Долго плакала Елизавета Вильямовна, не в силах смириться со смертью отца, но если бы только она могла спросить его, сожалеет ли он, что оставил мир живых, его ответ, наверное, осушил бы ее слезы. Вильям прожил долгую, насыщенную и честную жизнь. Он не сожалел ни об одном прожитом дне, ни об одном совершенном им поступке. Но, потеряв единственную свою любимицу – Сабину, он потух. Перестал бороться за существование. И Господь, вняв его просьбам, ниспослал ему быструю и легкую смерть. Он умер звонким майским днем, почти мгновенно, не обременив остающуюся дочь ни старческим маразмом, ни мучительной, затяжной болезнью. Он ушел, сохранив здравый ум и твердую память. Он хотел, чтобы случилось именно так, и Бог услышал его…
Муж Лизаветы, Сабинин отец, погиб давно – утонул в реке, когда дочери было всего два года. Отца девочка и не помнила вовсе, всю свою коротенькую жизнь провела с матерью и дедом. Но какая ладная была эта семья… А теперь осталась одна Лизавета, как одинокое легкое перышко в воздухе после улетевшей птичьей стаи, никому не нужное, гонимое ветром… Да, похоже, шептались люди, потеряла Лизавета и себя от горя и одиночества. Вот уж действительно, пришла беда – отворяй ворота!
…Андрей сидел на полу своей комнаты, грустно вглядываясь в фотографию Сабины. Он вспомнил, что когда-то в школе умудрился незаметно стащить эту карточку с ее парты. Они учились в одном классе, и Сабина всегда ему нравилась. Что-то в ней неизменно трогало его душу. Была ли это любовь, он тогда не знал, да как-то и не задумывался, но при взгляде на нее ему всегда становилось тепло и спокойно – так, словно он смотрел на родного, близкого человека. И когда в последнем классе она стала дружить с Мишкой, Андрей вдруг почувствовал, что ему больно и неприятно видеть, как этот бугай уверенно обнимает ее за плечи, как покорно она следует за ним…
Что случилось с тобой тогда, Сабинка? Мысленно спрашивал Андрей у фотографии. Где ты?
Во дворе послышался какой-то гул, раздались тревожные крики. Андрей подошел к окну и увидел, что внизу столпился народ и вьется, и шумит, как растревоженный улей. Он и сам не знал почему, но всякий раз, когда он видел подобное скопление людей, его охватывало неприятное, сосущее чувство тревоги.
Нужно посмотреть, что там случилось!
Надо сказать, что в доме с недавнего времени полным ходом шел крупный ремонт. Круто менялась вся жизнь вокруг, менялся и их дом. Какой-то предприимчивый коммерсант присмотрел себе под офис первый этаж, договорился с нужными людьми и, не откладывая дела в долгий ящик, быстренько выкупил несколько квартир, а заодно, воспользовавшись преимущественным правом – и большой теплый подвал под ними: его он планировал использовать то ли под сауну, то ли под кафе, то ли под какое-то производство. Судя по тому, как энергично кипела здесь работа, планы у него были грандиозные. Люди в спецовках с утра до позднего вечера что-то ломали, выносили, замешивали, принимали машины с кирпичом, вагонкой, кафельной плиткой…
Время от времени новоиспеченный хозяин помещений или его зам (определить, кто из них кто, было довольно сложно, поскольку оба держались вальяжно и высокомерно, всегда при полном параде, в начищенных до блеска дорогих ботинках и шикарных костюмах) приезжали следить за ходом ремонта: то одобрительно кивали, то распекали рабочих на чем свет стоит.
Возникновение всей этой строительной суматохи вокруг дома, появление лощеных бизнесменов на блестящих, как новые игрушки, иномарках, даже шум двусменно производимых работ, как ни странно, не вызывали протеста со стороны жильцов. Дело в том, что очень быстро многие поняли выгоду такого соседства: заботясь о собственных помещениях, коммерсант не забывал и о фасаде дома, и о прилегающей территории. Он хорошо понимал: трудно рассчитывать на успех дела, если человек, приходящий в его офис, будет вынужден бродить по грязному, заплеванному двору и вдыхать запах мусорных баков. А потому на месте грязного, загаженного и затоптанного газона в одночасье появился настоящий образец ландшафтного искусства: аккуратная клумба с цветами, небольшими туями и причудливо уложенными по всем правилам новомодного стиля «феншуй» камнями. Поблизости, на расчищенной и посыпанной ядовито-красным гравием дорожке, установили несколько скамеек со спинками ажурной ковки, рисунок которой в точности повторял узор на решетке, огораживающей клумбу. И уж совсем сразили всех обитателей дома аккуратные урны под мелкий мусор, установленные по обе стороны каждой скамейки: теперь окурок можно было не отправлять в далекий, сопровождаемый неизбежным смачным плевком полет, а «цивильно» опустить в урну и неимоверно зауважать себя за это…
«Похоже, нашли что-то в подвале…– подумал Андрей, спустившись вниз и приближаясь к толпившимся во дворе людям. – Клад, что ли? Неудивительно – дом-то старый. А сегодня с самого утра уже долбили, долбили… Может, и впрямь что откопали!»
Небольшая толпа вдруг затихла, но мгновение спустя вновь раздался сначала слабый, но постепенно нарастающий тревожный говор.
Нет, не клад. Видно, что-то нехорошее…
Он стал протискиваться сквозь толпу, все энергичнее работая локтями. Люди вновь замолчали. Уже в полной тишине протиснулся он почти к самому центру плотного кольца, но спины стоявших впереди по-прежнему скрывали от него то, из-за чего произошел переполох.
Молчат, словно утопленника из реки вытащили…
Он все-таки сумел сделать еще несколько шагов и замер, когда его взгляд, наконец, прорвался туда, в самый центр человеческого круга. В ушах пронзительно зазвенело, мир покачнулся… Он увидел то, к чему были прикованы глаза стоявших вокруг людей, застывших в немом ужасе.
В широкой картонной коробке из-под стройматериалов, пожертвованной, видимо, ремонтниками, лежали человеческие останки. Полусгнившие кости, оголившийся череп с длинными прядями светлых волос, куски платья…
Люди, смотревшие на это – жильцы дома, строители, случайные прохожие, —безмолвствовали. Мужики сняли шапки. Вечернее солнце на минуту выглянуло из облаков и озарило прядь волос в страшной коробке.
И в тот же миг плывущую над толпой тишину разбил, разорвал нечеловеческий крик:
– Сабина! Доченька моя!..
Глава седьмая
– Та-а-к! – прорычал Максим, угрожающе поднявшись с кресла. – Труп, значит? И ты еще так спокойно рассказываешь мне об этом!
Максим никогда не считал нужным скрывать свои чувства, и гнев его и бешенство легко выплескивались на окружающих. Но сейчас он был совершенно вне себя. Еще бы! Столько потратить времени, сил и, главное, денег на то, чтобы сначала получить разрешение на покупку квартир, перевести их (не без помощи нужных людей и взяток, естественно) в нежилой фонд, суметь вдобавок отхватить шикарный подвал, отбиться от конкурентов, которые только и ждут, как бы выхватить у тебя изо рта лакомый кусок, наконец, развернуть необходимые работы, и вот тебе результат – кукиш!
– Сколько было переговоров, стольких уломали – кого деньгами, кого посулами, кого угрозами. И все коту под хвост! – рубанул он рукой воздух, и, рванув ворот шелковой рубашки («Hugo Boss», между прочим!), подвел неутешительный итог: – Полный облом!
Единственным его слушателем был флегматичный исполнительный Федя, его заместитель, который и преподнес ему полчаса назад скверное известие.
А суть известия заключалась в том, что долгожданный офис, необходимый им для работы как воздух, без которого стопорились все дела, выстраданный и выбитый во множестве кабинетов и бюрократических инстанций, наконец-то, уже выкупленный, почти что оформленный и даже подготовленный к евроремонту – похоже, полетел в тартарары!
Не далее, как сегодня, там проводились земляные работы в подвале, тоже уже официально включенном в собственность фирмы, и рабочих угораздило вырыть какой-то зачуханный труп.
Конечно – ужас, крики, милиция! Как же без нее! А главный милицейский начальник – эдакая лоснящаяся крыса с потными ладошками! – прибывший на место происшествия, то есть к Федору на объект, с официальным видом скучно объявил, что вся стройка замораживается на неопределенный срок «в интересах расследования уголовного дела. До окончания следственно-розыскных мероприятий».
Ждать же окончания упомянутых мероприятий, как отлично знал Максим, можно было годами. Годами!
– Ну! – гневно рявкнул он на зама, сохранявшего олимпийское спокойствие и тем раздражавшего Максима еще больше. – Скажи хоть что-нибудь, разродись уже, наконец!
– Я не знаю, Макс, – ответил Федор, растерянно разводя руками и обезоруживающе улыбаясь.
Впрочем, Максим и не ждал от него чуда. Он хорошо усвоил, что по части проявления инициативы его зам был не силен. Зато когда нужен хороший, напористый исполнитель – тут равных Федору не было: точен, аккуратен, обязателен до тошноты. Трамвай! Только по накатанным рельсам и только вперед. Не генератор идей, увы!
Нет, ну это надо же было такому случиться!
Яростно вращая глазами, Максим тяжело бухнулся в кресло и перешел на мрачный молчаливый разговор с самим собой, поскольку общение с Федором было равнозначно беседе с каменным истуканом.
Уже все было в руках – просторный офис в престижном районе, в крепком на вид, хоть и старом, доме. Осталось всего ничего – закончить ремонт на этаже, да привести в божеский вид подвал. И – наслаждайся! Сиди, отбивай бабки!
«А сколько я планов строил!..»
Максиму казалось, что еще минута – он задохнется, приступ ярости не оставлял его. Он судорожно хватил ртом воздух, повернулся, открыл дверцу в шкафу, налил рюмку коньяка и залпом осушил ее, после чего крепко потер виски и снова погрузился в мрачные размышления.
Потеря собственности или денег была для него равносильна потере самого себя. Он не мог этого вынести, потому и метался сейчас по кабинету, движимый единственным отчаянным желанием – удержать, не упустить, не отдать.
Страсть к накоплению зародилась в Максиме давно, еще в школьные годы, когда он, безбожно мотая все школьные уроки, приторговывал у интуристовских гостиниц значками и матрешками. Охота к учебе, интерес хоть к какой-нибудь области человеческих знаний в нем так и не проснулись. Да и о нравственных ценностях он имел лишь приблизительное представление, характеризуя их одним словом: «фуфло». Главным и, пожалуй, единственным смыслом жизни для Макса, свидетельством его собственной значимости, стали ценности материальные.
С юных лет, очертя голову, пустился он во все тяжкие, стремясь разбогатеть и таким образом самоутвердиться. Сперва, как и многие, подпольно спекулировал и фарцевал. Ну, а уж когда в стране наступил переломный момент, подаривший всему миру неологизм «перестройка», и частное предпринимательство было разрешено официально, – он развернулся по полной программе. В рекордно короткие сроки, пустив в оборот средства, нажитые подпольной торговлей, стал вальяжным «новым русским», со всеми прилагавшимися к этому новому его положению вещественными и финансовыми атрибутами.
Заработанные (как он искренне считал) большие деньги освободили его от извечного страха перед нищетой. Но на смену ему незаметно пришел другой страх. Укрывшись за тонированными стеклами дорогих, ежегодно менявшихся автомобилей, за крепкими дверями добротного загородного дома, он и сам не заметил, как стал рабом своих материальных благ. Рабом, вздрагивающим от мысли о том, что может пропасть хоть одна тысяча из положенных на счет в банке денег, что в силу неведомых обстоятельств он в одночасье может чего-либо лишиться. Его душу медленно, но неуклонно поглощала его собственность. Исчезни она – не стало бы и Макса.
Страх поселился в его сердце.
Теперь он находился в постоянном напряжении, чувствуя себя и жертвой и хищником одновременно. Охотился он, охотились и за ним, он знал это. Страх перед более сильными (конкурентами, бандитами, государством, грядущим кризисом, форс-мажором) и страх не поймать, упустить очередную добычу стал его диктатором, его погонщиком
– Ну почему все это на мою голову! – грохнув кулаком по столу, опять запричитал он.
– Да ладно тебе, Макс, не гони волну. Устаканится как-нибудь. Первый раз, что ли. Бывали переплеты и похуже. Сам знаешь. Подождем…– вяло попытался успокоить шефа Федор,
От этих слов тот вновь подскочил, будто получил очередную порцию электрошока.
– Что?! Подождем?! Сколько?! Кого?! – от бешенства голос его сорвался на фальцет.
Но, видимо, эта последняя вспышка гнева настолько вымотала Макса, что он вдруг сразу обмяк – словно резиновая игрушка, из которой разом выпустили весь воздух.
Несколько минут он сидел неподвижно, нервно разминая в пальцах дымящуюся сигарету, потом вдруг поморщился и недовольно буркнул:
– Ну и накурил ты тут, – и замахал руками, разгоняя дым, словно не сам только что дымил, как паровоз, наравне с Федором. – Хоть топор вешай!
С этими словами он кинулся к двери и распахнул ее, чтобы проветрить кабинет. Его взгляд упал на секретаршу, сидевшую за столом в приемной.
Зиночке сегодня явно не везло. Как говорят в американских фильмах, это был «не ее день». Увидев, что круглое, как луна, лицо секретарши полностью сосредоточено на чтении книги, которую она держит на коленях, Максим вконец осатанел:
– Эт-то что за читальный зал?! – взревел он. – Я за это тебе деньги плачу?! Да ты же просто воруешь мои деньги! – Ярость, минуту назад, казалось, затихшая, вспыхнула в нем с новой силой, как огонь, в который плеснули масла.
Ища, на чем выместить свой гнев, он заметался по приемной, а потом с силой ударил ладонью по секретарскому столу, да так, что подпрыгнул и жалобно звякнул телефонный аппарат с кучей электронных прибамбасов. Вместе с телефоном дернулась от испуга и сама девушка. Книжка с ее колен с глухим стуком шлепнулась на пол.
Зиночка подняла на шефа испуганные глаза, полные слез.
Он знал – это было ее главное оружие – чуть что сразу напустить сырости.
Макс поморщился. Как и многие мужчины, женских слез он не переносил.
– Максим Иванович, я же все сде… сде… – дрожащим от обиды голосом попыталась оправдаться Зиночка.
– Заткнись, дура!
Девушку такое обращение отнюдь не удивило и вроде бы даже не задело. Она давно привыкла к взбалмошному характеру начальника, грубому стилю его общения с подчиненными, так что на все его ругательства у нее давно уже выработался стойкий иммунитет, необходимый для профессионального выживания. К тому же, на самом деле, она была вовсе не дура. Усилием воли подавив дрожь в голосе и моментально высушив слезы, она с ядовитой дерзостью сказала:
– При той мизерной зарплате, которую вы мне платите, не грех перечитать хоть всю публичную библиотеку.
– Ах, тебе зарплата не нравится? Так ты и ее лишишься, бездельница! – огрызнулся Макс.
Его выводил из себя один вид этой девицы, которая, напустив на себя безразличие, спокойно почитывает книжки, когда у него, Макса, буквально земля горит под ногами! Да еще имеет наглость возражать! Ему!
Максу нестерпимо захотелось уязвить ее, обидеть, стереть независимую мину с ее лица.
– Про любовь неземную, небось, муть всякую читаешь? – язвительно поинтересовался он и поднял книгу с пола.
На обложке готическим шрифтом было выведено: «Агата Кристи. Десять негритят». Макс пролистал страницы и протянул было томик секретарше:
– Н-да… – разочарованно произнес он.
И вдруг осекся. Лицо его застыло, словно зависший монитор компьютера. Нежданная мысль сверкнула в его голове.
– Вот кто нам нужен! – воскликнул он, врываясь в кабинет и победоносно размахивая книгой перед носом ничего не понимающего Федора.
– Кто? – опешил зам, вглядываясь в мельтешащую перед глазами обложку и тщетно пытаясь угадать ход мыслей своего шефа. – Агата Кристи? Негры?
– Нет! Ну это невозможно! Нельзя работать с такими идиотами! – Макс безнадежно махнул рукой и схватился за голову. – Да пошевелите вы, наконец, мозгами! Или один я должен за вас думать?!
Через некоторое время, справившись со своими эмоциями, он остановился рядом с Зиной и положил перед ней книгу:
– Молодец, Зинаида! – совершенно неожиданно чмокнул он в щеку обескураженную секретаршу. Впрочем, она уже научилась не удивляться постоянным перепадам настроения своего шефа. Бизнес – дело нервное, что поделаешь.
А тем временем Макс, схватив Федора за рукав, поволок его за собой в кабинет. Там в очередной (который уже!) раз подошел к заветному бару в шкафу, налил себе и Федору коньяка, осушил свою рюмку и торжественно, с нажимом провозгласил:
– Частный де-тек-тив – вот кто нам нужен! Вот наше спасение!
Он выдохнул, отломил большой кусок от плитки шоколада и упал в кресло, бессильно прикрыв глаза рукой.
Федор осторожно, дабы не вызвать новой вспышки гнева, осведомился:
– А может, тогда уж сразу – службу спасения?
– Я не шучу! – цыкнул на него Макс. – Ты что, не понял?! Время – деньги! Если мы сами это дело быстро не раскрутим – мы банкроты! А я обанкрочусь – так и ты, мой дорогой, без штанов останешься! Ты что, не знаешь ментов, с их «оперативно-розыскными»?..
Макс взглянул на безмятежное лицо Федора и рассердился еще больше:
– Ты, может быть, только вчера в Россию приехал?! Не знаешь, как у нас государственные службы работают?! Мне, в отличие от тебя, не до шуток. Я их методы хорошо знаю: если мы сами о себе не позаботимся и не найдем способа расследование ускорить, то менты будут тянуть столько, что у нас с тобой внуки успеют родиться! Ты хоть приблизительно представляешь себе, сколько времени обычно ведется уголовное дело?
– Нет, – глуповато усмехнулся Федор, давно привыкший к тому, что его собственные трудности обычно разрешались усилиями шефа.– Не представляю.
Его недоуменную улыбку Макс воспринял, как насмешку.
– Весело ему! – опять рассвирепел он. – Общее дело накрывается медным тазом, а он зубы скалит! Ты, остолоп, довеселишься – вместе на паперти будем милостыню просить! А? Как тебе перспективка? Или ты думаешь, конкуренты наши станут ждать, пока мы со своими заморочками разберемся?! Труп! Откуда, спрашивается, он взялся? А ты не думал, что нам его попросту могли подкинуть?! Такое тебе в голову не приходило?!
– Ну уж, Макс, ты уж слишком… – растерянно пробормотал Федор.
– Слишком?! Или ты еще не знаешь, что в этой стране все возможно?! – и, с раздражением отвернувшись от туповатого зама, Максим крикнул в сторону открытой двери, за которой сидела секретарша: – Эй, ты!
– Ну, Макс, – робко попытался успокоить шефа Федор, – ты это… ты уж поаккуратней…
– Что – «поаккуратней»! С кем?! Заступаться он вздумал! За дело лучше бы заступался, а не за эту… У нас каждая минута теперь на счету, а эта кулема сидит, в рабочее время книжки читает!
– Ну, я не знаю…
– Не знаешь – так не вмешивайся!
Однако замечание Федора все-таки подействовало. Уже гораздо спокойнее Максим позвал:
– Зинаида, иди сюда!
Зина медленно поднялась, не спеша, оправила смявшуюся от долгого сидения юбку, и неуверенной поступью направилась к шефу.
– Значит, так. Срочно найди мне телефоны всех частных детективных агентств, какие только есть в городе. Нам нужно, как можно скорее вызвать этого… детектива.
– Какого детектива? – Зинаида все еще прижимала к груди книгу, реквизированную шефом с таким шумом. – Эркюля Пуаро?
– Нет, ну невозможно работать! Гнать вас всех надо! – снова сорвался Максим. – Идиот на идиоте едет, и идиотом же погоняет! Я хочу, – медленно и раздельно проговорил он фразу, словно обращаясь к малому ребенку, – чтобы ты нашла агентство, где работают детективы. Понимаешь: хорошее, надежное агентство с безупречной репутацией. Мне нужно нанять детектива. Ясно?
– П-п-понятно… Сейчас, сейчас… – Зинаида изобразила на лице готовность сию минуту исполнить задание начальника.
Торопливо, почти бегом, Зинаида вернулась в приемную, и вскоре оттуда послышалось шуршание «Желтых страниц». Максим вздохнул, придвинул к себе лист бумаги, взял ручку, и принялся выводить на листе абстрактные конструкции, размышляя, хватит, ли его секретарше сообразительности взглянуть в оглавление, или она с перепугу перелистает весь толстенный том по одной странице.
Сообразительности, видимо, хватило, поскольку довольно скоро Зинаида вернулась в кабинет шефа с тяжеленным справочником наперевес. Ее ладонь наполовину утопала в толще страниц, заложенная в нужном месте, а лицо сияло таким торжеством, будто она не просто нашла необходимый телефон в справочнике, а проделала гигантскую исследовательскую работу.
