Егор Акулов "В дебрях одиночества"

Ты – царство, я – обычный городок.
Мне не видать имперского фавора,
А ты другим рисуешь свой видок.

Как жаль, что жизнь отверженностью губит,
Разрушив недосозданный уют.
Таких как я ни капельки не любят,
Таких как ты бесчувственно еб*т.

Лиловый румянец

Лиловый румянец на бархате кожи,

За окнами пасмурно, властвует дождь,

Любое касание к космосу может

Доставить сквозь нежность и легкую дрожь.

Немного раздумий в холодную осень,

А впрочем и думать не надо совсем.

Есть что-то, что в сердце мы носим и носим,

Оно вырывается, правда, не всем.

Сегодня под звуки небесного ливня

Звучит наслаждение томных телес

Слегка грубовато, возможно, наивно,

Но в нас будто Бог возродился, воскрес.

Ветра завывают с неистовой силой.

Даю разрешение: можно гудеть

На этой квартире, уютной и милой.

От холода можем друг друга согреть.

Мы в эту сентябрьскую чахлую осень

На теплой кровати вернули июль

В квартире немалой на Энгельса восемь,

Без всяких, замечу, «чудесных» пилюль.

После выпускного

А помнишь после выпускного
Рассвет с чарующей тоской,
Который теплел много, много,
Лучом касаясь, как рукой.

А мы смотрели, понимая,
Что так не будет никогда,
Что нет мечтам конца и края,
Нет ничего и навсегда.

Мой ангел, я в тебя поверил,
Коль танцевали нежный вальс,
И до секунд я жизнь измерил,
По счастью думая о нас.

А небо было чистым, чистым
Без облаков и без седин,
Мы грелись сладким и игристым,
Как в сентябре костром рябин.

Я тебя целовал

Ах как я судьбу полюбил,
Ах как я тебя целовал,
Но дождик без устали лил,
И он ничего не скрывал.

Шумел беспокойно, шумел.
По крыше стучал и стучал.
Я ливнем уже отревел,
Теперь возникаю: «Скучал».

А ты притаилась в тиши,
В глубинах прошедших минут.
Прошу, уходить не спеши,
Ведь ангелы сердцем не лгут.

Лирический герой

Вот ножки, ручки, голова —
Мой персонаж почти готов.
Я назову его сперва
Ну, скажем, Петя Иванов.
Такой и эдакий прохвост,
Меланхоличный он поэт,
С обычным телом, средний рост,
Чей друг хваленый Интернет.
Положим, я дорисовал
Его детально, не соврав.
Затем пустил на карнавал,
Он честен был и не слащав.
И вот ходил, и все ходил,
В мечтах любовных утопал,
И оттого безбожно пил
И что-то в рифму все шептал.
Вокруг не те, ответы «нет».
Все ближе, ближе черный лист,
Хотя ему ну двадцать лет,
Он в эти годы реалист.
А дорисую-ка я дождь,
Ведь мало ливневых картин.
Меня бросает снова в дрожь,
Что я героя обделил.
Но что поделать, если так.
И как помочь, мой персонаж?
Умрешь – так скажут что дурак.
Еще б назад тебе пейзаж
Какой-нибудь, где сверху синь
А снизу пусто, только смерть
Без всяких там богов, богинь,
Лишь чернозем и дуба твердь.
Прости, лирический герой,
Я виноват, но так хочу
Забыть и разорвать долой
Рисунок. В рифму прошепчу,
Как ты обычно, как поэт,
Как меланхолик, но мертвец,
Стерев печальный силуэт,
Отправив в пустошь наконец.

Таинственное имя

    А.Г.

Таинственное имя с буквы «А»,
Которому я посвящал поэмы,
Рассеялось, как дымка, навсегда,
Не доказав любовной теоремы.

Трепещущее гнездится в душе,
Нет больше сил тому сопротивляться.
Я чувства заключил в карандаше,
Им на листе придется извиваться.

Опять незримо в будущее зрел
И обожал лирическую слабость.
Не сочинял, не спал, не пил, не ел,
Затем пришла незваная усталость.

Какой масштабный был апофеоз
Прекраснейший, излюбленный до боли.
Теперь в душе осенний коматоз,
Где имя с «А» не в главной роли.

Без тебя

    А.Г.

Жизнь, безлюдство, унынье, тоска.
Помнишь улицу N-ую нашу?
Ты осталась вот здесь, у виска.
Эту осень я сам разукрашу.

Многоцветные древа аллей,
Кареглазые в парке каштаны