.), то многие бывшие нацисты смогли войти практически во все институты власти послевоенной Федеративной Республики Германии. Их организаторский талант и умение приспосабливаться оказались незаменимы для восстановления послевоенной Германии и «экономического чуда». Одним из следствий принятия бывших нацистов в немецкое общество стало провозглашение «коллективной вины» всего народа: ведь если виновны все, то невозможно уже обвинять отдельных лиц. А поскольку абсолютно все не могут быть виновны, то делался вывод, что не виновен никто. Следование такой логике (которую трудно назвать аристотелевской), довольно часто приводило к различным абсурдным заявлениям. Так, в кругах содружества студентов юридического факультета утверждалось (такие высказывания делались якобы для защиты немецкого народа от обвинений в коллективной ответственности), что коменданту Освенцима Рудольфу Хёссу «был вынесен несправедливый приговор»[57 - 29 марта 1947 г. Хёсс был приговорен в Варшаве к смертной казни и несколько дней спустя казнен в Освенциме.]. В результате нацистский геноцид очень часто стали рассматривать сквозь призму других несправедливых поступков, совершенных противоположной стороной (или вменяемых ей в вину).

После падения Третьего рейха именно англоязычные победители предложили Западной Германии свои демократические образцы правления. Германия добровольно продолжала зависеть от англосаксонских моделей, игнорируя свои прежние демократические стремления: крестьянскую войну 1524–1525 гг., революции 1848–1849 гг. и Ноябрьскую революцию 1918 г., которая привела к становлению первой современной демократии на немецкой почве. Результатом такого длительного «перевоспитания» стала безоговорочная вера в то, что немецкая история не смогла сама породить демократическое государство, что она была лишь сплошным отклонением от правильного пути и что нацистский фашизм следует считать исключительно немецким феноменом.

Все это, в свою очередь, способствовало закреплению соглашения, согласно которому понятие о «коллективной вине» применялось только по отношению к немецкому народу, – по крайней мере, среди западных союзников. И, естественно, ни одной публикации в Германии не полагалось напоминать наставникам немцев о том, откуда к ним пришли расизм и даже геноцид. В то время как упоминание о любых русских (не говоря уж о «сербских» или «иракских») образцах для Адольфа Гитлера не вызывает никакого негодования, любая отсылка к британским образцам, которым подражал фюрер, подпадает под жестко регламентированное табу – несмотря на подробные описания подобных «образцов» в английской историографии и на многочисленные заявления самого Гитлера о том, что же послужило для него моделью.

В результате английский перевод следующего текста из книги Ханны Арендт «Элементы и происхождение тоталитарного господства»[58 - Немецкое издание этой книги вышло уже после английской публикации – в 1955 г. под названием «Elemente und Ursprunge totaler Herrschaft». – Прим. автора.]: «английское общественное мнение… создало самую плодородную почву для… возникновения биологических представлений о мире, целиком ориентированных на расовые доктрины» – зазвучал таким образом: «английское общественное мнение… стало плодородной почвой для различных натуралистических доктрин, возникших в то время». Комментарии излишни. А «перевод» текста, касавшегося «непреодолимой дистанции [от туземцев], на которой держались английские колониальные чиновники и которая послужила причиной для ненависти к ним…» превратился в следующий эвфемизм: «отчужденность была свойственна всем британским чиновникам». Такой «перевод» отражал скорее представления послевоенной Западной Германии, чем Британии. Надо сказать, что и мой собственный текст был «покалечен» подобным же образом. Некий мистер Питер П. Борнхаузен, «тщательно редактировавший» мою лекцию «Представление о Третьем Риме и Третьем рейхе» для публикации, вычеркнул следующие давно известные цитаты из сэра Чарлза Дилка и Герберта Джорджа Уэллса: «голые варвары… спаслись от истребления, потому что европейцы не могли постоянно жить в их климате [в Индии]»; «единственным разумным и логичным решением в отношении низшей расы является ее уничтожение». (Не кто иной, как Тойнби, напоминал об этом англичанам еще в 1934 г.)[59 - Hannah Arendt, Elemente und Ursprunge totaler Herrschaft (Frankfurt, 1955), p. 292; p. 177, 212 of the English version; Russland und Deutschland im 19. Und 20. Jahrhundert. Zwei Sonderwege… Herausgegeben von Nicolaus Lobkowicz… (Koln, 2001), S. 89; Charles Wenworth Dilke. The Greater Britain (London, 1894), p. 535; Herbert G. Wells, Works, Vol IV (London, 1924), p. 274; A. Toynbee, A Study of History, I (Oxford, 1935), p. 213.]

Аналогичным образом подробнейшая история немецкого антиинтеллектуализма, написанная Дитцем Берингом[60 - Dietz Bering. Der Intellektuelle. Geschichte eines Schimpfwortes (Stuttgart, 1978).], откровенно опускает фёлькише (прото-нацистское) заявление Фридриха Ланге (1899) о том, что следование британским образцам, усвоение «духа джентльменов… приведет к тому… что с течением времени образованных людей [среди немцев] будет все меньше… Напротив, мы пройдем через все стадии… воспитания, чтобы научиться владеть миром, и станем на равных с нашими заморскими двоюродными братьями, уже владеющими миром… [это произойдет] тогда, когда мы станем похожи на них»[61 - Friedrich Lange, Reines Deutschtum. Grundzuge nationaler Weltanschauung (Berlin, 1904), S. 386f.]

Поклонник Англии Эрнст Хэкель (1834–1919) утверждал, что «немцы достигли бы гораздо больших успехов в управлении колониями, если бы перестали руководствоваться идеалистическими представлениями». Сам он был очень привязан к Англии и часто посещал эту страну. Эрнст Хэкель в значительной степени способствовал распространению социал-дарвинизма в Германии. Он занимался популяризацией идеи об «аристократических принципах устройства природы», ставшей впоследствии частью доктрины Гитлера, и являлся членом протонацистского «Общества Туле». Хэкель называл англичан и немцев двумя тевтонскими народами и мечтал об их союзе – точно так же, как Хьюстон Стюарт Чемберлен, главная работа которого предвосхитила основные установки Хэкеля. Однако немец Хэкель «так никогда и не смог подняться на одну ступень с [англичанином] Хьюстоном Чемберленом (1855–1927) в анналах нацистской истории»[62 - Daniel Gasman, The scientific origins of National Socialism. The Social Darwinism of Ernst Haeckel (London, 1971), p. 127, 30, 131 f, 173.]. Влияние Чемберлена на Гитлера не в последнюю очередь объяснялось псевдовагнерианским освящением понятия «фюрер», придуманным этим онемеченным британцем – духовным лидером наследников Рихарда Вагнера. Именно Чемберлен посвятил Гитлера в «Спасители германской расы», именно он назвал его посланником богов[63 - Joachim Kohler, Wagners Hitler. Der Prophet und sein Vollstrecker (Munchen, 1997), S. 240, 241, 245 (Anm 50), 249, 251.]. В то же время, преследуя чисто практические цели, Гитлер видел за расовыми доктринами Чемберлена пример, который давало ему мировое господство имперской расы, мировая гегемония Британской империи.

Тем не менее роли Чемберлена как вдохновителя Адольфа Гитлера не уделялось должного внимания – по крайней мере в той степени, в которой оно действительно было оказано. Так, Чемберлена как теоретика нацистского расизма ставили в один ряд с графом Жозефом Артуром де Гобино[64 - Жозеф Артур де Гобино (1816–1882) – французский социолог, писатель и публицист, один из основателей расистской теории и расово-антропологической школы в социологии.]. Возможно, такое сопоставление и является вполне адекватным, когда дело касается хронологии становления общеевропейских идей о «превосходстве арийской расы»; однако такое сравнение представляется совершенно необоснованным в контексте расизма Гитлера. Ведь не графа Гобино, а именно Хьюстона Чемберлена назвал «отцом нашего духа», «пионером» нацизма и «первопроходцем» Йозеф Геббельс[65 - Josephs Goebbels, Samtliche Fragmente (Munchen, 1987), Teil I, S. 72f, 178: Tagebuchnotiz vom 8. Mai 1926.]. Более того, в 1925 г. газета «Volkischer Beobachter», являвшаяся официальным органом нацистской партии, прославила труд Чемберлена «Основы девятнадцатого века» как «Библию Движения»[66 - Volkischer Beobachter vom 5. September 1925: Paul Heyes, «Contribution of British intellectuals to Fascism», in Kenneth Lunn & Richard Thurlow, British Fascism. «An essay on the extreme Right in … Britain» (London, 1980), p. 182.]. Гобино же читали в Германии гораздо меньше. Таким образом, хотя именно Гобино первым сформулировал теорию расизма во Франции, реализация этой теории на практике не началась там. Напротив. Многие отмечали, а среди них и Арнольд Тойнби, что «ярые англосаксонские расисты… считали, будто “романцы” отлично ладят с “ниггерами”», поскольку «“романцы” – весьма сомнительная категория белых людей»[67 - Arnold Toynbee, A Study of History, Vol. I, p. 225.]. Немецкие расисты вообще относились к французской колониальной империи как к негативному прецеденту, как к примеру «расовой дегенерации», явившейся следствием смешанных браков и потому служившей предостережением. Британская же империя и населявшая ее имперская раса с неизменным постоянством называлась образцом для подражания (который был впоследствии превзойден), она была моделью, которую Гитлер использовал в качестве оправдания.

Исходя из этих соображений, я не стал рассматривать в данной книге влияние, которое французский расизм (Gobineau. «Essai sur l’inegalite des races humaines». 4 Vol. Paris, 1853–1855 (немецкое издание вышло в 1898–1900 гг.); Vacher de Lapouge. «L’aryen. Son role social». Paris, 1899 (немецкий перевод появился в 1939 г.) оказал на становление нацистской идеологии. В этой книге не затрагивается и (пассивная) роль Франции в поощрении нацистской экспансии – так называемая «политика умиротворения», – поскольку в данном вопросе Франция почти полностью зависела от позиции Британии.

В настоящем издании я стремился сделать факты истории дипломатических отношений того времени, например, факты, приведенные в книге Лейбовитца и Финкеля «Тайный сговор Чемберлена и Гитлера», более понятными, напомнив о некоторых (отнюдь не безызвестных) элементах английской политической культуры. Эта книга не делает никаких открытий, касающихся политической культуры Викторианской эпохи и эпохи правления короля Эдуарда VII в Англии. Она лишь указывает на те аспекты британской культуры, которыми восхищался Гитлер и которым он стремился подражать. В этой книге не рассматриваются и те аспекты идеологии Гитлера и нацизма в целом, которые возникли и сформировались вне влияния реальных или воображаемых британских моделей. Было бы излишним говорить о бесконечном количестве «чисто» немецких предшественников гитлеризма: их и так повсюду цитировали в многочисленных изданиях, посвященных Третьему рейху. Но вот настолько же очевидные примеры влияния идей британского империализма на формирование представлений о себе гитлеровской Германии и ее устремлений почти не анализировались – по крайней мере в той степени, в какой они того заслуживают. Однако необходимо уточнить, что Гитлер радикально «тотализировал» вовсе не тоталитарные британские модели. Таким образом, тематика данной книги практически не затрагивает ту обширную литературу, которая написана о гитлеровском тоталитаризме. Эта книга целиком посвящена влиянию английских образцов на нацистскую идеологию. Ибо, если собрать воедино все немецкие материалы, отражающие только одну эту проблему, получилась бы не такая уж маленькая библиотека.

Я хотел бы поблагодарить библиотекарей Гейдельбергского университета г-жу Филипп и г-на Дитера Кляйна за предоставление дополнительных материалов, д-ра Фрэнка Паза (Нью-Йорк) за возможность работать с некоторыми материалами из США, профессора С. Митра из Университета Ноттингема за советы, касающиеся важных источников, о заявлениях Дж. Неру о связи фашизма с империализмом и д-ра Д. Балза из Гейдельберга, обратившего мое внимание на отрывок о Гитлере и немецкой англофилии в книге Н. Зомбарта «Rendevous mit dem Weltgeist: Heidelberg 1945–1951». А также г-жу Бланку Луз Пулидо за ее неоценимый труд в доведении до ума этой сложной и довольно замысловатой рукописи.

Само собой разумеется, что только я несу ответственность за содержание этой книги, задуманной мной еще в 1948 г.

Мануэль Саркисянц Мерида,

Мексика, июль 2002

Глава 1. Если вы не станете такими, как англичане, не будет вам дано царство

Происходящее в Британской империи всегда интересует нас в первую очередь: ведь там… наши наставники.

    Карл Петерс[68 - Петерс Карл (1856–1918) – нем. колониальный деятель, основатель колонии Германская Восточная Африка, в 1891–1893 гг. – рейхскомиссар этой колонии.]

Я ощущаю, что в английской империи добился положения избранника основательный, медлительный человек с Севера, одной крови со мной.

    Ханс Гримм[69 - Гримм Ганс (1875–1959) – нем. писатель, автор романа «Народ без пространства», широко использовавшегося в нацистской пропаганде. Долгое время жил в Южной Африке, где занимался коммерцией.]

… Для этого у нации должна быть счастливая история нации господ, длиной лет в триста-четыреста – как у англичан.

    Генрих Гиммлер

Сам Гитлер утверждал, что его политика строилась на основе английских моделей. В 1935 г. он заявил: «Только у меня, подобно англичанам, хватит жестокости, чтобы добиться цели». Адольф Гитлер уверял, что образцом для его владычества на восточных пространствах (имелась в виду Россия) служило правление Англии в ее индийских колониях.

За несколько месяцев до того, как Адольф Гитлер начал немецким мечом обеспечивать для немецкого плуга пространство на Востоке[70 - «Наша цель – не Данциг, – заявил Гитлер 23 мая 1939 года. – Наша цель – расширение жизненного пространства на Востоке». И это пространство на Востоке должно было стать «германской Индией». – Прим. автора.Carl Peters, Nationalpolitisches Vermachtnis. Der Deutsche und sein Lebensraum. Herausgegeben von Hermann Bohme (Hannover, 1938), S. 46; Hans Grimm, Englische Rede. Wie ich den Englander sehe (Gutersloh, 1938), S. 7; Heinrich Himmler, Geheimreden 1933 bis 1945 und andere Ansprachen (Frankfurt, 1974), S. 78: Rede vor preusssischen Staatsraten am 5. Marz 1936; Adolf Hitler, Mein Kampf, Kommentierte Auswahl von Christian Zentner (Munchen, 1974), S. 221.], он напомнил своим «соотечественникам, товарищам по партии и национал-социалистам»: «Я восхищаюсь английским народом. В деле колонизации он совершил неслыханное»[71 - Hitlers Rede vom 28. April 1939: Sendungdes Deutschen Kurzwellensenders vom 28.IV.1939.]. Восхищение Гитлера Англией являлось скорее призывом учиться у Великобритании «непоколебимому стремлению к власти», чем завистью. Пример Британии был для Германии настолько авторитетным, что одно только его упоминание способно было изменить общественное мнение.

Только после того, как Британия объявила войну Германии, Гитлер под аплодисменты слушателей отметил: «Господь Бог создал мир не для одних англичан». Гитлер требовал, чтобы Германия заняла в мире такое же положение, как Англия. Его восхищение этой страной означало скорее не зависть, а призыв к своим сторонникам учиться у Англии ее «всепоглощающему стремлению к власти». Представление об Англии как об образцовой стране настолько утвердилось в Германии, что одной только ссылки на пример Англии было достаточно, чтобы повлиять на общественное мнение.

Еще в 1928 г. он причислял к «народным ценностям англосаксов» именно «устремленность в пространство». Гитлер хвалился: «С 1920 года я со всем упорством… пытался вызвать национальное движение в пользу… союза между Германией и Англией»[72 - Adolf Hitlers Zweites Buch, Ein Dokument aus dem Jahr 1928. Institut fur Zeitgeschichte, Quellen und Darstellungen zur Zeitgeschichte, Band VII (Stuttgart, 1961), S. xiv, 181.].

Возможно, это было не слишком трудно. В кругах, к которым принадлежал Гитлер, полагали – в контексте «превосходства белой расы», – что «судьба народа объясняется его расовыми качествами… Эти качества наилучшим образом позволяют британцу властвовать над цветными…», ведь «главное – что он умеет “держать себя”»[73 - Wahrhold Drascher, Vorherrschaft der weissen Rasse (Berlin, 1936), S. 205, 208. 4a. Reinhard Spitzy, So haben wir das Reich verspielt (Munchen, 1986), S. 146.]. Задача, как известно, состояла в том, чтобы (и) немцы научились держать себя. Эсэсовцы являлись элитой «новых немцев». Один из фюреров этой организации заявил: «Все то, что мы хотим претворить в жизнь в отношении расы, классов и образа жизни, уже давно существует в Англии»[74 - Wahrhold Drascher, Vorherrschaft der weissen Rasse (Berlin, 1936), S. 205, 208. 4a. Reinhard Spitzy, So haben wir das Reich verspielt (Munchen, 1986), S. 146.]. Многие немцы придерживались об Англии такого же мнения, что и Адольф Гитлер и его предшественники, которым «еще в XIX веке была свойственна основанная на восхищении любовь-ненависть к Англии»[75 - Percy Ernst Schramm, Erlauterungen zu: Henry Picker, Hitlers Tischgesprache im Fuhrerhauptquartier 1941–1945 (Stuttgart, 1963), S. 94. Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера / Пер. И. Розанова. Смоленск: Русич. 1993. С. 26.]. (Гитлер якобы в 1913 г. лично побывал в Англии, по крайней мере его невестка утверждала, что Гитлер посещал ее супруга Алоиса – единокровного брата будущего фюрера – в Ливерпуле.) О том, что Гитлер относился к Британии как «отвергнутый поклонник», сообщал и аккредитованный в Берлине посол Англии. Ведь в 1934 г. Гитлер воззвал: «Двум германским нациям следовало бы стать друзьями уже под воздействием одного только природного инстинкта». Во всяком случае, отмечено, что «Гитлер до самой смерти сохранил расположенность к англичанам – за их силу и находчивость» (в оригинале – «resourcefulness»)[76 - Jan Colvin, Vansittart in Office, A historical survey of the origins of the second World War based on the papers of Vansittart (London, 1965), p. 346; J. Sydney Jones, Hitler in Vienna 1907–1913 (New York, 1983), p. 329; Hans W. Thost, Als Nationalsozialist in England (Munchen, 1939), S. 313.]. Даже втянув Германский рейх в войну на два фронта, он оставался «уверенным, что конец войны станет началом длительной дружбы с Англией…» По мнению Гитлера, чувство собственного превосходства у англичанина было развито сильнее, чем у немца. А чувство собственного превосходства «присуще лишь тому, кто имеет возможность повелевать»[77 - Percy E. Schramm, op cit., S. 135: Tischgesprache vom 22. Juli 1941, nachts.]. Хотя Англия в ответ на соглашение Гитлера со Сталиным объявила войну, это не изменило убеждения Адольфа Гитлера, что «ни один народ… по своим государственно-политическим качествам… не пригоден в большей мере к тому, чтобы владеть империей»[78 - Hitlers Zweites Buch, S. 165.].

Правда, в наше время Эрнст Нольте показал, что, несмотря на все свое восхищение Англией, Гитлер не разобрался в «специфически английской ситуации»[79 - Ernst Nolte, Krise des liberalen Systems und die faschistischen Bewegungen (Munchen, 1968), S. 202.] – что, видимо, мог бы сделать, если бы «руководствовался настоящим английским мышлением». Возможно, Гитлер и не понял ситуации, но похоже, что тем лучше создатель Третьего рейха понял суть определенной британской модели – прежде чем в самоубийственной «спешке», становящейся все более иррациональной и даже апокалиптической, довел эту модель до абсурда.

В Германии аксиома о превосходстве англичан, безусловно, является ровесницей Второй империи. Аргумент, что между авторитетом англоязычного мира и авторитетом немцев существует антагонизм, был выдвинут еще Генрихом Трейчке. Он утверждал, что «для немецкой нации жизненно важно продемонстрировать колониальный импульс»[80 - Gisela Lebzelter, in: P. Kennedy & A. Nicholls, Nationalist and racialist movement in Britain and Germany bevor 1914 (Oxford, 1981), p. 160.]: только «тогда мы станем… благородным народом господ, принадлежностью к которому будет гордиться каждый немец». Зачинатель немецких колониальных аннексий, Карл Петерс, предрекал это Второй, а после и Третьей империи: ведь до сих пор «немец… путешествующий по чужим краям… [был] вынужден повиноваться; англичанин [же] повелевает». Ведь «по естественным причинам англичане развили в себе качества нации господ, и поэтому английское владычество над нашей планетой неудержимо расширяется…»[81 - Carl Peters, Die Grundung von Deutsch-Ostafrika, Kolonialpolitische Erinnerungen und Betrachtungen (Berlin, 1906), S. 33; Carl Peters, Nationalpolitisches Vermachtnis, S. 30, 14.] Высказывалось мнение, что английский народ «сплошь и рядом выступает в окружающем мире как народ господ. И английский народ причиной тому, что не романец или монгол задают тон на земле, а именно германцы – германцы, какими мы и сами себя ощущаем». Ханс Гримм, лавочник из Южной Африки и пророк империализма немцев – «народа, лишенного пространства», – объясняет действия англичан (и их немецких подражателей) самыми что ни на есть мещанскими побуждениями:

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом