Патология репродуктивной системы как индикатор социальной напряженности и экологического неблагополучия
Игорь Котов
В монографии представлены показатели патологии репродуктивной системы как индикаторы экологического и социального неблагополучия. Акцентировано внимание на адаптационных механизмах возникновения и развития патологии репродуктивной системы, при воздействии производственных факторов, общей экологической нагрузки, а также социальных факторов, обусловленных криминализацией общества, бутафорской судебной системой, и «работой» псевдоправоохранительных органов.
Патология репродуктивной системы как индикатор социальной напряженности и экологического неблагополучия
Игорь Котов
© Игорь Котов, 2024
ISBN 978-5-0062-1023-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Светлой памяти моей матери Котовой Полине Михайловне, яркому человеку и замечательному педагогу посвящается
Люди всегда были и всегда
будут глупенькими жертвами
обмана и самообмана,
пока они не научаться за
любыми нравственными,
религиозными, политическими
социальными фразами,
заявлениями,
обещаниями разыскивать интересы
тех или иных классов.
Владимир Ильич Ленин
Введение
Неблагоприятная социально-экономическая обстановка региона является причиной ухудшения качества и уровня жизни, снижения рождаемости, продолжительности жизни, увеличения смертности, ухудшения репродуктивного здоровья населения. В ряде исследований, показатели патологии репродуктивной системы, в частности ВПР, наряду с такими показателями как уровень экономического развития, загрязнение воздуха и воды, распространение коррупции, снижение жизненного уровня, применяются в качестве характеристики поступательного развития государства.
Проблема экологической и социальной безопасности, необходимость управления общественными процессами и взаимодействиями между природой и обществом в глобальном масштабе становиться в настоящее время все более актуальной, а усложняющаяся из года в год социально-экологическая обстановка является одной из главных причин того неблагополучия, которое сложилось в области охраны материнства и детства и проявилось высокой частотой осложнений беременности и родов, перинатальной и ранней детской смертности, увеличением частоты врождённых пороков развития, заболеваемости и инвалидизации детей в нашей стране, т. к. на сегодняшний момент установлено, что наибольший вклад в разрушение здоровья людей вносит не производственная среда, а собственно окружающая среда городов, особенно ее социальный сегмент.
Говоря об отдельных предприятиях, то технологические процессы на предприятиях приводят к образованию производственных ядов и влиянию их на организм работников. Большинство производственных ядов оказывают мутагенное влияние и характеризуются беспороговостью действия. Однако разрешающим фактором воздействия производственных ядов на организм человека, является уровень адаптационной защиты организма, который, в свою очередь, определяется особенностями управления предприятием в сумме с уровнем социально-экологического неблагополучия региона.
В настоящее время активно исследуется принцип руководства, как на местном и региональном уровне, так и государственном – принцип социоцентризма или альтруистического эгоизма. Идея состоит в том, чтобы получать максимальную прибыль, оптимизируя возможности взаимодействия руководства и трудовых коллективов на основе партнерских отношений и эффективного управления. Этот принцип органично сочетается с основополагающей концепцией построения взаимоотношений между человеком и окружающей средой, между людьми в обществе в 21-м веке – концепцией «Устойчивого развития», под которой понимается развитие, порождающее экономический рост, справедливо распределяющее его результаты, восстанавливающее окружающую среду, увеличивающее возможности людей и укрепляющее их здоровье, в том числе репродуктивное, но не тотальную коррупцию, прикрытую правовой фразеологией и набором бутафорских правоохранительных органов в сумме с псевдонезависимой судебной системой.
Поэтому рассмотреть проблему репродуктивного здоровья в контексте концепции «Устойчивого развития» и социоцентризма представляется интересным и актуальным.
1 Основные тенденции развития и проблемы современного мира
Основной тенденцией развития современного мира является глобализация и становления постиндустриальных обществ.
Постиндустриальное общество – общество, в экономике которого преобладает инновационный сектор экономики с высокопроизводительной промышленностью, индустрией знаний, с высокой долей в ВВП высококачественных и инновационных услуг, с конкуренцией во всех видах экономической и иной деятельности.
Термин «постиндустриализм» был введён в научный оборот в начале XX века учёным А. Кумарасвами, который специализировался на доиндустриальном развитии азиатских стран. В современном значении этот термин впервые был применён в конце 1950-х годов, а широкое признание концепция постиндустриального общества получила в результате работ профессора Гарвардского университета Дэниела Белла.
Близкими к постиндустриальной теории являются концепции информационного общества, постэкономического общества, постмодерна, «третьей волны», «общества четвёртой формации», «научно-информационного этапа принципа производства». Сущность постиндустриального общества заключается в росте качества жизни населения и развитии инновационной экономики, включая индустрию знаний. В постиндустриальном обществе эффективная инновационная промышленность насыщает потребности всех экономических агентов, потребителей и населения, постепенно снижая темпы своего роста и наращивая качественные, инновационные изменения.
Главные отличительные черты постиндустриального общества от индустриального – очень высокая производительность труда, высокое качество жизни, преобладающий сектор инновационной экономики с высокими технологиями и венчурным бизнесом, и высокая стоимость, и производительность высококачественного национального человеческого капитала, генерирующего избыток инноваций, вызывающих конкуренцию между собой. Концепция развития постиндустриального общества сводится к приоритетности инвестиций в человеческий капитал, повышению его качества, включая качество жизни, к повышению качества и конкурентоспособности инновационной экономики.
Высокая производительность труда, эффективность инновационной системы, человеческого капитала и всей экономики, систем управления, высокая конкуренция во всех видах деятельности насыщают рынки промышленной продукцией, удовлетворяют спрос потребителей всех типов и видов, включая экономических агентов и население. Научные разработки становятся главной движущей силой экономики – базой индустрии знаний. Наиболее ценными качествами являются уровень образования, профессионализм, обучаемость и творческий подход работника.
Главным интенсивным фактором развития постиндустриального общества является человеческий капитал – профессионалы, высокообразованные люди, наука и знания во всех видах экономической инновационной деятельности. Термин «постиндустриальная экономика» по существу синоним термина «инновационная экономика». Ряд исследователей характеризуют постиндустриальное общество, как «общество профессионалов», где основным классом является «класс интеллектуалов», а власть принадлежит меритократии – интеллектуальной элите. Как писал основоположник постиндустриализма Д. Белл, «постиндустриальное общество… предполагает возникновение интеллектуального класса, представители которого на политическом уровне выступают в качестве консультантов, экспертов или технократов». При этом уже сейчас отчетливо проявляются тенденции «имущественного расслоения по признаку образования». По мнению известного экономиста П. Друкера, «„работники знания“ не станут большинством в „обществе знания“, но… они уже стали его лидирующим классом». Для обозначения этого нового интеллектуального класса Э. Тоффлер вводит термин «когнитариат», впервые в книге «Метаморфозы власти» (1990) «…чисто физический труд находится в нижней части спектра и постепенно исчезает. С малым количеством занятых физическим трудом в экономике „пролетариат“ сейчас находится в меньшинстве и больше заменяется „когнитариатом“. По мере становления суперсимволической экономики пролетарий становится когнитариатом». В постиндустриальном обществе основным «средством производства» является квалификация сотрудников. В этом смысле средства производства принадлежат самому работнику, поэтому ценность сотрудников для компании резко возрастает. В результате отношения между компанией и интеллектуальными работниками становятся более партнерскими, резко снижается зависимость от работодателя. При этом корпорации переходят от централизованной иерархической к иерархическо-сетевой структуре с повышением самостоятельности сотрудников. Постепенно в компаниях не только рабочие, но и все управленческие функции, вплоть до самого высшего руководства, начинают выполнять нанятые сотрудники, которые зачастую не являются собственниками компаний.
По мнению некоторых исследователей, (в частности, В. Л. Иноземцева), постиндустриальное общество переходит в постэкономическую фазу, поскольку в перспективе в нём преодолевается господство экономики (производство материальных благ) над людьми и основной формой жизнедеятельности становится развитие человеческих способностей. С другой стороны, постиндустриальная экономика испытывает всё меньше потребности в неквалифицированном труде, что создает трудности для населения с низким образовательным уровнем. Впервые в истории возникает ситуация, когда рост населения (в его неквалифицированной части) снижает, а не увеличивает экономическую мощь страны. В результате относительного снижения доли материального производства экономика постиндустриальных стран стала меньше зависеть от поставок сырья. Например, беспрецедентный рост цен на нефть в 2004—2007 годах не вызвал кризиса, подобному нефтяным кризисам в 1970-х годах. Аналогичный рост цен на сырьё в 70-х годах ХХ столетия вынудил тогда сократить уровень производства и потребления прежде всего в передовых странах.
Глобализация мировой экономики позволил, а постиндустриальным странам переложить издержки очередного мирового кризиса на развивающиеся страны – поставщиков сырья и рабочей силы: по мнению В. Л. Иноземцева, «постиндустриальный мир входит в XXI век вполне автономным социальным образованием, контролирующим мировое производство технологий и сложных высокотехнологичных товаров, вполне обеспечивающим себя промышленной и сельскохозяйственной продукцией, относительно независимым от поставок энергоносителей и сырья, а также самодостаточным с точки зрения торговли и инвестиций» Насыщение рынков промышленной продукцией и товарами приводит к снижению темпа прироста общих объёмов промышленного производства и к снижению доли промышленности в ВВП по сравнению с долей сферы услуг. Само же по себе снижение доли промышленности в ВВП не является главным признаком постиндустриальной экономики. Например, в России доля услуг в 2010 году, по данным Росстата, составила 62,7% ВВП, промышленности – 27,5% ВВП, сельского хозяйства – 9,8% ВВП, однако промышленность и экономика России остаются в значительной степени сырьевыми, с неконкурентоспособной индустриальной экономикой.
Характерное для постиндустриальных стран снижение доли занятых в промышленности не свидетельствует об упадке развития промышленного производства. Напротив, промышленное производство, как и сельское хозяйство в постиндустриальных странах развиты чрезвычайно сильно, в том числе за счёт высокой степени разделения труда, что обеспечивает высокую производительность. Например, в США в сельском хозяйстве уже давно работает около 5% занятого населения. Дальнейшего наращивания занятости в данной сфере просто не требуется. При этом США являются одним из крупнейших мировых экспортёров зерновых. За последние 50 лет во всех странах мира наблюдалось снижение удельного веса занятых и доли промышленности в ВВП. В среднем по миру за 1960—2007 гг. доля промышленности в ВВП сократилась с 40% до 28%, а доля занятых – до 21%.
Деиндустриализация в первую очередь затрагивает экономически развитые страны и старые отрасли, такие как металлургия, текстильная промышленность. Закрытие заводов приводит к увеличению безработицы и появление региональных социально-экономических проблем. Но параллельно деиндустриализации происходит процесс реиндустриализации – развитие новых, высокотехнологичных производств, замещающих старые отрасли. Новые индустриальные страны первой волны, обладавшие такими конкурентными преимуществами как дешевая рабочая сила и более низкое налоговое бремя, привлекли на свою территорию новые отрасли промышленности. Это привело к глобальному переносу промышленного производства в Юго-Восточную Азию. Во многих странах этого региона и в других развивающихся странах транснациональные корпорации создают предприятия неполного цикла, производящие полуфабрикаты или осуществляющие сборку готовой продукции из импортных деталей. Что касается России, то, по мнению В. Л. Иноземцева, Россия должна в ближайшей перспективе стремиться только к тому, чтобы стать развитой индустриальной страной, поскольку возможности быстрого вхождения в круг постиндустриальных держав для нее полностью отсутствуют.
Учитывая, что техногенное воздействие на природу необходимо снизить, согласно оценке межправительственных организаций по вопросам изменения климата, по крайней мере вдвое против существующего уровня, численность планеты, по прогнозу ООН, возрастет к 2050 г. до 10 млрд человек, то есть вдвое по сравнению с теперешним, даже при нулевом росте потребления на душу населения экологическая интенсивность потребления (техногенная нагрузка на природную среду) должна быть снижена к 2050 г. в четыре раза. Если же потребление на душу населения будет увеличиваться существующим темпом, то есть 2—3% в год, то к 2050 г. оно возрастет в четыре раза. В этом случае для достижения самоподдерживающегося развития необходимо будет снизить экологическую интенсивность потребления в 16 раз. По данным ООН, реализуя программы Конференции «Рио+20» общий объём заявленного финансирования для проектов устойчивого развития сельского хозяйства, энергетики и транспорта, снижения рисков природных катастроф, лесной политики и других направлениях превысил 510 миллиардов долларов. В итоге правительства стран, бизнес, общественные организации и университеты представили более 690 новых целей и проектов в сфере устойчивого развития и «зеленой» экономики. На основании этого, ряд авторов утверждают, что в указанной концепции ставка делается в основном на создание новых безотходных, ресурсосберегающих технологий, на усиление контроля международных организаций за состоянием природной среды и ее использованием, и по существу, технократический подход к решению сложнейшей проблемы современности отодвигает на задний план социальные проблемы экологического кризиса и среди них, прежде всего огромный разрыв в уровнях потребления между различными регионами Земли. Рациональное зерно в такой точке зрения есть, т. к. относительно небольшая часть человечества, проживающая преимущественно в развитых странах, пользуется благами сверхпотребления – страны «золотого миллиарда» Остальные живут на грани бедности.
Количество голодающих людей во всем мире за период с 2011-го по 2013 год составило 842 млн человек, что на 26 млн меньше, чем по итогам предыдущего отчетного периода 2010—2012 годов. На 2015 год в мире голодают более 795 млн человек. Хотя количество голодающих и сократилось, в мире голодает практически каждый восьмой человек. При этом большинство людей страдают от голода в развивающихся регионах, а 15,7 млн – в развитых странах [99]. При этом именно развитые страны несут главную ответственность за загрязнение природной среды и истощение невозобновляемых ресурсов.
По данным Межправительственного агентства по вопросам изменения климата, 74% выброса углекислоты в атмосферу осуществляют развитые и 26% – развивающиеся страны. В пересчете на душу населения в развитых странах этот показатель в 10 раз выше, чем в развивающихся. Поэтому для преодоления экологического кризиса необходимо, не дожидаясь разработки новых безотходных технологий, уже сейчас вводить ограничения на объемы загрязнения природной среды, прежде всего для западных государств.
Экономические программы являются объектом ожесточенной борьбы политических и экономических сил, среди которых важную роль играют ТНК, несущие большую долю ответственности за загрязнение природной среды. В рамках ООН был создан Центр по ТНК, который выработал жесткие экологические стандарты, регламентирующие их деятельность. Однако под давлением лобби этих корпораций стандарты не были введены в действие, а сам Центр непосредственно перед конгрессом в Рио-де-Жанейро был ликвидирован. Борьба идет не только по вопросам регламентации и установления экологических стандартов, по существу это – борьба за контроль над природными ресурсами планеты, включая воздух, воду, землю. Притом особое беспокойство международной общественности, занимающейся экологическими проблемами, вызывает то, что широкие массы населения отстраняются от участия в решении жизненно важных для них вопросов охраны окружающей их природной среды. Происходит институционализация бюрократической надгосударственной системы, претендующей на глобальное руководство в природоохранной сфере. По словам, Н. Хилдярда, издателя журнала «Экологист» (Великобритания), «экологический кризис используется для создания мировой технократии, управляющей ресурсами и экологическими рисками. Глобальные (наднациональные) менеджеры могут вызвать новую волну колониализма, так как экологической защитой теперь прикрываются коммерческие интересы». Профессор Э. Гудинас (Уругвай) пишет, что те природные ресурсы, которые ранее были вне сферы рыночных отношений, теперь включаются в неё; социальные связи и отношения сводятся к рыночным трансакциям и попадают в сферу частных интересов, а понятия солидарности и социальной справедливости утрачиваются.
Очень актуально представлены в современные общества проблемы глобализации, особенно социально-экономические. Обострение социально-политических проблем, связанное с процессами глобализации, имеет место не только в развивающихся, но и в развитых, вполне благополучных на первый взгляд, странах. Изменение структуры производства и перемещения массового выпуска трудоемких видов товаров в Третий мир тяжело ударило по традиционным отраслям этих стран, вызвав там закрытие многих предприятий и рост безработицы. Феномен деиндустриализации привел к образованию депрессивных анклавов, усилив социальное расслоение общества. Дестабилизирующими факторами являются также новые формы занятости (индивидуализация условий найма, временные контракты) и глобализация рынка рабочей силы. Приток дешевой рабочей силы извне обострил конкуренцию на рынке труда развитых стран, что привело к осложнению межэтнических отношений и росту национализма в этих странах. Массовая миграция населения, приобретающая глобальный характер, превращается в серьезный источник обострения социально-экономической обстановки в мире. В 2013 году 232 миллиона человек или 3,2% всего народонаселения Земли – мигранты. В 2015 г. число мигрантов в мире достигло рекордного уровня – 244 млн человек. Большая часть мигрантов традиционно приходится на страны Европы – всего на территории этого континента проживают 72 миллиона мигрантов. Рекордсменами по числу принятых мигрантов среди государств мира стали США, в которых проживают 45,8 миллиона мигрантов из-за рубежа. Второе место заняла Россия с 11 миллионами мигрантов. Самые большие потоки мигрантов пересекают границу между Мексикой и США. В 2013 г. в этом направлении проследовали 13 млн человек. В десятке главных миграционных коридоров – Россия – Украина (3,5 млн мигрантов), Украина – Россия (2,9 млн), Казахстан – Россия (2,5 млн). Всего же, согласно докладу ООН, в 2013 г. за пределами родной страны проживают 232 млн человек или 3,2% всего населения Земли. В десятку наиболее привлекательных для мигрантов стран также вошли Германия (9,8 миллиона мигрантов), Саудовская Аравия (9,1 миллиона), ОАЭ (7,8 миллиона), Великобритания (7,8 миллиона), Франция (7,4 миллиона), Канада (7,3 миллиона), Австралия (6,5 миллиона) и Испания (6,5 миллиона мигрантов) [44]. Большая часть мигрантов покинули родину по сугубо экономическим причинам. Глобализация производства сопровождается глобализацией рынка труда. Другая их часть – это вынужденные переселенцы, бегущие от локальных войн и этнических чисток. Воинствующий национализм и религиозная нетерпимость, приобретающие все более опасные масштабы в XXI веке, – это ответная реакция той части мирового сообщества, которая оказалась не в состоянии преодолеть психологический шок глобализационных процессов. Этот шок ощущается как на общественном, так и на личностном уровнях. Стрессовые нагрузки, вызываемые усилением экономической и социально-политической нестабильности, разрушением привычного уклада жизни и ценностных ориентиров, способствуют распространению тяжелых психических заболеваний и недугов, связанных с ослаблением иммунной системы человека. За ХХ столетие доля психически нездоровых людей увеличилась в США семикратно, а в Европе в 5,5 раз т. к. глобальное общество – это общество неврозов, бессмысленности существования, человеческого одиночества. Приобретают небывалые масштабы и социальные болезни человечества. наркомания, преступность. Создаются глобальные сети преступного бизнеса, паразитирующего на человеческих слабостях и пороках.
Таким образом, для преодоления вышеуказанных проблем как на уровне мирового сообщества, так и на уровне отдельного государства требуется реализация комплекса экологических, экономических, социальных и медицинских мероприятий, в том числе используя, в качестве критерия оценки социально-экологического неблагополучия показатели репродуктивного здоровья женщин.
2 Коррупция как фактор разрушения адаптационных механизмов элементов социума
2.1 Историческая ретроспектива коррупции в мире
Коррупционная преступность известна человечеству с глубокой древности. Появление данного явления неизбежно связано с классовой организацией общества, образованием государства и права, следствием чего стало появление группы людей, выполняющих властные функции. «…Известно уже по опыту веков, что всякий человек, обладающий властью, склонен злоупотреблять ею, и он идет в этом направлении, пока не достигнет определенного предела» [Монтескье Шарль Луи. О духе законов. Избранные произведения. – М.: Иней, 1955. – С. 56]. Исторические корни коррупции, вероятно, восходят к обычаю делать подарки, чтобы добиться расположения. Дорогой подарок выделял человека среди других просителей и способствовал тому, чтобы его просьба была выполнена. Поэтому в первобытных обществах плата жрецу или вождю была нормой. По мере усложнения государственного аппарата и усиления власти центрального правительства, появились профессиональные чиновники, которые, по замыслу правителей, должны были довольствоваться только фиксированным жалованием. На практике чиновники стремились воспользоваться своим положением для тайного увеличения своих доходов. Хорошо известно крылатое выражение короля Македонии Филиппа II о том, что «не существует таких высоких крепостных стен, через которые бы невозможно было перебраться ослу, навьюченному золотом».
Первой реперной точкой в исторической ретроспективе коррупции принято считать правление шумерского царя города-государства Лагаша в древней Месопотамии Урукагина (правильнее Уруинимгина) (2318—2311 гг. до н. э.), в котором сохранилось упоминание как о борце с коррупцией. Этот правитель провел реформы с целью пресечения злоупотреблений царских чиновников, судей, уменьшения поборов и повинностей с храмового персонала, защиты храмовых владений от посягательств со стороны царской администрации, а также уменьшения и упорядочения оплат за обряды. Однако несмотря на показательные и часто жестокие наказания за коррупцию, борьба с ней не приводила к желаемым результатам. В лучшем случае удавалось предотвратить наиболее опасные преступления, однако на уровне мелкой растраты и взяток коррупция носила массовый характер. С аналогичными проблемами сталкивались и фараоны Древнего Египта, в котором сложился огромный бюрократический аппарат чиновников, позволявший себе творить беззаконие и произвол в отношении свободных крестьян, ремесленников и даже военной знати [201]. Следующая веха в истории коррупции относится к эпохе Античности и ее определяют прежде всего труды Аристотеля (384—322 гг. до н. э.), который, в частности, в трактате «Политика» писал: «Но самое главное при всяком государственном строе – это посредством законов и остального распорядка устроить дело так, чтобы должностным лицам невозможно было наживаться». [Аристотель (1997) Политика. Афинская политика. М.: Мысль]. Первый трактат с обсуждением коррупции – «Артха-шастра» – опубликовал под псевдонимом Каутилья один из министров Бхараты (Индии) в IV веке до н. э. В нём он сделал пессимистичный вывод, что «имущество царя не может быть, хотя бы в малости, не присвоено ведающими этим имуществом» [Артхашастра, или Наука политики (1959) М.—Л.: Издательство Академии наук СССР].
Первые антикоррупционные установления дают мировые религии. Вспомним: «Даров не принимай, ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых» (Исход 23:8). «Не присваивайте незаконно имущества друг друга и не подкупайте судей, чтобы намеренно присвоить часть собственности других людей» (Коран 2:188). Аналогичные мысли содержат и другие канонические религиозные тексты. Важный импульс к осмыслению коррупции дают труды Никколо Макиавелли. Коррупцию он сравнивал с болезнью, например, с чахоткой. Вначале её трудно распознать, но легче лечить. Если же она запущена, то её легко распознать, но излечить трудно [Макиавелли Н. Избранное. – М., 1989. – С. 78—79]. Н. Макиавелли (1469—1527) в знаменитом трактате «Государь», в частности, писал: «Если государь заметит, что министр заботится более о личном благе, нежели о благе своего повелителя, если во всех его действиях проглядывается стремление к своекорыстной пользе, то подобный министр никуда не годится, и государю вверяться ему – безрассудно» (Макиавелли 2011, с. 241), а его «История Флоренции» содержит фактологические свидетельства коррупции во власти Флоренции [Макиавелли 1987]. В стандартном историческом экскурсе отмечается и вклад в изучение коррупции эпохи Просвещения. Криминологическую сторону коррупции впервые отметил Т. Гоббс (1588—1679), который в своем труде «Левиафан» писал: «Люди, кичащиеся своим богатством, смело совершают преступления в надежде на то, что им удастся избежать наказания путем коррумпирования государственной юстиции или получить прощение за деньги или другие формы вознаграждения» [Гоббс Т. (1936) Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М.: Соцэкгиз]. Историческая ретроспектива коррупции представляется неполной без такой знаковой для ее истории фигуры, как «отец лжи» Ш. Талейран (1754—1838), «сплошь и рядом делавший вещи, которые по существу скрыть было невозможно уже в силу самой природы обстоятельств: взял с американских уполномоченных взятку сначала в два миллиона франков, а потом при продаже Луизианы, гораздо большую; почти ежедневно брал взятки с бесчисленных германских и негерманских мелких и крупных государей и державцев, с банкиров и кардиналов, с подрядчиков и президентов; потребовал и получил взятку с польских магнатов в 1807 г…» [Тарле Е. В. (1992) Талейран. М.: Высшая школа – С. 41.].
Если обратиться к истории коррупции в России, то, по мнению многочисленных исследователей этой темы, понимание природы коррупционных проявлений в нашей стране традиционно основывалось на их системной взаимосвязи, которая выражалась уже в факте подкупа-продажности, предполагавшем действия как минимум двух сторон. Но при этом, как признавалось давно на Руси, когда речь шла о служащих, системно затрагивались интересы государя и государства. Как отмечал В. В. Астанин:
– Более чем пятьсот лет тому назад учитывалась даже такая характерная особенность проявлений коррупции как латентность. Например, в Псковской судной грамоте тайный посул (обещание) представлялся как гарант оплаты незаконных действий судьи, как не материализованный, фантомный признак подкупа. Позднее, было обращено внимание на скрытый подкуп служащих «по задней лестнице, через жену, или дочь или сына не ставивших того себе во взятые посулы, будто про то и не ведают»
Озабоченность власти проблемой коррупции в то время можно объяснить и тем обстоятельством, что чиновники всех рангов находились на так называемом кормлении, когда за оказываемые услуги они вполне официально получали от лиц, которым они их оказывали, плату деньгами или «натурой» (каким-либо товаром) [Астанин В. В. Борьба с коррупцией в России XVI – XX веков: диалектика системного подхода. М., 2003]. И, как отмечает С. В. Бондаренко: «дело доходило до того, что появившиеся в XVII в. московские приказы приспособились к мздоимству и вымогательству гораздо лучше, чем к управлению страной. Дьяки и подьячии довели до совершенства приказную волокиту. Она была признана лучшим средством воздействия на недогадливых истцов и ответчиков». Приказная волокита превратилась в «волокиту московскую», за которой прослеживается ярко выраженная заинтересованность приказного люда избежать четкого и ясного, а потому опасного им законодательства. Приказная атмосфера, в конечном счете, сформировала один из самых важных бюрократических принципов, переходящий из столетия в столетие: чем запутанней, тем лучше [Бондаренко С. В. Коррумпированные общества. Ростов н/Д., 2002].
В исторической ретроспективе в России выделялись два основных вида коррупции – мздоимство и лихоимство. Российские источники упоминают мздоимство еще в XIII в. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 г. эти преступления определялись следующим образом. Мздоимство – если «чиновник или иное лицо, состоящее на службе государственной или общественной, по делу или действию, касающемуся до обязанностей его по службе, примет, хотя и без всякого в чем-либо нарушения сих обязанностей, подарок, состоящий в деньгах, вещах или в чем бы то ни было ином, или же получив оный и без изъявления предварительного на то согласия, не возвратит его немедленно и во всяком не позднее как через три дня». Лихоимство – если «кто, для учинения или допущения чего-либо противного обязанностям службы, примет в дар деньги, вещи или что иное, сколько бы, впрочем, сумма денег или цена вещей им полученных ни была малозначительна». При этом «высшей формой лихоимства почитается вымогательство» [Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Глава 6. О мздоимстве и лихоимстве (1845). Санкт-Петербург. Типография Второго Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии].
Первым российским правителем, который пытался законодательно ограничить коррупцию, считается великий князь московский Иван III Васильевич (1440—1505). Его первой попыткой законодательно ограничить коррупцию была Белозерская уставная грамота (1488), в которой впервые назван административный аппарат наместников – тиуны и доводчики, разграничены их полномочия, определен размер содержания («кормов»), декларирован открытый характер судопроизводства. Позднее в Судебнике Ивана Великого (1497) был установлен запрет на взятки – «посулы» и зафиксированы размеры полевых, дорожных и судебных пошлин [Судебники 1497 и 1550 годов // Библиотека Якова Кротова]. Корыстолюбие и злоупотребления фаворитов второго царя из династии Романовых – Алексея Михайловича Тишайшего (1629—1676), и прежде всего его воспитателя боярина Б. Морозова, который заведовал финансами и всеми государственными делами, стали причиной вспыхнувшего в Москве в 1648 г. бунта. В ходе этого бунта, получившего также название Соляного, некоторые чиновники, снискавшие особую ненависть горожан своими злоупотреблениями, но не сам боярин Морозов, были отданы на растерзание толпе. В контексте коррупционных проявлений русский историк В. Ключевский так характеризовал начало трехсотлетнего правления династии Романовых: «Престол новой династии надолго облегла атмосфера придворного фавора… правящая среда развила в управлении произвол и корыстолюбие в размерах, которым позавидовали бы худшие дьяки времен Грозного, кормившие царя одной половиной казенных доходов, а другую приберегавшие себе… Вспомогательным поощрением правительственных зло- употреблений служила и привилегированная их наказуемость…» [Ключевский В. О. (1993) Русская история. Полный курс лекций. В 3 кн. Кн. 2. М.: Мысль – C. 242—243]. Знаковой фигурой в истории российской коррупции был ближайший сподвижник и фаворит царя Петра I (1672—1725) князь А. Меншиков. Вот как описывает этого «специалиста» по злоупотреблениям при выполнении казенных подрядов Ключевский: «Данилыч любил деньги, и ему нужно было много денег… И он не стеснялся в средствах добывать деньги, как показывают известия о его многочисленных злоупотреблениях… „Зело прошу – писал ему Петр в 1711 г. по поводу его мелких хищений в Польше, – зело прошу, чтобы вы такими мелкими прибытками не потеряли своей славы и кредита“». Меншиков и старался исполнить просьбу царя, только уж слишком буквально: избегал «малых прибытков», предпочитая им большие. Через несколько лет следственная комиссия по делу о злоупотреблениях князя сделала на него начет более 1 млн руб. Петр сложил значительную часть этого начета [Ключевский В. О. (1990) Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М.: Правда – C. 203].
Картину коррупции в России XVIII—XIX вв. и постоянных, но фактически безуспешных попыток борьбы с нею русских государей представил российский историк и публицист П. Берлин: «Через всю нашу историю, лишь меняя форму, увеличивая и уменьшая размеры, тянется колоссальное взяточничество, которым пользуются как отмычкой к казенным сундукам». Причину безуспешности борьбы и неизбывности русского взяточничества Берлин видел в следующем: «В то время, как на протяжении XVIII и XIX веков правительство одной рукой энергично и бесплодно искореняло взяточничество, другой рукою оно столь же энергично, но уже вполне успешно насаждало условия, рождающие новое поколение лихоимцев». А всепроникающий и системный характер взяточничества и казнокрадства объяснял следующим: «Этим путем (щедрой раздачей богатств знати. – Ю. Н.) прочно закладываются психологические основы взяточничества и казнокрадства. Высшие слои приучались эксплуатировать привилегированное политическое положение с целью экономического обогащения. А за этим тонким слоем сановников лежал более широкий слой чиновников, которые, глядя, как обогащается знать, угодничая и прислуживая – в свою очередь наживались путем вымогательства и угроз по отношению к подчиненным» [Берлин П. А. (1910) Русское взяточничество как социально-историческое явление // Современный мир. №8].
Красноречивое свидетельство ситуации с коррупцией в Российской империи приводит С. Довлатов: «Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его: „Что, в двух словах, происходит на родине?“ Карамзину и двух слов не понадобилось. „Воруют“, – ответил Карамзин». [Довлатов С. (2010) Номенклатурные полуботинки // Довлатов С. Собр. соч. В 3 т. Т. 2. Чемодан. М.: КоЛибри – 62.]. Не менее яркой и образной характеристикой российской коррупции может служить и крылатое выражение М. Салтыкова-Щедрина: «Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать? Никакой и никогда!». [Общественный пирог (2003) // Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений / Автор-составитель В. Серов. М.: Издательство «Локид-Пресс»].
Историческую ретроспективу коррупции следует дополнить знаковым событием в новейшей истории – снятием табу с употребления в международных отношениях слова «коррупция» в середине 90-х гг. ХХ в. В период «холодной войны», начавшейся сразу же после окончания Второй мировой войны в 1946 г., при обсуждении вопросов международной помощи странам «третьего мира» считалось неприличным употреблять слово «коррупция», и вместо него использовался эвфемизм «слово на букву К. Именно с середины 90-х гг. ХХ в. коррупция и борьба с ней начали восприниматься как мировая, общая для всех государств проблема, вызывающая повышенный общественный интерес и требующая пристального внимания и всесторонних исследований. Рост коррупции повысил уровень общественного внимания к ней как к «социальной пандемии», поразившей большинство государств современного мира, вызвал заинтересованность и правительств, и граждан разных государств в ее подавлении и координацию совместных усилий, направленных на достижение этой цели. Не случайно австрийский писатель и публицист К. Краус сравнил коррупцию именно с первой древнейшей профессией: «Коррупция хуже проституции. Проституция ставит под угрозу нравственность одного человека, коррупция ставит под угрозу нравственность целой страны» [Ю. А. Нисневич, 2015].
2.2 Коррупция: основные понятия, виды и формы
В соответствии с общепринятым определением, понятие «коррупция», либо коррумпированное поведение – это нечестное отношение к исполнению должностных обязанностей любого лица, назначенного или уполномоченного исполнять эти обязанности. Такое определение понятия «коррупция» подразумевает, что коррумпированными могут быть не только государственные чиновники, но и все те, кто благодаря своему экономическому или политическому статусу могут влиять на вопросы, представляющие общественный интерес, либо же те, кто управляет финансовыми средствами или другими активами государства. Иными словами, коррупция – это социальное явление, заключающееся в разложении власти, когда государственные (муниципальные) служащие и иные лица, уполномоченные на выполнение государственных функций, используют свое служебное положение, статус и авторитет занимаемой должности в корыстных целях для личного обогащения или в групповых интересах. Основной формой проявления коррупции является взяточничество, однако кроме взяточничества существует множество других специфических форм (проявлений) коррупции: фаворитизм, непотизм (кумовство), кронизм (протекционизм), лоббизм и «блат» (связи). Составить исчерпывающий перечень видов коррупционной деятельности, по-видимому, невозможно. В России легально существовало когда-то «кормление», трудно отличаемое от мздоимства и лихоимства, и – что уж говорить – о такой распространенной в России, почти ритуальной форме взяточничества, как «борзые щенки». Возможно, кормление стало первым проявлением того, что с экономической точки зрения оценивается как двойное налогообложение.
Под фаворитизмом понимаем назначение услуг или предоставление ресурсов родственникам, знакомым, в соответствии с принадлежностью к определенной партии, роду, религии, секте и другим предпочтительным группировкам, что отрицательно влияет на качество государственной деятельности и способствует неэффективному и несправедливому распределению общественных ресурсов среди тех, кто имеет особые притязания к государственной должности. Непотизм – это система власти, построенная на родстве, а кронизм – система власти, опирающаяся на закадычных друзей. Непотизм имеет вполне русский синоним – кумовство (форма фаворитизма, когда руководитель предпочитает выдвигать на должности своих родственников и близких). С кумовством боролись и при советской власти. Так, в Примерном уставе сельскохозяйственной артели, принятом II Всесоюзным съездом колхозников-ударников и утвержденном СНК СССР и ЦК ВКП (б) 17 февраля 1935 г., указывалось, что работа распределяется бригадиром между членами артели, не допуская при распределении работы никакого кумовства, семейственности. Но даже в наше время кумовство не всеми и не всегда само по себе считается недостатком. Например, лидер Партии регионов Украины В. Янукович не считал назначение родственников на руководящие посты отрицательным явлением. Об этом он заявил на пресс-конференции, отвечая на вопрос журналистов о том, будет ли его партия бороться с «кумовством» во власти, примером чего стало назначение племянника Президента Украины В. Ющенко заместителем губернатора Харьковской области. В. Янукович в этой связи отметил: «Если „кумовья“ являются непрофессионалами, если их работа отрицательно сказывается на состоянии региона, то мы боролись и будем бороться против таких назначений. Но если родственники – профессионалы и знают свое дело, то что здесь страшного? Дай Бог, чтобы было больше родственников, работающих на благо Украины». Кстати, по списку Партии регионов в парламент Украины прошел старший сын В. Януковича (тоже Виктор). Чем закончилось правление Виктора Януковича в качестве президента Украины, опиравшихся на данные принципы, хорошо известно после известных событий.
Что касается научной литературы, то выделяют следующие модели развития коррупции, которые описывают превращение коррупции в системное явление, т. е. в неотъемлемую часть политического устройства и всей общественной жизни:
1. Азиатская модель: коррупция – привычное и общественно-приемлемое культурное и экономическое явление, связанное с функционированием государства.
2. Африканская модель: власть продается «на корню» группе основных экономических кланов, договорившихся между собой, и политическими средствами обеспечивает надежность их существования. Данная модель коррупции возможна при следующих условиях:
– политическая власть в стране остается неконсолидированной;
– финансово-бюрократические группы под давлением инстинкта самосохранения прекращают противостояние и договариваются;
– формируется олигархический консенсус между консолидированными финансово-бюрократическими группами и частью политической элиты.
3. Латиноамериканская модель: попустительство коррупции дает возможность теневым и криминализированным секторам экономики достигнуть могущества, соизмеримого с государственным. Власть оказывается втянутой в жесткое прямое противостояние с мафией, образующей государство в государстве [108].
Что касается борьбы с коррупцией, то, доктор юридических наук, профессор М. П. Клейменов в работе «Модели борьбы с коррупцией» (2010) выделяет несколько таких концептуальных моделей:
1. Тоталитарная модель борьбы с коррупцией. Эта модель предполагает всеобъемлющий контроль со стороны государства за поведением должностных лиц и жесткое реагирование на любые отклонения от принятых норм (писаных и неписаных), которые они допустили. Наиболее последовательно эта модель реализовывалась в эпоху сталинизма. Пороком такого подхода борьбы с коррупцией является нарушение прав человека (что понятно, так как тоталитаризм принципиально несовместим с их соблюдением). Однако у данной модели есть и достоинство: она обеспечивает тесную корреляцию между уровнем властных полномочий должностного лица и степенью ответственности. Риск быть привлеченным к уголовной ответственности и понести наказание возрастает для лиц, которые находятся ближе к вершине власти – чем ближе к вершине, тем больше риск. Иными словами, соблюдается принцип реализации ответственности: «сверху вниз», который является идеальным средством оптимизации любой социальной системы.
2. Авторитарная модель борьбы с коррупцией. Ее принципиальная особенность – реализация ответственности выборочно, в соответствии с установками «руководящего лица». Долгое время такими лицами являлись представители партийной элиты. Данная модель была типичной во времена правления Хрущева – Брежнева. Следует упомянуть еще две особенности, присущие авторитарной модели: а) выход должностного лица на определенный уровень властных полномочий фактически означает для него правовой иммунитет и б) деньги в этой модели играют второстепенную роль или не играют никакой. Рассматриваемая модель борьбы с коррупцией мотивирует стремление попасть во властные структуры из соображений собственной безопасности и безнаказанности; поэтому в ней заложены процессы деградации власти и ее последовательного коррумпирования.
3. Олигархическая модель борьбы с коррупцией. Здесь реализация ответственности осуществляется в соответствии с клановым подходом – по принципу «свой – чужой» («наш – не наш»). Поскольку власть осуществляется «командами», то «своих» защищают от ответственности всеми возможными способами, зато в отношении «чужих» собирают компрометирующий материал и пытаются дать ему законный ход. Такая модель типична для борьбы с коррупцией в России в настоящее время. Борьба с коррупцией приобретает инструментальный характер и рассматривается как орудие в межклановых схватках за власть. Отсутствие контроля порождает широкомасштабную коррупцию в нижестоящих структурах власти.
4. Либеральная модель борьбы с коррупцией означает полную безответственность, безнаказанность и вседозволенность. Такая обстановка складывается в периоды революционных потрясений, когда новая власть еще не овладела функциями управления либо сознательно инициирует разрушительные процессы. Исторические периоды существования данной модели: Россия во время правления Временного правительства, начала активного осуществления происходящих реформ. Здесь выделены реальные модели борьбы с коррупцией, которые динамичны и тяготеют к превращению из одного типа в другой: высока вероятность модификации либеральной модели в авторитарную, авторитарной в олигархическую, олигархической в тоталитарную. Все эти модели неустойчивы (по причине нестабильности государства и общества), поэтому целесообразно обозначить основные черты идеальной модели с тем, чтобы иметь в виду образ того, как в цивилизованном обществе должна осуществляться стратегия борьбы с коррупцией [37].
