Матильда Аваланж "Перкаль. Флер страсти"

Здесь очень шумно и многолюдно, гремит музыка и хлещет из-под потолка пена. Я показываю бармену свой зелёный браслет (означающий, что для меня здесь «все включено») и прошу кофе, уточняя по-русски: «Очень крепкий». Молчаливый неулыбчивый парень ставит на стойку маленькую белую чашку на блюдечке, в которой плещется почти чёрный напиток.

Я благодарно киваю и тащу добычу в номер.

Включая телевизор, тут же попадаю на греческие новости. Едва увидев на экране знакомые ряды Модиано, тела на асфальте в белых туниках, окрашенных красным, тут же выключаю, но уже поздно.

Мне снова становится не по себе и я не знаю, как пережить эти три с половиной часа, оставшиеся до отъезда в аэропорт.

По какой-то странной случайности на одной из полок рядом с часами, статуэтками и вазами оказывается русская книга – детектив в пёстрой обложке.

Она совсем новая и видно, что прочитали ее лишь раз.

После работы в библиотеке я такие вещи чувствую нутром. Наверно, какая-то русская туристка забыла или нарочно оставила, а горничные почему-то решили не выбрасывать.

Книжка ужасно глупая и написана паршивым языком, но она помогает мне отвлечься. Углубившись в бестолковые приключения девушки со звучным именем Клементина, я не замечаю, как проходят три часа.

Книга, как всегда, успокаивает, приносит в душу мир и покой. Магия печатных строчек действует безотказно.

Когда в три часа ночи в дверь, как и положено, стучится портье, я открываю ему с вежливой улыбкой, собранная, спокойная, в коротком чёрном платье, купленном на Модиано.

Сумочка-подкова очень идет к нему.

Она почти ко всему, по правде говоря, идет.

Девушка-портье желает хорошей дороги и остаётся проверять номер, а я, бесшумно ступая каблуками по синему ворсу ковра, спускаюсь вниз, где меня уже ждёт такси.

За окном мелькают ночные и малолюдные улицы Салоник.

Таксист мне попался угрюмый, а я все старалась разглядеть его лицо в зеркале дальнего вида.

Боялась, что он вдруг окажется Яном.

Поймав мой внимательный взгляд, мужчина нахмурился и отвернулся. Он домчал меня до аэропорта очень быстро, и я была этому рада. Меня все больше охватывало какое-то нервное состояние, хотелось улететь из Греции как можно скорее.

Исполинское стеклянное здание аэропорта было заполнено людьми. Стоя в очереди на регистрацию, волновалась. Почему-то мне казалось, что возникнут проблемы с билетом или с моими документами, но все прошло благополучно.

Работники аэропорта немного удивились, что у меня нет багажа, и только.

Оказавшись в Дьюти Фри, почувствовала себя в безопасности и даже решила выбрать себе духи, так как мне казалось, что запах тухлой рыбы преследует меня, пропитав кожу и волосы.

Остановилась на изящном цветочном аромате Дольче Габана Дольче, придя в восторг не только от запаха, но и от флакончика, увенчанного черной лентой и марципановой розой.

Сразу распечатав упаковку, я брызнула в воздух и вошла в облачко запаха, чтобы он осел на одежде, коже и волосах.

Я очень надеялась, что Ян потерял мой след.

Хотя бы на время.

И вдруг подумала, что, может быть, именно в этот момент он чинит расправу над Гаем.

Разрезает ему спину, вытаскивает рёбра…

Наверное, я монстр, чудовище, но я не хочу, чтобы Гай умирал.

Мне небезразлична его судьба, нужно это признать.

Я должна выкинуть его из головы, чтобы не предавать память о Владе.

Внезапно через пару кресел от себя я увидела мужчину в низко надвинутом капюшоне куртки защитного цвета. Он сидел, сгорбившись и сунув руки в карманы, будто задремал.

Я понимала, что нельзя подозревать каждого парня в капюшоне, но мне сделалось жутко.

А вдруг Ян все-таки выследил?

Купил билет, прошел регистрацию… Вдруг я полечу с ним в одном самолёте?

Закрытое пространство, огромная высота, ничего не подозревающие и беспомощные пассажиры…

От одной мысли, в какой кошмар и бред способен превратить этот рейс Ян, мне стало совсем худо.

С испугом вглядываясь в мужчину в куртке, я с ужасом находила в нём все больше знакомых черт.

Худой и какой-то неопрятный. На ногах раздолбанные грязные кроссовки. Одно плечо держит чуть выше другого.

Напротив меня молодая семейная пара пыталась успокоить орущего ребёнка, совсем маленького, месяцев восьми.

Малыш заходился в крике и показывал пальцем куда-то в сторону… В сторону мужчины в капюшоне.

Я вжалась в кресло. Во рту появился противный привкус меди, в ушах зазвучал знакомый гул.

Теперь мне не уйти от Яна… Теперь нет… У меня не было больше сил сопротивляться, куда-то бежать. Я обхватила себя руками и ждала, когда парень поднимет голову и улыбнётся мне из-под капюшона знакомой Яновой ухмылкой.

Я стала загнанной дичью, покорно ждущей, когда охотник вскинет ружьё.

– Ева, успокойся. Это не он.

Вздрогнув, обернулась на соседнее место и вместо сидящей там женщины увидела Гая.

Гладко выбрит, причёсан, свеж, и убийственно спокоен. Вот что за человек такой?

Ни наша его полиция не берёт, ни даже греческая!

– У тебя лицо такое, как будто по нему сапогами прошлись, – продолжил Гай. – Возьми себя в руки.

Его грубые слова подействовали как отрезвляюще. Я действительно превращаюсь в параноика.

– Откуда ты знаешь, что это не Ян?

– Видел, как он проходил регистрацию, – снизошел до ответа Гай.

– Ну, спасибо, что успокоил, – чувствуя себя совершенно по-дурацки произнесла я. – А теперь уходи!

– Вообще-то я тоже лечу этим рейсом, – сообщил Гай. – Даже на соседнем с тобой кресле. Может, нет смысла мне уходить?

Я даже дар речи от такого вероломства потеряла.

– Зачем? – воскликнула громче, чем следовало, и сразу понизила тон. – Забудь меня. Пожалуйста, Гай! Я не хочу иметь ничего общего с… убийцей. Если ты не возьмёшь билет на другой рейс, я снова обращусь в полицию. Я не отступлю, Гай. Что бы ты ни сделал, я не прощу тебя за Влада. Никогда.

Я впервые назвала его этим страшным словом, но он даже не поморщился.

Я закончила свою речь очень спокойно.

Я говорила правду.

Выслушав меня, Гай не стал оправдываться, возражать, уговаривать или клясться в вечной любви.

Он просто достал из своего кейса вскрытый квадратный конверт и протянул мне.

Я машинально взяла, почувствовав внутри что-то плотное.

Подняла на него глаза.

– Что там? Что?

Гай молча смотрел на меня.

Не зная, чего ожидать, я открыла конверт и достала несколько фотографий.

– Этого просто не может быть… – прошептала.

Господи боже, я его похоронила, я его оплакала, я поставила свечу за упокой его души.

Я поверила в то, что он убит, поверила слепо, безоговорочно и постаралась забыть, тогда как он был жив.

Влад жив.

Фотографии непрофессиональные, и все-таки очень качественные и яркие, как будто снимали на хороший телефон.

На первой Влад стоял на ступеньках Согинеи, прикуривая сигарету.

Мимо шли студенты, но ему, похоже, было все равно. Это было что-то новенькое, потому что курящим я его видела лишь раз – в ночь, когда он признался мне в любви.

А тут так демонстративно, напоказ – я хорошо помнила развешанные по Согинее правила, гласящие, что курить на территории академии строго запрещено.

Влад как будто стал ещё бледнее, ещё болезненнее, чем я его помнила. Черное пальто было неожиданно стильным и здорово шло ему, учитывая в какие старомодные одежки Влад всегда одевался.

Вторая фотка явно сделана с одной из ступенек расположенной амфитеатром лекционной.

Влад читал лекцию у кафедры. Это было так обыденно, привычно и так позабыто, что у меня даже сердце защемило.

Я обратила внимание, что на доске позади него была мелом выведена дата. Позавчерашняя.

На третьей и последней фотографии Влад, сгорбив плечи, стоял под дождём на остановке, ожидая свою маршрутку.

Неведомый фотограф умудрился заснять его крупным планом: на тёмных волосах бисеринки дождя, уголки губ чуть опущены вниз, и только глаза – яркие и пронзительно синие выделяются на печальном лице Влада.

На этой фотографии он был чем-то похож на Пьеро.

Я не знаю, как описать бурю эмоций, которая охватила меня при виде этих фотографий. Я забыла о том, что сижу в аэропорту, забыла о Гае, забыла даже о Яне, перебирая фотографии и вглядываясь в черты лица своего бывшего преподавателя, который когда-то признался мне в любви.

Что Влад думает обо мне сейчас?

Ненавидит, разлюбил, позабыл?

Вариантов очень много.

Он мог подумать, что помимо Эли в тот вечер бала-маскарада в Согинее маньяк напал еще и на меня и что я мертва.

Или что это я маньячка – убила Эльвиру и скрылась.

Дико звучит, но чего только не бывает.

Хотя, скорее всего, Влад решил, что я сбежала вместе с Гаем. Наплевала на него, на его чувства, даже смс не написала напоследок.

Я должна его увидеть!

Должна поговорить с ним, все объяснить. Я ведь теперь так перед Владом виновата – вовек не искупишь свою вину.

Он открылся мне, а я дала надежду, а потом просто исчезла.

Да он меня тварью последней наверняка считает.

А, может, и не думает уже обо мне?

– Ева, – тихо позвал Гай. – Почему ты плачешь?

Действительно, плачу.

И не могу остановиться. И вправду, почему?

– Что произошло, когда полиция увела меня из твоего номера? – спросил Гай и добавил, сделав паузу. – Ты была на Модиано?

Я кивнула и зарыдала еще сильнее.

Что-то произошло со мной, мой обычный рационализм впервые валялся в полной отключке, позволив эмоциям одержать полный верх.

Все навалилось одновременно: одинокие пустые дни бездумного бегства, комнатушка, заставленная камерами, в которой меня собирались изнасиловать, кровь на белых тогах греческих богов-актеров и то, как я умирала на солнцепёке от запаха тухлой рыбы и страха, что увижу безумные глаза Яна совсем близко…

И новость о том, что Влад жив, которая потрясла даже больше всего остального, пробудив какие-то неясные мысли, чувства и образы.