Мэри Со "Часы"

Часы
Мэри Со

В разгар рабочего дня Лу Маккарти получает тревожный звонок от своей приемной матери Сьюзан. Взволнованная девушка приезжает в дом, где выросла, и вместе с другими членами семьи узнает о кончине младшего брата Сьюзан. Новость для большинства становится шоком, ведь о существовании Марвина Шерфилда они услышали впервые: много лет назад, когда брата посадили в тюрьму, Сьюзан разорвала с ним все связи. Тем не менее, она испытывает угрызения совести и уговаривает Лу съездить с ней в свой прежний дом. Там они находят личный дневник Марвина, но Сьюзан боится открывать его и отдает рукопись Лу, которую та нехотя начинает читать. Помимо монолога Марвина, на страницах дневника встречаются истории совершенно незнакомых ему людей, а также упоминание о старинных карманных часах, к которым Марвин по какой-то причине относился с большим трепетом…

Мэри Со

Часы

Жан Расин

ПРОЛОГ

В свободное время я частенько заглядывала к чете Маккарти. Конечно, теперь это удавалось реже обычного – с переездом на меня обрушились все прелести взрослой жизни, которые обычно сопутствуют волевому решению окончательно встать на путь самостоятельности. И вот уже год я училась состыковывать их друг с другом с расчетом на более-менее гармоничную картину своего мира. События сменяли друг друга, как юркие бисеринки калейдоскопа, складываясь в цветастые, причудливой формы узоры, которые ярко иллюстрировали новый этап в моей судьбе. Не могу сказать, что перемены давались мне с большим трудом, и все же порой сил не хватало: на небесах сгущались краски, раздавались первые раскаты грома, запоздало следовавшие за редкими вспышками молний, и я понимала, что юношеские годы были самой безоблачной порой, оставшейся далеко позади.

Память – странный дар. Порой она без разбора пускает по ветру важные моменты нашей жизни – ступеньки вычурной винтовой лестницы, по которой периодически пробегаешься вверх-вниз, чтобы что-то обдумать, что-то понять, найти какой-то пример… Не знаю, хорошо ли это, но мне достался архитектор-виртуоз, который основательно подошел к своему труду: он спроектировал лестницу, которую времени разрушить не удалось. Мне не приходилось перепрыгивать через пропасть на месте обвалившихся ступеней, силясь вспомнить, какое именно событие исчезло. Я все помнила. И это всегда мне аукалось, ведь я спотыкалась, даже когда хотела проскочить пролет, оставив его незамеченным. А падать с лестницы больно.

Когда моим родителям было чуть больше, чем мне сейчас, они привели меня на порог очень красивого трехэтажного здания из красного кирпича. Крыльцо было белым, ступени – новыми и совсем не скрипели. Горшки в кашпо уютно покачивались от на редкость приятного осеннего ветра, мелодично позвякивая маленькими колокольчиками. Особняк внушал доверие и спокойствие. Мне было всего два, и я решила, что передо мной сказочный замок. Да, кажется, родители так и сказали.

Я помню слова мамы:

– Милая, тебе здесь будет хорошо. Здесь всем хорошо. Мы с папой тебя очень любим.

Ее большие уставшие глаза сверкали в лучах сентябрьского солнца, и их так красиво оттеняло серое пальто! Или, может, они были полны подступавших слез, которые так и не пролились?

В мои воспоминания глубоко врезался образ мамы и папы. Вот она, сжимая в руке красные замшевые перчатки, уткнулась лицом в коричневую куртку отца (о, как пахла эта старая кожа, до сих пор помню ее аромат!), и он погладил ее по собранным в хвост каштановым волосам. Я уцепилась за папины джинсы. Он нагнулся и поцеловал меня в макушку. Он всегда так делал – это означало, что он очень сильно меня любит. Его дрожащие ладони обхватили мои крохотные ручки, и он прижал их к мягким губам. Мы встретились взглядами, и малахиты его глаз наполнились самыми нежными чувствами, которые я только видела у человека.

– Мы… нам пора, – пропел его приятный низкий голос, и мой отец поднялся. Мама покрепче прижала меня к себе. Я ведь знала, что мы расстаемся ненадолго, и я обещала им, что буду вести себя хорошо.

Они спустились с крыльца и лишь у калитки обернулись. Одновременно. Мама зажала рот, а отец сдавленно улыбнулся. Я подпрыгнула на месте и помахала им рукой. Папа кивнул, и они сели в машину. Короткий звук гудка – и мое сердце вдруг поразила нестерпимая тоска. Но она должна была пройти. Женщина, стоявшая все это время на пороге, тихонько подошла ко мне и сдержанно приобняла за плечи. В отличие от меня, Сьюзан понимала, что к чему.

За что?

Этот вопрос начал мучить меня, когда я осознала, что дверь в прошлое все-таки придется захлопнуть. Но я не могла сразу повернуть ключ в замочной скважине и оставила маленькую щелку, в которую то и дело проскальзывал сквозняк минувших дней. Для меня он был глотком желанного, но почти переставшего быть родным воздуха, скопившегося в крохотной тусклой комнатке сознания, где неуверенно подрагивала одинокая свеча. Время шло, фитиль оброс застывшими каплями воска, и, сколько я ни подстригала тлевшую нить, пламя ровнее не становилось. Так догорала моя надежда.

Они не вернулись за мной.

Может, это было не их призвание – воспитывать детей? Может, обстоятельства так сложились? Я перестала рассуждать, мусолить возможные причины и, наконец, приняла это как данность. В глубине души я чувствовала, что так нужно. Они ведь продолжали меня любить, пусть и оставили одну? Хотя одна я не была – я достаточно быстро нашла общий язык с другими ребятами.

Так началось мое путешествие в необычный мир, который некоторые могут по незнанию назвать просто: приют. Звучит холодно, даже отталкивающе. Вовсе нет. Я стала частью большой дружной семьи, а, самое главное – она была настоящей. И с каждым годом я понимала, что мое место в ней крепнет. В конце концов, под просторной крышей «замка» Маккарти оказалось восемь детей разных возрастов и с разными судьбами, однако Сьюзан и Карлайл одинаково окружали нас любовью и заботой, на что мы всегда отвечали взаимностью.

Повзрослев, я понимаю, какой это колоссальный труд! Не знаю, как им удавалось справляться с нами, но именно благодаря им все мы – Билл, Мэри, Сэм, Шейла, Скотт, Ребекка, Джейкоб и я – выросли образованными, самодостаточными и в чем-то даже успешными людьми. Мне остается лишь догадываться, какой бы я стала, если бы люди из печального детского воспоминания не привели меня на белоснежно белое крыльцо…

Пыталась ли я их разыскать? Нет. Зачем? Что бы это изменило? Я не держу на них зла. Насчет внутренней обиды – может, в закоулках сознания она все-таки прячется, но ей уже не выбраться наружу. Я в этом абсолютно уверена, как уверена в том, что мне сейчас двадцать шесть.

ГЛАВА 1

Вторник, 27 августа 2019 года

Что-то было не так…

Ее голос, обычно звонкий и жизнерадостный, сдавленно и быстро проговорил: «Приезжай, пожалуйста! Я очень жду…», после чего в трубке послышались короткие гудки. Я даже не успела ничего сказать. Мое сердце подпрыгнуло и тут же замерло, и я, молниеносно развернувшись в своем большом кожаном кресле, вскочила на ноги и подлетела к вешалке, на которой с утра оставила свою сумку.

Мой кабинет глядел на улицу сквозь большое панорамное окно, в котором неподвижно застыло сочно-голубое небо. Высота здания позволяла видеть город как на ладони: можно было наблюдать за тонкими разноцветными цепочками машин, тянувшимися вдоль узких тротуаров, маленькими бусинами людей, торопившихся обратно в бизнес-центр с обеденного перерыва… Вечером яркие краски сменялись на янтарные полутона, и солнце прорезало кабинет острой золотой бритвой, однако постепенно золото по крупинкам выпадало обратно на улицу, растворяясь в множестве мерцающих в темноте огоньков. Порой стоило лишь отвернуться от стола, чтобы почувствовать облегчение – ничто не поднимало так настроение в тяжелый рабочий день, как яркий свет из окна рядом с тобой…

Но сейчас в голове была лишь одна мысль: как поскорее добраться к Сьюзан. Когда я подскочила к начальнику и сумбурно изложила ему свою просьбу, он даже не стал расспрашивать, что именно случилось. Эндрю был руководителем с большой буквы, и это выражалось не только в богатом опыте и высоком профессионализме, но и в человечности и умении слушать и слышать других людей. Он был нам не просто наставником, но и надежным товарищем, и, когда требовалась его поддержка, он незамедлительно приходил на помощь. Это создавало сильный контраст с другими начальниками, поэтому ценилось вдвойне. Даже если бы у меня не накопились отгулы, я уверена, он без проблем отпустил бы меня домой. А так моя совесть была чиста.

К счастью, в начале третьего дорога оказалась относительно свободной. Я потратила чуть больше часа на то, чтобы добраться до Оберна. Въезжая на знакомую улицу, я в очередной раз набрала номер Джейка. И снова нет. Я упустила момент, когда это стало нормой. Оставалось лишь раздосадовано вернуть телефон на магнитный держатель и безучастно уставиться на дорогу.

В последнее время я чувствовала: что-то происходит. Я не знала причин и, честно говоря, у меня не было сил что-то обсуждать. Уже не было. Все разговоры переводились в шутку, которая меня почему-то успокаивала. Может, спустя столько лет мы просто не могли иначе? Или… Думать о том, что Джейк меня разлюбил, было невыносимо, но мысль о том, что любовь прошла у меня, была еще хуже.

У нас была неоднозначная, запутанная история, бравшая начало еще в детстве. Мы очень быстро сдружились: мальчик, у которого мать умерла при родах, а отец просто-напросто сбежал, и девочка, которой не нашлось места в жизни родителей… Да, я говорю о том самом Джейке, который рос с нами под одной крышей. Первый, кого я увидела, первый, кто стал мне настоящим другом, первый, в кого я влюбилась… Скорее всего, дело было во мне: пусть мы и воспитывались бок о бок и считали себя семьей, мне было сложно называть кого-то братом или сестрой. Конечно, я испытывала к ним чувства, которые свойственны родственникам, или нечто очень похожее, но я понимала: наш мир был создан неимоверными усилиями из посторонних, непохожих друг на друга частичек, которые в других обстоятельствах, возможно, никогда бы и не встретились. Нет, мы не были родственниками – мы были родными людьми, а это, действительно, разные вещи. И Джейк был ближе всех. Мы бы навряд ли стали парой, ведь он всегда видел во мне хорошего друга, младшую сестру – кого угодно, только не девушку, но определенные обстоятельства подтолкнули нас друг к другу. И моя подростковая мечта быть с ним сбылась… Семья восприняла это спокойно: мы были не первыми, кто так поступил, правда, Сэм и Мэри поначалу это тщательно скрывали. Зачем? По большому счету, не имеет значения, как и где люди находят друг друга. Важно другое – стараются ли они друг друга не потерять…

Светофор загорелся, и я повернула руль направо – до дома оставалось совсем немного.

Я – старалась: однажды из-за моей глупости от меня уже ускользнуло нечто очень важное, и я не могла себе этого простить. Почему, когда тебе встречается что-то одинаково хорошее, приходится делать выбор? Не спорю, этому есть сотни причин, но как объяснить такую несправедливость сердцу?

Жизнь – как весы, и любое колебание влечет за собой последствия, а спонтанные решения – далеко не самые верные и правильные, особенно когда ты в них не уверен и принимаешь лишь потому, что хочешь пережить что-то снова. Теперь я понимаю, что мне следовало задуматься, прежде чем перекидывать с одной чаши на другую все свои богатства – ведь она стала такой тяжелой, что стремительно рухнула вниз и сильно ударилась о твердый мраморный пол зала правосудия. Спустя какое-то время по ней пошли тонкие, но заметные трещины… Стоило ли надеяться, что под гнетом содержимого она не развалится? И время от времени я печально оглядываюсь назад в поисках другой чаши, которую я так безрассудно опустошила… Но она где-то далеко, наверное, на самом верху, что до нее и не дотянешься.

Есть ли в этом смысл? Жалкая попытка воскресить часть себя из прошлого может превратиться в гротескный спектакль, в котором роль второго плана достанется именно тебе…

Я припарковала белую Ауди рядом с тротуаром. Там уже стояли машины Мэри и Билла. «И они здесь?» – пронеслось у меня в голове, и я достала из бардачка бутылку вина и конфеты: рядом с офисом находился небольшой продуктовый магазинчик, на случай, если в спешке понадобится прихватить что-то с собой.

Калитка подалась вперед, и я снова попала в сказочный мир детства. Казалось, он тоже был рад меня видеть: даже гравий приветливо шуршал под ногами. С тех пор, как мы начали жить отдельно, дом ни капельки не изменился: улица все так же отражалась в чистых окнах с белыми ставнями, так же вертелась ласточка-флюгер на крыше. Разве что ступени крыльца начали мелодично поскрипывать в такт колокольчикам.

Здесь было приятно сидеть вечерами, закутавшись в плед, с чашкой горячего чая в руках, и наблюдать, как на земле постепенно удлиняются тени: массивный дуб вытягивался в стройную осину, а уютное соломенное кресло-качалка напоминало большой крендель. Свет искажал их облик, не меняя их сущности. По большому счету, надо мной так же поработали годы: я выросла, но в душе так и осталась наивной девчонкой, верившей в чудеса…

Я поднялась на крыльцо и уже потянулась к звонку, как дверь открылась. В проеме показался высокий мужчина с короткими темными волосами, сосредоточенно щелкавший зажигалкой у сигареты, торчавшей в уголке рта. От неожиданности я вздрогнула и схватилась за стену, однако в следующее мгновение не пожалела, что под рукой оказалась твердая поверхность. Сердце в груди больно сжалось, а горло сдавил мощный спазм, как невидимая рука, лишающая кислорода стальной хваткой. Я ощутила, как холодеют кончики пальцев, и в них появляется дрожь. Раньше я ничего подобного не чувствовала.

Тем временем мужчина невозмутимо потряс зажигалкой и стукнул ей пару раз о ладонь, совершенно не обращая на меня внимания. И, только когда небольшой язычок пламени наконец переметнулся на светлую бумагу, он удовлетворенно затянулся и бросил на меня рассеянный взгляд. На долю секунды в его глазах вспыхнул интерес, однако он мгновенно сменился растерянностью. Неужели цвет волос настолько поменял меня?

Шесть лет… Редкие, скупые поздравления по праздникам, которые мне передавали остальные, не в счет. И вот он снова здесь. В этом доме. Напротив меня. Лицо, которое я так долго вспоминала перед тем, как заснуть без сил на мокрой от слез подушке. Человек, который окончательно убедил меня в том, что, уходя, люди не возвращаются.

Я отвела взгляд. Глаза и вправду зеркало души – так зачем ему видеть, как на меня одним разом обрушилось столько смешанных чувств? Слишком сложных, чтобы отнести их к хорошим или плохим: злость и негодование были лишь малой их частью, но в противовес им – какая-то неописуемая, почти детская радость, словно все, что произошло, было частью чьей-то чужой истории, к которой я не имела никакого отношения.

Оцепенение начало потихоньку отступать, и я выпрямилась, вскинув вверх подбородок. А он все еще стоял, не шелохнувшись, теребя пальцами фильтр тлеющей сигареты. Всегда ненавидела молчание – неловкое, нервирующее, признак незавершенных разговоров и внезапных, незапланированных встреч.

– Привет, Лу, – он стряхнул пепел на ладонь и выпустил дым в сторону сквозь некое подобие улыбки.

– Привет, Скотт… – я ответила ему, совладав с очередной волной эмоций, нахлынувшей на меня при звуке его голоса.

Я не знала, как себя вести – за это время столько всего произошло: я окончила университет, нашла работу по душе, получила права, побывала в нескольких странах… Мы с Джейком стали жить вместе… а он? Что происходило с ним? Где был он все это время?

Я набралась смелости и оглядела его: от прежней прически не осталось и следа, зато на лице появилась густая многодневная щетина, которая красиво обрамляла его широкие точеные скулы. Строгий темно-серый костюм сидел на нем как влитой и выгодно подчеркивал мускулы всякий раз, когда он совершал какое-либо движение. А кожаные туфли прекрасно сочетались с черной рубашкой, не застегнутой на две последние пуговицы…

Такой мужчина обращал на себя внимание. Более того, от него не хотелось отрывать глаз. В мыслях я пожалела о том, что сегодня выгляжу обычно. Хотя с какой стати это меня волновало?

– Накинь! – спохватился Скотт, не прерывавший моего молчания, и спустя пару секунд его пиджак опустился ко мне на плечи.

Я опустила веки и позволила себе поглубже вдохнуть приятный аромат его духов, прежде чем стереть с лица эмоции и холодно спросить:

– Зачем? – я поправила вещь, которая была мне чересчур велика.

– Слишком ярко, Лу…

Словно пуля, попавшая в цель, меня снова пронзило острое беспокойство. Я посмотрела на серьезное лицо Скотта, боясь задавать вслух вопрос:

– Карлайл…

– Он в гостиной, вместе со всеми.

От сердца отлегло.

– Но… Просто пойдем внутрь…

Я задумчиво шагнула вперед, придерживая пиджак за лацканы, как вдруг он мягко остановил меня за плечо и, помедлив, склонился к самому уху и добавил:

– Я, кстати, рад тебя видеть…

Порой человеку достаточно секунды для того, чтобы понять, как сильно он по кому-то скучает. И, когда это происходит, прочие чувства начинают казаться не столь важными, отступают на второй план – но лишь для того, чтобы разогнаться и с разбега наброситься со спины, не оставляя и шанса им сопротивляться. Так, наивное тепло, разлившееся внутри от его бархатного шепота, воскресившего так много воспоминаний, рассеялось слишком быстро, но тем не менее успело затронуть изголодавшуюся по нему душу. На смену пришло отрезвляющее чувство вины и, щедро осыпав меня колючками с макушки до пят, водрузило на голову деревянные шоры и толкнуло прочь от места, где мне только что было хорошо. Я послушно зашагала вперед, зная, что так правильно. И все же…

В доме было лишь на пару градусов прохладнее, чем на улице, и в обычной ситуации я бы не стала обращать на это внимание, однако сейчас мне было не по себе. С каждым шагом гостиная становилась ближе, и вместе с тем росло мое напряжение. Я старалась отвлечься, тупо уставившись на широкую спину Скотта перед собой, и постепенно опускала взгляд ниже, пока не поймала себя на мысли, что с чрезмерным энтузиазмом рассматриваю мелькающие при ходьбе светлые подошвы его ботинок. В какой-то момент они приклеились к полу, и я едва не врезалась в него.

Всего лишь поворот. Почему он остановился? Боялся, что я увижу что-то ужасное и не смогу сдержать себя в руках? Он обернулся на меня и печально улыбнулся:

– Они будут рады тебя видеть.

Ничего не понимая, я проследовала за Скоттом и в ту же секунду поняла, что моя розовая блузка была совсем не уместна среди этой темноты.

В абсолютной тишине шумная когда-то компания напоминала музей восковых фигур: люди в ней почти не двигались, не пересекались взглядами, словно были чужими. Карлайл молча стоял у окна, ребята хаотично расположились по комнате: Сэм сидел за роялем и записывал что-то в ежедневник, Ребекка увлеченно разглядывала в аквариуме водяную черепаху, а Мэри отрешенно пролистывала какой-то журнал. С нашим появлением все словно ожили: заплаканная Сьюзан подняла голову с плеча Билла и через несколько секунд была уже рядом со мной, вытирая глаза платком.

– Где Шейла? – спросила я у Скотта, одновременно вспомнив, что Джейка тоже нет. Он, скорее всего, опаздывал. Если вообще знал.

– Не смогла. У нее пробы, – отозвалась с толикой обиды Мэри и коротко кивнула мне в знак приветствия.

– Солнышко, ты здесь! – худенькие руки Сьюзан обвили мою шею, и я прижала ее хрупкую фигуру к себе. Сегодня она была совсем не похожа на бодрую жизнерадостную женщину, вырастившую восемь детей. Ее хотелось защитить от какой-то опасности – настолько беспомощной и беззащитной она казалась. И я бы непременно сделала это, если бы потребовалось.

Пока же мы стояли вдвоем посреди гостиной, и я чувствовала, как она перебирает мои волосы за спиной. Я все еще не понимала, что происходит. Все было так неестественно, нехарактерно для этого дома: в моих воспоминаниях он всегда оставался светлым, шумным и живым – в общем, тем самым местом, в котором всегда хорошо и уютно. Тем сильнее отталкивало гнетущее, скорбное молчание… Скорбь! Это слово само пришло мне на ум.

Я еще раз оглядела комнату: слава богу, все мы были на месте. Мои близкие не пострадали, но все же что-то случилось. Нечто плохое, что заставило всех молчать несмотря на то, что мы давно не виделись. Я перевела взгляд на Карлайла: он давно уже повернулся к нам лицом и своей печальной улыбкой будто говорил, что рад тому, что я приехала. Видимо, к нему произошедшее отношения напрямую не имело…

Сьюзан выглядела хуже всех: красные глаза, трясущиеся руки, слабый, прерывающийся голос, хотя она почти не говорила, только плакала. Что-то случилось у нее. Черный цвет ее платья только подстрекал мрачные мысли. Сомнений не оставалось: кто-то ушел из жизни. Другого объяснения я не видела.

Я прижала ее к себе и обвела взглядом всех присутствующих поверх ее плеча. Когда мы пересеклись взглядом с Бекки, она растерянно покачала головой. Сэм, ненадолго отвлекшись от записей, скорчил гримасу и пожал плечами. Это заметил Карлайл и, прочистив горло, подошел к нам и мягко обнял Сьюзан.

– Джейк?

Я устало вздохнула и ничего не ответила. Мужчина насупил брови и посмотрел на Скотта. Тот коротко кивнул и вышел из гостиной.

Я ничего не понимала.

– Любимые мои, – Сьюзан, казалось, собрала последние силы, чтобы ее голос стал громче, – спасибо, что приехали! Наверное, это неправильно – отвлекать вас от дел, но…

Я почувствовала, как Скотт тихо прокрался обратно и встал за моей спиной. Я обернулась на него и отошла в сторону. Когда он протянул стакан с водой Сьюзан, она дрожащими пальцами прикоснулась к стеклу и чуть не выронила его, но Карлайл вовремя подставил свободную руку.

– Милая, давай присядем…

Он взял жену под локоть и провел к дивану. Билл еще больше придвинулся к подлокотнику, чтобы они смогли уместиться втроем.

Эта пара всегда была для меня примером: то, как он относился к ней, как он на нее смотрел, сколько для нее делал – я хотела бы встретить такого же человека, чтобы, как и Сьюзан, в ответ делать праздником даже незначительные события, дарить мимолетные, спонтанные улыбки, быть рядом и ценить каждое прожитое с ним мгновение… Знать, что в любой, даже самой плохой ситуации кто-то будет рядом.