Этот голос… Голос, который горячей волной прокатывается по венам. А потом ледяной ужасом сковывает тело, мешает дышать, застревая комом в горле, потому что я узнаю его. Низкий, с хрипотцой, про такой обычно говорят – чувственный. Голос, который когда-то окутывал меня, словно мягкое пуховое одеяло.
Вот только сейчас чувства у меня совсем не те. Голос теперь пугает до дрожи.
– Ярчик, зайка, ты меня слышишь?
– Сейчас, папочка, мне мальчик вернет мою машинку…
Куколка поднимает головку и одаривает того, кто стоит за моей спиной ослепительной улыбкой. А я понимаю, что мое сердце пропускает удар.
Ярослава. Это его дочь! Вот откуда у малышки такие синие глаза! Смотрю на нее сквозь пелену слез, понимая, что мне нельзя двинуться с места.
– Тетя, а почему ты плачешь? – малышка смотрит на меня с удивлением.
Нет, только не это! Не стоит обращать внимания на чужих плачущих теть!
– Ярчик, милая, пойдем!
Ярчик! Он называет ее Ярчик!
Я ведь говорила ему, когда у меня родится девочка – назову ее Ярослава, а ласково буду звать – Ярчик! Говорила когда-то, в другой жизни. И была в шоке, когда узнала, что он назвал свою дочь этим именем.
– Папочка, подожди, тут тетя плачет! Почему она плачет?
– Моя мама не плачет! Никогда!
Матвей подходит ближе, встает между мной и девочкой. Мой маленький защитник! Мой герой! Я моргаю, чувствуя, как слезы бегут по щекам.
Они стоят рядом. Мой Матвей и девочка Ярослава. Брат и сестра!
Она та самая девочка, которая лишила моего сына отца!
Я смотрю в одинаковые синие глаза. Такие синие как… как море в маленьком городке Калкан, где мы были прошлым летом.
– Она плачет, плачет, посмотри! Слезы текут! – не унимается девочка.
– Не правда, она не плачет, да мам? Просто… соринка в глаз попала. С ней это случается.
Дети так похожи! Их легко можно принять за двойняшек. У моего Матвейки такие же русые, чуть вьющиеся волосы – его раньше часто принимали за девочку. И ресницы длинные-длинные! Как у его отца. У того, кто когда-то клялся мне в любви, обещал весь мир бросить к моим ногам, а сам…
Сам в то же время встречался со своей бывшей и вот теперь у них есть дочь. А у меня… у меня сын, о котором он не знает и не должен узнать!
Меня снова окатывает волной льда. Достаточно посмотреть на моего сына, чтобы понять кто именно это отец! Как я надеюсь, что мужчина, который стоит за моей спиной не сможет сложить дважды два!
Опускаю солнцезащитные очки, натягиваю на лицо тканевую маску – впервые искренне радуясь, что их нужно носить.
– Милый, бери машинку, нам тоже пора. – говорю глухим, чужим голосом.
– Ма, ты в порядке? Ты же не плачешь?
– Конечно нет, малыш, просто ветер сильный… осень.
Медленно встаю, радуясь, что на прогулку с сыном всегда стараюсь надевать уютные комбинезоны и кроссовки, и волосы собираю в хвост или в косу.
Мой бывший не должен меня узнать. Вряд ли отец моего сына догадается, что обычная, ничем не примечательная женщина, гуляющая с малышом в городском парке, когда-то была участницей конкурса красоты. Конкурса, в котором он, известный футболист, был членом жюри.
– Нет, она плакала, я правда видела! Тете было грустно.
– Ярчик, тетя же не будет врать, это просто ветер, так бывает.
Да уж. Эта тетя не будет врать. Не приучена. А вот вы, лучший вратарь сборной, обладатель премии «Золотые перчатки» и «Кожаный мяч», как оказалось врать горазды!
Воспоминания прокатываются обжигающей волной.
Вот он подходит ко мне, после конкурса, чтобы взять телефончик, а я его отшиваю. А потом ищу информацию в интернете, потому что он мне очень понравился.
Узнаю, что зовут молодого мужчину – Егор Стенин. Он вратарь футбольной сборной. Богатый, знаменитый, избалованный плейбой. Он заработал прозвище Стена, за то, что стоял на воротах намертво.
Это про него говорили, что бить в ворота, в которых он стоит все равно, что лупить в стену – отскочит.
Это из-за него теперь я не даю ребенку мяч в руки.
И это он не большой любитель правды. Но мне это теперь уже совсем не важно.
Беру Матвейку за руку, стараясь не поворачиваться в ту сторону, где стоит его отец. Чувствую, как обжигающий взгляд сканирует мою спину.
– Моя мама не врет! Никогда! – мой малыш не может успокоится, а сердце колотится так, словно я приняла ударную дозу кофеина.
Шепчу тихонько, что нам нужно спешить, но слышу за спиной раскатистое:
– Повезло тебе, парень! Обычно женщины лгут и делают это виртуозно.
Кто бы говорил! Но времени спорить с ним нет, да я и не стала бы. Мне нужно уходить. Сматываться как можно скорее, с этой детской площадки, из парка, из города. Возможно, из страны, в идеале – с этой планеты.
Не знаю, как это сделать, но, если я хочу, чтобы мой сын остался со мной, мне надо бежать!
Успеваю сделать всего два шага. Мой маленький герой останавливается, и поворачивается в сторону мужчины, бросившего язвительное замечание, и кричит:
– Моя мама не женщина! Она Витаминка!
О, Господи… Хватаю малыша и несусь вперед, уже не разбирая дороги, чувствуя, как слезы потоком льются по щекам, попадая за шиворот.
– Стойте! Остановитесь! Стойте!
Жесткая рука оказывается на моем плече, Егор разворачивает меня к себе, нагло срывая с глаз очки.
– Виталина?
Он изумленно смотрит на меня, словно не веря глазам.
– Ты!
Потом переводит взгляд на Матвея. Разглядывает его. Егор в шоке, я вижу, как у него почти буквально падает челюсть. Синие глаза становятся почти черными, когда он переводит взгляд на меня:
– Ты ничего не хочешь мне сказать, Витаминка?
Трясусь от страха как заяц. Как кролик перед удавом. Я ничего не хочу сказать! Если бы хотела, сказала бы все тогда, пять лет назад! Когда узнала сначала о своей беременности, а потом…
Рука Егора все крепче сдавливает мое плечо. Взгляд прожигает.
– Отпустите мою маму! – Матвей смотрит на руку чужого для него мужчины на моем плече, он напряжен и сам вот-вот заплачет.
А я просто в шоке.
– Не пугай ребенка!
Он отпускает меня, убирает руку словно ошпарился.
– Папа, папочка! – дочь Егора бежит к нам. Я вижу, как в ее глазенках закипают слезы. Она обнимает отца за ноги. – Папочка, я боюсь, куда ты убежал?
Он ведь на самом деле побежал за мной позабыв о дочке! И мы оба понимаем это. Одним движением Егор поднимает малышку на руки, обнимает, прижимая к себе. Я чувствую укол в сердце. Ревность.
– Прости, маленькая, мне просто очень нужно было задержать тетю, которая плакала.
Мы стоим друг напротив друга. Егор держит дочь, я сына. Наверное, со стороны нас можно принять за семью. Дети так похожи на отца.
– Она не плакала! – Матвей не унимается. А я начинаю дрожать так, что зубы стучат. И снова чувствую обжигающие слезы на щеках.
Мне страшно. До ужаса боюсь того, что может сделать Егор. А он может. Это я знаю.
Он может отобрать у меня ребенка. Но он ведь не будет делать это прямо здесь? В парке? Пусть и немноголюдном, но все-таки!
Его взгляд говорит о том, что он охотно прибил бы меня. Но не на глазах своих детей, верно?
– Ты уверен, что она не плакала, парень? Мне кажется, твоей маме грустно, наверное, она замерзла и хочет горячий шоколад, так? Девочки любят горячий шоколад!
– Я люблю! – маленькая Ярослава крепче обнимает его за шею.
А я… я думаю о том, что мой малыш никогда не обнимал своего отца за шею! Просто потому, что его отец оказался двуличным предателем!
– А я не люблю шоколад. У меня аллер-рргия! – гордо сообщает Матвей, выговаривая сложное слово.
И его признание – как приговор. Еще одна улика против меня. Потому что аллергия на шоколад была у его отца, да, наверное, и есть.
Его дочери повезло, она выиграла в генетическую лотерею, если может есть любые десерты! А мой сыночек, увы, только самодельные конфеты из молока и сахара и сухофрукты, которые, к счастью, очень любит.
– Представляешь, какое совпадение, – Егор, обнимает свою дочь и сверлит меня глазами, – у меня тоже аллергия на шоколад.
– Правда? Значит, вы тоже его не едите, и какао не пьете?
– Не ем, и не пью. Зато твоя мама, как мне кажется, шоколад очень любит.
Ему не кажется. Когда-то я, смеясь говорила ему, что за шоколадку готова душу продать, или всю себя. И ведь я почти так и поступила. Отдала ему себя, когда он привез мне после очередного матча огромную коробку бельгийского шоколада…
Отдала не потому, что привез сладкое, потому что любила так сильно, что сердце останавливалось…
– Мама не ест шоколад. Совсем.
– Неужели? Интересно, почему? – Егор все так же прожигает меня взглядом, сканирует, словно вычисляя что-то в уме.
Когда-то он гордился своей способностью просчитывать ситуации, и даже предвидеть действия других.
– Поэтому я и стал хорошим вратарем, Витаминка, я всегда знаю откуда и куда летит мяч. И почти всегда могу поймать.
Он говорил почти, потому что иногда все-таки его футбольный Бог давал осечку. Но редко.
– Пап, поедем уже пить шоколад!
– Сейчас, Ярчик, сейчас пойдем. Я только хотел пригласить наших новых друзей пойти вместе с нами.
– А они уже друзья, да, пап? – малышка улыбается лукаво, и прижимается щекой к его щеке.
– Да, милая, конечно. – Егор улыбается нам, но я-то знаю, что стоит за его улыбкой! – Они друзья и пойдут с нами в кафе. Да, чемпион? Пойдешь с нами?
– Мне же нельзя шоколад? – мой сын трогательно хлопает ресницами, и я понимаю, что ему хочется пойти в кафе, он наверняка уже продрог, и с удовольствием выпил бы чашку горячего молока взбитого капучинатором.
Но мы не должны идти в кафе с нашими новыми «друзьями». Мы должны бежать как можно дальше.
– Мы что-нибудь придумаем, малыш.
– Я не малыш, мне уже четыр-ре! И меня зовут Матвей!
Чувствую новую волну ярости, исходящую от мужчины.
– Поехали.
Это не просьба, это приказ!
Глава 2.
– Пожалуйста, не надо…
– Не надо, что?
Говорю тихо, так тихо, что сама еле слышу себя. Но он тоже слышит. И отвечает так же тихо.
