Поздоровались, пообщались, потом Оксана и обращается к Кате:
– Ты у меня перец молотый просила. Я к тебе приходила, тебя дома не было. Я под ступеньки положила. Ты нашла? В спичечном коробке?
Молчание… потом хохот… и ответ Кати:
– Нашла, и уже сожгла, и пепел по киевской трассе раскидала.
– За..чем?
– Чтобы машины своими колёсами куда подальше увезли.
Теперь, всё.
16
Путь на конюшню открыл, наверное, Андрей. В пять лет он проскакал на коне по деревне. Все ахнули. Свидетели этого зрелища пытались это самое зрелище остановить. И начало было положено.
Вскоре тропинка на конюшню забетонировалась от детских ножек. Всему виной – редкостное добродушие конюха Витьки Быкова. Был он по деревенским меркам дурачок. В армию не взяли – забраковали, и он нашёл себе место около лошадей.
Родители его были людьми нормальными. А вот с детьми неувязочка вышла. Старшая Валя приближалась к норме. Но отклонения всё же были. Не все и не сразу это замечали.
Однажды из-за неё подрались два солдата (воинская часть останавливалась в деревне). Так вот, солдаты не просто подрались, но один другого ранил ножом. Все охали:
во-первых, жалко было пострадавшего;
во-вторых, жалко было нападавшего. Аришка его видела сразу после происшествия, ещё до приезда милиции. Он был пьян и плакал;
в-третьих, а подрались бы они из-за Вали, если бы как следует её узнали? Много деревенских и мужиков, и баб не прочь были бы солдат в этом вопросе просветить.
Чем дело с солдатами закончилось – неизвестно, а вот бедную Валю никто не пожалел. Но вскоре она уехала и там, вдалеке, вышла замуж. Говорят, удачно.
Средняя Галя получилась немного похуже. По возрасту она была поближе к Аришке и её подругам и они, бывало, общались. Галя часто просвещала девочек во всяких женских делах. И Аришка, однажды наслушавшись её, решила, что замуж не пойдёт. Потому что, ну просто невозможно пережить эту первую брачную ночь, да и людям как в глаза смотреть после такого?
А вот между сердцами детей и сердцем младшего, парня лет восемнадцати – двадцати, Витьки, протянулась приязнь, которая породила на некоторое время немного странную и необычную дружбу.
Потом дети выросли и, как-то незаметно, оставили Витьку, и он остался один. Но это было потом.
Витька был темноволосый, волосы вьющиеся. Лицо мягкое, улыбающееся, добродушное. Он чаще молчал, слушал и соглашался. И детям он не казался таким уж дурачком. Скорее по развитию он был равным с ними, а потому с ним было интересно. Уговорить его на какие-либо приключения было легко. Но обычно хватало и его работы в качестве приключений.
Вот, например, зимой.
Витька запрягал в сани подходящую лошадку. Дети крутились рядом. Вскоре мальчики тоже научились запрягать. Научилась этому и Райка Окунева. В последнее время они с Андреем сдружились. Оба ловкие, шустрые.
Аришка эту арифметику так и не осилила (в смысле лошадей в сани так ни разу не попробовала запрячь). И вообще, чувствовала себя немного неповоротливой.
Итак, лошадка готова, в санях подстилка в виде соломы, дети горохом сыпались сверху, усаживались как придётся. Вожжи брал в руки Витька, но мог и передать их любому желающему, и начинался путь.
Лошадка шла шагом или бежала ленивой рысью. Полозья издавали скрипучий визг и оставляли после себя две гладкие полосы. Мимо проплывали дома, деревья, а потом выезжали в поле. Там стояли стога сена или соломы. Витька вилами нагружал это добро в сани. Дети помогали, чем могли. Чаще руками. А то и просто утрамбовывали своим весом. Нагружали немного, жалели лошадку, а день длинный, можно и ещё разок съездить.
И как-то получалось всё ловко, весело и безобидно.
Аришка раз попала под сани. Одна сторона полозьев проехала прямо по её туловищу. Но, то ли она лежала в глубоком снегу, то ли эта процедура вообще не опасная, всё оказалось быстро и безболезненно. Хотя Витька испугался, даже на руки Аришку подхватил. А Аришка только глазами хлопала, испуг быстро прошёл, а удивление задержалось: «И как это меня не раздавило?»
Больше всего с Витькой Быковым и его конюшней дружили Аришка с Андреем, Райка и Вовка Окуневы и Аня Галдина.
17
Анька Галдина была из многодетной семьи. У неё есть старший брат Ваня, она вторая, а потом рождались и рождались, в основном, братики. Ну, и две сестрички порадовали уже отчаявшуюся дождаться Аньку.
Ваня, хоть и немного был старше, гулял с другой компанией, и с Аришкиными друзьями они редко пересекались.
А вот Анька была подругой Аришки. Её мама также работала на ферме. Возможно, там они (Аришка и Аня) и познакомились. Но не факт. Когда с рождения люди живут рядом друг с другом, какой момент можно считать знакомством?
Может быть тот, когда, наконец, встреча запомнилась. Но самые ранние воспоминания нечёткие, фрагментарные, ускользающие. Потом припоминаются более сюжетные, но, поди, разберись, какое из них было раньше.
Вот Аришка с Анькой помогают соседской бабушке-старушке. На тачке перевозят досточки. Работают и во всё горло распевают пионерскую песню о самоотверженных героях, то есть, кажется, про себя. И хоть сами ещё явно октябрята, но самодовольное воображение устремлено в светлое будущее.
Тут же услужливая память предлагает полюбоваться на будущих пионерок с другого ракурса. И кому из них первой в голову пришло назначить.. (страшно сказать) любовное свидание Витьке Быкову в.. (ещё страшнее) лесу. Идут в лесок, такие довольные, взявшись за руки. И Витька на лошади их обгоняет. Тоже торопится на свидание.
Ну что ж, состоялось рандеву.
Домой вернулись в зимних сумерках и с мётлами. Нашли целую кучу этих мётел. Видать лесные рабочие с осени заготовили, да забыли вывезти. Вот и решили девчонки домой прихватить.
А вот ещё одно.
Лето. Всё зелено, солнце, птицы. Аришка с Аней гуляют около леса. Здесь растут кусты орешника, а под ними земляника. За каждым кустом, как за дверью, комнаты зелёные открываются: одна, другая, разные. И все уютные.
У Ани на руках братик Мишка, он ещё не умеет ходить.
Мишка болеет какой-то непонятной болезнью: ему нельзя плакать. Аришка это уже знает, но ни разу не видела, в чём там дело.
И вот что-то случилось – заревел. Аня торопливо его пытается успокоить. Она трясёт его на руках и а-а-акает. Аришка беспомощно наблюдает рядом. У неё совсем нет опыта общения с такими малышами.
Мишкин плач усиливается и вдруг замирает на какой-то высокой ноте, но это потому, что похоже, он перестал дышать. Словно в его горле этот плач застрял вместе с воздухом в каком-то определённом месте и не проходит ни туда и ни сюда.
Глаза его закатываются, лицо синеет, и он становится как тряпичная кукла. Анька его трясёт, хлопает ладонью по спине. Аришка в напряжении ждёт, когда это всё закончится. А это длится, длится, становится страшно, вдруг Мишка уже не задышит.
Наконец, крик находит выход, прорывается наружу, Мишка вдыхает воздух, девочки тоже облегчённо вздыхают. Фух, всё.
В родной деревне девчонки прожили бок-о-бок много лет, много было у них ещё приключений, но о них рассказ впереди.
18
Когда в деревню на постой, или на работу, или по какой другой государственной надобности, вселились солдаты, это, естественно, взбудоражило всю деревню, особенно женскую её половину.
Солдаты расположились на краю посёлка в пустующих казённых домах. И дети первыми потянулись в ту степь.
Солдаты были щедрыми и гостеприимными. Дети нахальными и без комплексов. Вскоре малышня узнала имена самых доверчивых, и, придя к, теперь уж, солдатским домам, кричала что-то типа: «Сергей, выйди-и. Саша, выйди-и!». Те выходили. Часто с тарелкой, на которой лежал твёрдый кусок киселя. Это было угощение для деревенской детворы. И дети его по очереди и с разных сторон грызли. Или разминали в густой порошок и лизали.
Иногда случалось проникнуть и внутрь казармы, где малышня с жадным любопытством рассматривали солдатский быт, а те, обычно, на детей особого внимания не обращали и занимались своими делами.
Один случай Аришка вспоминает со стыдом. Они как-то с Аней Галдиной попали в солдатскую столовую. Был обед. Солдаты сами ели и девочкам подали солдатский борщ и перловку с рыбой. А на третье, как полагается, компот.
Но девочки не торопились есть, потому что знали, что в большой алюминиевой кастрюле была сладкая молочная каша. А её-то солдаты девочкам не предложили, а вот её-то девочки и хотели больше всего на свете, на тот момент, разумеется, и задумали хитроумный план. А если вещи называть своими именами, то, получается, кражу.
Они ели борщ с перловкой так медленно, что пересидели всех солдат. И те ушли по своим солдатским делам. В столовой остались Ариша, Аня, вожделённая кастрюля и ещё кое-что из ненужного.
Едва за последним солдатиком закрылась дверь, две ненажравшиеся подружки подняли крышку огромной кастрюли. Каши там было – белое море. Каша была манная и густая. Они схватили по ложке и стали есть прямо из кастрюли. Черпали и воровато оглядывались на дверь. Но никто не зашёл.
После, чтобы скрыть следы преступления, они разгладили поверхность каши ложками, оставляя гладкие полосы и вывалились из столовой. На этот раз – наелись.
Аня, иногда рассказывала эту историю с романтическим блеском в глазах. Уж очень каша была вкусная. Аришка, хоть и поддакивала, но её смущало какое-то сомнение. Как-то всё представлялось неприятно удивлённое лицо повара, когда он рассматривал непонятные борозды на каше, пытаясь разгадать их происхождение. И разгадывал с тяжёлым вздохом. «Запусти козла в огород…»
19
Коровы в деревне были у многих. Почти половина дворов имела у себя рогатую любимицу. Доярки, естественно, в своём хозяйстве коров не заводили, молоко приносили с ферм. Надоят вручную от той коровы, которая даёт самый вкусный продукт, перельют в баночку, баночку поставят в коровью кормушку в уголок, присыплют сенцем. И стоит оно, дожидается окончания дойки. А когда домой пора идти, доярка сунет банку подмышку, зимой за фуфайку и идёт себе спокойненько. Даже мимо Сан Саныча – председателя. Но, что он, не знает, что у доярки свои детки и их кормить-поить надо.
Ни разу Аришка не замечала, чтобы кому-нибудь доставалось за добытое таким образом молоко.
Мало было коров и среди молодого поколения, живущего в поселковой, более современной части деревни. Там уже были жители, повёрнутые на городской образ жизни. Им хотелось после работы отдыхать.
А вот старшие растили своих детей и внуков на своём молоке.
Пастуха не было, коров пасли по очереди.
Когда наступала бабушкина очередь, Аришка всё хотела раньше проснуться и тоже гнать коров в поле, забирая каждую от своего двора. Аришка просила бабушку, чтобы та её обязательно разбудила. Убедительно просила, так ей казалось. Но бабушка в этом смысле была человеком ненадёжным. Аришка это уже поняла и больше надеялась на какое-либо чудо, которое её вовремя разбудит. И ведь правильно надеялась! Разбудило чудо-то. Аришка чуть ли не кубарем скатилась по печной лестнице и на улицу.
Солнце едва взошло, изумрудная трава была мокрой от росы, петухи кричали, птицы пели, а вот бабушки и коров было не видно, не слышно. Аришка остановилась в нерешительности. Куда повернуть? Если бабушка уже прогнала коров, значит, она всё-таки проспала и надо бежать на поле, чтобы хоть к чему-нибудь поспеть, а вот, если она не опоздала…
Аришка, наконец, решилась и повернула в ту часть деревни, в которой начинают собираться коровы в стадо. И угадала.
Бабушка была ещё, можно сказать, в самом начале пути. Увидев Аришку, она удивилась:
– Проснулась?
– Ага, – сказала Аришка хмуро, обиду надо всё-таки показать. – А ты меня опять не разбудила.
– Ну, будет, помогай мне теперича, раз спать не хочешь, – бабушка протянула Аришке длинный кнут.
И они пошли. Как командиры. Аришка чувствовала себя такой деловой и важной, что никак не могла прогнать у себя с лица дурацкую глупую улыбку, которая всё портила. Девочка время от времени била кнутом по пыльной дороге и кричала недовольным голосом, подражая суровым пастухам: «А ну, пошла», – на замешкавшуюся корову и та послушно отрывалась от вкусной травки и ускоряла шаг.
А впереди возле своих дворов стояли хозяйки с новыми коровами, стадо увеличивалось в размерах, так что Аришка стала опасаться, что может потерять над ними свою власть.
На лугу удобно разместились с бабушкой под одиноким деревом, а коровки мирно паслись рядышком. Теперь до обеда лежи, сиди, наблюдай за скотиной.
В жаркие дни коров в обеденное время гоняли в деревню. Чтобы их напоили, подоили дома. Но чаще дойка была полевая. Коров подгоняли ближе к деревне и оттуда уже выходили хозяюшки с подойниками и детьми. И хозяюшки, и коровушки искали глазами друг друга и приветствовались. Коровушки ласковым «му-у-у», а хозяюшки хлебом с солью. Хозяюшки раскладывали захваченные стульчики, усаживались около кормилицы, стараясь укрыть упругое и беззащитное вымя от завистливых и дурных глаз. Дети тут же затевали нехитрые игры, резвились на вольной воле.
После дойки подойник аккуратно сверху завязывали чистой пелёночкой и расходились по домам, весело беседуя с подругами и соседками.
А коровушки – лапушки вновь принимались за своё коровье дело, чтобы и вечером хозяюшку было чем порадовать.
Было около четырёх часов, когда бабушка заволновалась:
– Ариш, побудешь с коровами тут одна? Я быстро схожу, напою коз.
– Ла-адно, – неуверенно протянула Аришка и посмотрела на своё стадо. Всё выглядело мирно, казалось, что так и будет.
Бабушка торопливо пошла в сторону деревни, а коровы стали вдруг вести себя не то, чтобы подозрительно, а как-то не совсем правильно. Только что они паслись спокойно и очень даже кучковато, а сейчас стали расширяться. Вот одна рога навострила, ест траву, быстро переходя от одной вкусной метёлке к другой и двигаясь от стада. Надо её повернуть, пока она совсем не удрала в чистое поле.
Аришка побежала к ней, замахала перед её мордой прутом, корова нервно повернула.
Аришка увидела на другом конце стада – ещё одна вырвалась, того и гляди нырнёт в дремучий лес. Аришка побежала к ней…
Когда минут через тридцать бабушка показалась на околице, стадо как подменили.
По полю бегали полубезумные коровы, не понимая, что от них хочет эта дурная девчонка с писклявым голосом. За коровами бегала Аришка, не понимая, как заставить этих дурных животных остановиться и успокоиться. До бабушки донёсся едва слышный плаксивый голос:
– Бабуш, иди скорее, а то они сейчас разбегутся.
Бабушка ускорила шаг.
Уже после, успокоившись, Аришка поняла, что пастухом быть не так уж и легко.
20
В центре деревни стоял магазин. В нём работала тётя Валя по прозвищу Завмаг. Иногда её ещё называли Перерыв.
Магазин работал, не особо соблюдая режим. Завмаг могла отлучиться домой в любое время, объяснив потом ожидающим её односельчанам, что это был перерыв.
